«Сейчас», металось у Жюльена в голове, «Сейчас!» Он был молод, привык оказываться сильнее, привык к превосходству, и хотел как всегда: поднапрячь богатырскую удаль, рвануться, лихо высвободить боевую руку, перехватить базуку и вдарить сволочи прямо в ненавистный жёлтый глаз.
«Сейчас, сейчас, я вывернусь, я вот эдак…»
Поле слабо застонало и лопнуло, бледный клинок протянулся и прошил грудь неверяще закричавшего Жюльена; в сердце попала заноза, оно неловко дёрнулось, в глазах померкло. Из здоровяка высвистел воздух, как из лопнутого шара, он обмяк и сполз на пол.
Трайбер врезал ему по кровоточащей груди, и не глядя, наощупь налепил реанима-пак – он уже развернулся к Ти-Бону.
Негр отыскал одну из отсечённых рук, держал её в зубах и пытался прикрепить обратно, собрать прерванные цепи нодов и срастить волокна фибро-мышц, чтобы хотя бы одна конечность была способна к стрельбе. Фибры перекрыли обрубленные артерии, кровопотеря оставалась небольшой, и в голове почти не шумело от шока. Оказавшись в заведомо-проигрышной ситуации, Ти-Бон не позволил боли, чувствам, страху и панике взять верх; он не совершил ни одного просчёта, не потратил зря ни биения сердца, только самые эффективные действия – и вот рука клацнула, соединяясь временным креплением, слабым для рукопашного боя, но достаточным для разряда. Ти-Бон вскинул ладонь, целясь накатывающему чудовищу в лицо.
Он всё рассчитал до мгновения, даже неловко пятился, преодолевая боль, пока приращивал руку, чтобы на несколько шагов увеличить расстояние между собой и чудовищем, дать себе лишнюю долю секунды на выстрел, пока тот рвётся к нему. Он одолел все препятствия, рука взлетела, прицел в зрачке наливался зелёным, доля секунды до разряда – но Трайбер швырнул фазовый меч и тот, бледнея на лету, смазанно прошёл по взлетающей руке, распахав её вдоль. Боль ослепила Ти-Бона, плеть-месиво безвольно упала и повисла. Он отдал все силы на единственный шанс…
Бронированная лапа взяла за горло, сдавила с какой-то странной осторожностью, стараясь не порвать шею когтями, не исковеркать трахеи и не сломать позвоночник. Ти-Бон не сопротивлялся, опытный боец понимает, когда шансов нет. Отняв у него дыхание, чудовищный ящерн баюкал Ти-Бона, засыпай, засыпай. Милосердная тьма сомкнулась быстро.
Тальята метнулась наперерез пришельцам, заходя сбоку, чтобы, как псы навалятся, бить по упавшим, наверняка. Краем глаза увидела, как сверху на Жу с Тибом сверзился громадный ящерн в отвальной броне; вот на кого рассчитывали эти двое! Но ей быстро стало не до другой половины зала.
Человек в мятом свитере вывернулся из-под падающих пластиковых коробок, а девушка загородила друга и приняла псов на себя. Её волосы из серых стали красными и даже воинственно-распушились.
Первый зверь прыгнул, девчонка выхватила из своей маленькой сумочки штуку, похожую на мягкий флакон с раструбом, в таких флаконах дарили старинные духи. Но она нажала на него, и оттуда ничего не брызнуло, а разгорелось странное, пронизывающее сияние. Псы были слепые и почти никак не реагировали на свет или темноту, но сейчас нервно сдали назад, мотая хвостами. Оскалились и зарычали, клацая клыками и пытаясь поднырнуть под руку девки, чтобы атаковать её, избегая странного света. Словно в руках туристки было что-то опасное. А девчонка медленно стала менять тона, и новое сплетение цвета вызвало у собак ступор, они переступали с лапы на лапу и шумно дышали, капая слюной. Увидели вкусное, что ли?
Тем временем человек у девчонки за спиной поспешил к упавшему Кукумбе. Быстро ориентируется, гад, ну ясно, хочет обездвижить контуженного и допросить насчёт их бухгалтера, вот его ждёт сюрприз! Мгновение Тальята колебалась, помочь псам добить девчонку или броситься вдогонку за главным?
Она разбежалась и скакнула, пролетев у псов и девчонки над головой, резанула клинком вниз, в мелькнувшую ярко-красную голову, тьфу, промазала. Приземлилась почти на туриста, тот едва успел отскочить, он был не такой уж и быстрый.
– Замри! – шикнула гхула. Шагнула к чужаку и страшно на него уставившись, вытянулась снизу-вверх и упёрлась чёрным остриём пришельцу в горло. Он остановился, внимательно разглядывая её.
Тальята не хотела резать туриста – она ужасно не любила кровь, внутренности, неприятные жижи, резкие запахи и мучительные агонии, вот это всё, что обычно аккуратненько прячется внутри; она предпочитала выставить себя напоказ, чтобы всех запугать, но не пришлось никого резать.
Ведь Тальята была низенькая, и кровь, в случае чего, летела ей в лицо! Высокому убивать гораздо чище, несправедливо, ну? А Жу не давал ей бластеры, он лыбился и издевался, говорил: «Тали ещё не доросла»; до его ксеркса, значит, доросла, даже сзади, даже при остальных, а до бластеров нет? Дурак самодовольный, из-за него мне приходится…
В этот момент Жюльен на другом конце зала обессиленно закричал – и когда Тальята впервые в жизни услышала его таким, её обдало холодной волной. Она сжимала рукояти ножей, чувствуя, как потеют ладони, готовая в любой момент врубить импульс и снести чужаку голову. Но он вообще не боялся и смотрел на неё с интересом и ожиданием, ох, дорогие пульсары, что за кваркнутый дурачок!
Тальята хотела сказать что-то подходящее моменту, но в горле пересохло; у неё за спиной завизжали псы, скуляще, пронзительно, этот звук был ещё страшнее крика Жу, потому что грибные собаки никогда ничего не боялись… до сих пор. Скуление разом смолкло, и наступила тишина, только ветер уносился в дыру на крыше и трепал всё вокруг, но от этого стало ещё жутче.
– Не бойся, – сказал человек в мятом свитере.
Она уставилась на него и увидела внимательные странные глаза: один тёмно-карий, а второй чёрный, с мерцающей любопытной звёздочкой голубого цвета. Какая-то аугментация, а почему сканы её не показали?
– Я тебя порежу, только шевельнись, – сдавлено заявила Тальята.
– Сколько тебе лет?
– Шест… Двадцать, и чего? – она возмущённо надавила на клинок, кольнула его, чтобы знал, что с ней нельзя несерьёзно.
– С днём рождения, – улыбнулся чокнутый турист, мягко отстранился от ножа и пошёл к Кукумбе, распростёртому на полу. Вообще охерел, тупица!
– У меня день рождения в агее, через две грани!.. – начала восклицать Тальята, пытаясь угрожающе трясти ножом, поспевая за ним следом, но вдруг поняла, что чужак имеет в виду. Он имел в виду, с днём второго рождения. Значит, её не будут убивать. Выходит, чужаки уже победили, и драться…
Красноволосая девчонка подкралась так неслышно и незаметно, что её удар и захват вывели гхулу из равновесия. Один нож вылетел и покатился по полу, громадный ящерн поддел его кончиком хвоста, подбросил и поймал, медленно двигаясь в их сторону. Запястье со вторым ножом чудачка сжала и заломила, Тальята попыталась выкрутить её обратно, как учил Тиб, но красно… Нет, её волосы у неё стали уже зелёно-бирюзового цвета, а сосредоточенное лицо смягчилось. Этот цвет ей тоже отлично шёл, Тальята глянула на девчонку с ненавистью. Чужачка была сильнее, красивее и старше, а ещё свободнее. А уж её команда была явно круче, ну, кроме блаженного в свитере…
– Сдаюсь, – буркнула гхула. – С днём рожденья меня, ясно?
Когда гибкие нейтрализующие браслеты сцепили ей руки и ноги, Тальята заметила, что Кукумбу никто не добил, его тоже сковали. У тяжело раненого Жу слабо поднималась и опускалась грудь под реанимационным пакетом. Тибу отсекли руки, жутенько, но оставили в живых, только вырубили и теперь тоже нейтрализовали, прислонив к стене. Добрые туристы. Или им правда сильно нужна встреча с крышей. Так она скоро будет, не беспокойтесь, внутренне усмехнулась Тальята.
Она знала, что система безопасности уже приняла меры, ИИ у них скромный и молчаливый, не высовывается, но дело знает. Он передал всё, что тут случилось, остальной банде, сейчас они затаились на складе и мозгуют, как лучше напасть на чужаков из засады. А ещё ИИ дотянулся до крышанов и вызвал серьёзных ребят, с которыми даже Жу не связывался. Они прилетят. Ей надо только спокойно посидеть, сделать вид, что она дурочка, дождаться, пока начнётся настоящая заваруха. А там будет видно.
