— Встречала пару раз. Ты сказал…
— Он считал, что мне необходим психотерапевт. Но я решил, что мне нужен не врач, а философ. Человек, который знает, как устроен мир.
— Интересная мысль, — заметила она. — Проблема не в тебе, а в самой жизни.
— Господи, звучит так, будто я настоящий эгоист.
— Карр показался мне хорошим человеком, — сказал Лукас.
— Он такой и есть. Очень порядочный человек, — подтвердила Уэзер.
— И религиозный.
— Да. Хочешь пирога? У них есть с лаймом.
— Только кофе. Я и так раздулся, как шар.
Махнув официантке, Уэзер попросила принести два кофе и снова повернулась к Лукасу.
— Ты католик?
— В последнее время все задают мне этот вопрос. Да, католик, только не слишком рьяный, — ответил он.
— Значит, ты не будешь ходить на собрания по вторникам?
— Нет.
— Но сегодня ты туда собираешься, чтобы поговорить с Филом, — сказала она с утвердительной интонацией.
— На самом деле я не…
— Об этом говорит весь город, — перебила его Уэзер. — Он главный подозреваемый.
— Ничего подобного, — немного резко возразил Лукас.
— А я слышала совсем другое, — заметила она. — Точнее, все так говорят.
— Господи, это совсем не так, — покачал головой Лукас.
— Ну, если ты утверждаешь… — начала она.
— Ты мне не веришь.
— А с какой стати я должна тебе верить? Ты собираешься сегодня снова его допрашивать, после того как у Шелли закончится вторничная служба.
Принесли кофе, и Лукас подождал, пока официантка не отошла, прежде чем ответить.
— В городе есть что-нибудь, о чем бы не знали его жители?
— Почти нет, — сказала Уэзер. — В офисе шерифа работают шестьдесят человек, а население городка зимой составляет всего около четырех тысяч. Сам подумай. И тебе не приходил в голову вопрос, почему Шелли пойдет на службу, вместо того чтобы допрашивать Фила?
— Я даже боюсь спрашивать, — признался Лукас.
— Потому что он хочет увидеться с Джинни Перкинс. Они встречаются в мотелях Хейуорда и Парк-Фоллза.
— И в городе это известно?
— Пока нет, но скоро все узнают.
— Карр женат.
— Верно. Но его жена сумасшедшая.
— Хм.
— У нее серьезное психическое расстройство. Она помешана на домашнем хозяйстве и ничего другого не делает.
Лукас чуть было не рассмеялся.
— То есть как?
— Это правда, — серьезно ответила доктор. — И это совсем не смешно, болван. Она моет полы, стены, жалюзи, туалеты, раковины, трубы, посудомоечную машину, сушилку и печку. А потом снова и снова стирает одежду. Однажды она так долго мыла руки, что у нее начала облезать кожа и нам пришлось лечить ее.
— Боже праведный! — Лукас по-прежнему с трудом сдерживал улыбку.
— И никто ничего не может сделать, — продолжала Уэзер. — Она принимает лекарства, но они не помогают. Подруга рассказала мне, что она отказывается от секса с Шелли, потому что это грязное занятие. Понимаешь, не в психологическом смысле, а в самом прямом. Физически грязное.
— И Карр решает эту проблему с женщиной из своей компании пятидесятников.
— «Решает эту проблему». Как романтично! И очень по-британски.
— Ты ведешь себя совсем не как врач, — заметил Лукас.
— Это потому, что я сплетничаю и флиртую с тобой?
— Ммм…
— Нужно прожить здесь какое-то время, чтобы понять, — сказала Уэзер, и в ее голосе прозвучал намек на напряжение. Она окинула взглядом зал и людей, которые разговаривали в свете красных церковных свечей. — Тут нечего делать, только работать. Совсем нечего.
— В таком случае зачем здесь оставаться?
— Я вынуждена, — ответила она. — Мой отец приехал сюда из Финляндии и всю жизнь проработал в лесах. Рубил деревья и плавал на озерах. Мы жили бедно. Но у меня в школе были высшие баллы по всем предметам.
— Ты училась в средней школе Гранта?
— Да. Я пыталась накопить денег, чтобы поехать в колледж, но это было не просто. И тогда учителя собрались и внесли часть суммы, а какой-то старик из комиссии, которого я знать не знаю, позвонил в Мэдисон, потянул за веревочки, и я получила полную стипендию. Мне переводили деньги все то время, что я училась в медицинском колледже. Я их вернула. Даже организовала небольшой стипендиальный фонд в средней школе, пока работала в Миннеаполисе, но это совсем не то, чего все хотели.
— Они хотели, чтобы ты жила здесь, — сказал Лукас.
— Да. — Она кивнула, взяла пустой бокал и принялась вертеть его в руках. — Здесь только древесина и туризм, сельское хозяйство в зачаточном состоянии. Дороги паршивые, и многие люди пьют. Несчастные случаи на лесопилках представляют собой жуткое зрелище. Видел бы ты человека, угодившего под бревно, когда оно катится на обработку! А еще есть тракторы и гребные винты лодок. Тут жил один старый доктор, который мог оказать первую медицинскую помощь, перед тем как отправить пострадавшего в Дулут или в Города-близнецы. Пока он здесь работал, я не чувствовала, что должна вернуться.
— А потом он ушел на пенсию, — предположил Лукас.
— Отбросил копыта, — сказала Уэзер. — Сердечный приступ. Ему было шестьдесят три. Каждое утро он съедал шесть блинов с маслом и беконом, пил кофе со сливками, чизбургеры на ланч, стейк на обед, выпивал пинту «Джонни Уокера» по вечерам и дымил как паровоз. Удивительно, что он так долго протянул.
— И они никого не смогли найти взамен?
Она рассмеялась, но не слишком весело, и посмотрела в окно на снег.
— Ты шутишь? Выгляни на улицу. Сейчас тридцать два градуса ниже нуля, и температура продолжает падать. А кинотеатр закрыт на зиму.
— И как же ты развлекаешься?
— Это слишком личный вопрос, — ответила она с улыбкой и потянулась через стол, чтобы прикоснуться к тыльной стороне его ладони. — Для данной стадии наших отношений.
— Что?
Глава 08
После обеда Лукас чувствовал себя немного заинтригованным, но вполне довольным. Они с некоторым смущением попрощались на парковке. Он не хотел уезжать, и они разговаривали, стоя на снегу. Ледяной ветер холодил щеки Лукаса, точно лосьон после бритья. Наконец они отошли друг от друга, и Уэзер села в свой джип.
— Еще увидимся.
— Конечно, — ответил Лукас.
Посмотрев вслед ее машине, он натянул шапку и проехал шесть кварталов до церкви. Шериф и две женщины ждали его в вестибюле. Они оживленно болтали о чем-то, время от времени качая головами. Одна незнакомка была такой же высокой, как Лукас, со светлыми волосами, в красной вязаной шапочке с вышитыми снежинками и оленем. Куртку украшал значок «Освободите животных». Другая женщина была невысокой и темноволосой, с седыми прядями в волосах и морщинами в уголках глаз. Когда Лукас подошел к ним, Карр представил темноволосую женщину как Джинни.
— Это Лукас Дэвенпорт…
— Лейтенант Дэвенпорт, — поправила шерифа Джинни. У нее оказались мягкие теплые ладони и сильное рукопожатие. — А это наш друг Мэри.
Мэри улыбнулась, и Лукас отошел на пару шагов назад со словами:
— Нам пора.
— Да, конечно, — неохотно проговорил Карр. — Дамы, нам нужно работать.
Они ушли вместе, и Лукас спросил у шерифа:
— Ты поговорил с Бергеном?
— Я сам — нет, с ним связалась Хелен Аррис. Мне пришлось поехать к дому Лакортов. Они там разбирают все по кирпичику.
— Есть ордер для Харпера?
— Получил. — Карр похлопал себя по груди и зевнул. — Длинный выдался денек.
— Что нам разрешено делать в доме?
— Мы имеем право войти в комнату его сына и остальные помещения в доме, исключая кабинет и спальню Харпера, если она является отдельной от комнаты Джима. Можем осматривать все вещи, которые, по нашим представлениям или по словам Харпера, принадлежали мальчику.
— Я бы хотел хорошенько там полазать.
— Я тоже, но судья даже слышать об этом не пожелал, — сказал шериф. — Он вообще собирался дать нам разрешение только на осмотр комнаты Джима Харпера, но я уговорил его включить сюда и его личные вещи — мы можем заглядывать в шкафы, кладовки и тому подобное в основных помещениях. Разумеется, если мы увидим что-нибудь противозаконное…
— Ясно. Кстати, Джин Климпт…
— …напросился поехать с нами, что меня вполне устраивает. Джин крепкий парень. Кроме того, мы возьмем с собой Лейси — он сказал, что не хочет пропустить веселье.
Они обошли церковь и направились по аккуратно расчищенной дорожке к дому священника.
— Насколько часто Берген попадал в автомобильные аварии?
Карр посмотрел на него, нахмурился и спросил:
— А что?
— Я слышал, ты помогал ему выпутаться из пары ситуаций, когда он получил штраф за вождение в нетрезвом виде, — ответил Лукас. — Интересно, въехал ли он во что-нибудь.
— Кто тебе сказал?
