— Неважно, — бормотал он. Может быть, деревья слушали его, может быть, и нет. — Был я в болотах, сам не понимаю, как оказался здесь, у вас. Но я не лягу среди вас, если не желаете.
И он ковылял дальше, слабея, все более усталый, каждый шаг отнимал столетия жизни.
Оленья тропа уводила его из злопамятных лесов. Вот он уже в торфяных болотах, в топях, среди тихих глубоких прудов, ближе к побережью. Эта земля не отвергнет дракона, гиганта, тролля, не отвергнет умирающего Гренделя. Он сидел возле замерзшего озерца и следил за ростом лужиц своей крови на льду. С неба падал снег, жирные ленивые снежинки медленно кружили в воздухе. Грендель открыл пересохший рот и ловил снежинки языком. Здесь над поверхностью тоже плыл туман, но более легкий, прозрачный, чем в пустошах. Этому туману не спрятать его призрака. Но Гренделю ничего не стоило проломить непрочный ледок и опуститься на дно, в мягкие подводные сады, населенные серой рыбешкой. Залечь в удобную слизь, забыть жизнь и забыть боль, а со временем забыть и самого себя.
— Пчелиному Волку не найти меня здесь, — засмеялся Грендель; смех его перешел в кашель, дыхание слилось с туманом. — Пусть попробует, мать. Пусть утонет в камышах и ляжет рядом со мной. Я буду глодать его кости в мертвой дреме.
— Нет, — ответила невидимая мать. — Нет, нельзя, возвращайся домой. Возвращайся ко мне.
Грендель сидел подле замерзшего пруда, следил за неясными узорами, которые рисовала на снегу его остывающая кровь. Эти контуры могли бы нарисовать счастливую картину. Он убил Беовульфа и поселился в нелепом зале мягкотелых, его больше не мучают их вопли под арфы, флейты, барабаны. Он попытался начертить когтем острые зубы и сломанный щит, но снег почти сразу скрыл рисунок.
«Он и меня укроет, — подумал Грендель. — Посижу вот еще чуть-чуть...»
— Домой, домой, — звала мать. Голос ее сливался со свистом ветра. — Домой, Грендель.
И Грендель вспомнил пещеру, пруд матери с белыми угрями. Он осознал, что все время пытался найти дорогу к дому. Но сначала его сбивала с пути боль, потом туман, после этого — мстительные деревья. Отвлекала собственная кровь, покинувшая тело. Грендель встал, принюхался, пытаясь определить направление, найти тайную тропу. Куда стремиться, какого направления избегать, где мелкие местечки с камнями, по которым можно перебраться, а где глубины с застоявшейся водой...
Нет, он не умрет в этих болотах. Здесь его найдут вороны, рыбы, здесь его найдет Пчелиный Волк. В нем уже появилось что-то от призрака. Он вздохнул, стиснул зубы, чтобы подавить боль, пошел через болото.
— Останься, — шептал туман. — Вернись!
Он не слушал.
— Мы передумали, приходи, мы примем тебя, — шумели старые дубы, но Грендель не обращал на них внимания.
— Мы с тобой одной крови! — кричали издалека болотистые пустоши. Но Грендель знал, что не там его дорога, даже если деревья не передумают еще раз.
И вот он уже оказался на другой стороне, лишь два раза сбившись с пути в камышах и среди гниющей древесины. Вот под ногами твердая почва, россыпи валунов. Вот пошли скалы и, наконец, вход в его пещеру. Не очень холодно здесь, в тени, в затишье. И снегопад прекратился. Последний шаг потребовал всех оставшихся сил. Он рухнул на берегу материнского озерца, роняя в воду капли крови. Мать ждала его, приняла в свои сильные руки, прогнала голодных угрей и крабов.
— Не плачь, — утешила она, поцеловала его воспаленный лоб холодными губами.
— Он сделал мне больно, матер, — всхлипнул Грендель. — Мама, как же так?
— Почему ты меня не послушался? Я предупреждала тебя. Бедный мой сын. Не нужно было тебе...
Грендель открыл глаза, осознав при этом, что они были закрыты, скользнул взглядом по путанице сталактитов и сталагмитов.
— Он убил меня, матер.
— Кто убил тебя, Грендель, сын мой, кто? Кто это сделал?
«Это зубы Мирового Змея, — подумал Грендель, смаргивая слезы и глядя широко раскрытыми глазами на висящие над головой сталактиты. — Я в пасти Змея Мидгарда, Ёрмунганда, сына Локи. Он проглотит меня. Мне конец. Конец навеки».
— Кто забрал твою руку, сын?
— Пчелиный Волк, — простонал Грендель и снова закрыл глаза. — Он оторвал мою руку... Так больно...
— Пчелиный Волк?
— Это загадка, мать. Кто такой Пчелиный Волк?
— Не время для загадок, сын мой, — сказала она и погладила лицо его длинными перепончатыми пальцами с золотыми ногтями.
— Холодно мне, — прошептал Грендель.
— Вижу.
— Он всего лишь человек... Но сильный, очень сильный. Он сделал мне больно, мама.
— Он заплатит за это, сын мой. Кто этот человек?
— Он сказал мне, что имя его — загадка. Он сказал, что он потрошитель, и сокрушитель, и разрыватель, и рассекатель. Что он зубы тьмы и когти мрака. Что он Беовульф.
— Беовульф, — повторила она. — Пчелиный Волк.
— Он очень сильный, — опять сказал Грендель, гадая, насколько холодно в брюхе змея на дне океана. — Очень холодно.
— Знаю. Ты устал, сынок. Ты очень устал. Усни. — И она закрыла его глаза, из которых ускользнула последняя искра жизни. — Я здесь. Я не оставлю тебя.
Глаза его опустели, как глаза любого существа, которое оставила жизнь, и мать понесла его вниз, в глубины своего водоема, в глубины горы. Угри пробовали его кровь, но приближаться остерегались. Она несла Гренделя по спиральному тоннелю, ведущему к морю, обросшему ракушками и мясистыми анемонами, синими морскими звездами, клубками слепых червей. Все дальше вниз, в бессветные глубины, где родился ее сын, где не знают ни колесницы Соль, ни белого зрака луны. И на губах ее было имя убийцы. Беовульф— как не дающий покоя шрам.
11 Трофей и приз
В безопасном отдалении, из своей спальни, король и королева вслушивались в звуки битвы. Гауты против Гренделя. Крики гнева и боли, треск раскалываемого дерева и грохочущих железных цепей, заполненные беззвучием паузы, вопли людей и рычание демона. Король и королева молчали, о сне они не думали, слушали, дожидаясь последнего, решающего звука. И вот они услышали из Хеорота торжествующий победный вопль. Усталые мужские голоса. Король Хродгар уселся на кровати, боясь верить ушам, опасаясь, что слышит это во сне.
— Мне не почудилось? — спросил он у жены. — Победа?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
