Несколько минут молодые люди спорили: Анри де Луберсак настаивал, Вильгельмина колебалась. Наконец, офицер добился своего. Предложив мадемуазель Берте ждать их на тихой улице Рашель, лейтенант де Луберсак и Вильгельмина вошли в большой некрополь.
…Едва они исчезли за оградой кладбища, как Бобинетта, направившаяся к бульвару Клиши, вздрогнула. Перед ней стоял Вагалам.
Следовал ли он тоже за ними? Возможно. Да, Жюв шел за ними, продолжая свое расследование. Он решил выяснить, какие отношения связывали Бобинетту с Фантомасом, которого молодая женщина, возможно, знала только в облике Вагалама. Успех его маскарада быстро подтвердился: Бобинетта подошла к нему безо всякого беспокойства и недоверия и выпалила:
— Вот и вы! Вы! Долго же, — заметила она с лукавой усмешкой, — я не имела удовольствия вас видеть, дорогой господин Вагалам!
Полицейский, не отвечая, покачал головой, так как не слишком хорошо представлял себе продолжение разговора. По правде говоря, он предпочел бы увидеть Бобинетту в другом месте и в другой момент. Он предпочел бы сейчас узнать, что делают на кладбище Вильгельмина и Анри де Луберсак, но на его пути встретилась Бобинетта. Жюв привык принимать вещи такими, какие они есть; случилась встреча с Бобинеттой — он это принял.
Кроме того, молодая женщина сразу же заинтриговала его.
— Надо полагать, — заметила она, — что после вашего последнего преступления вы опасаетесь показываться на улицах?
Всегда сдержанный Жюв подавил изумление и удовлетворение, доставленное ему этими словами.
— Мое последнее преступление? — спросил он, перемежая слова приступами кашля, чтобы Бобинетта не заметила изменения голоса.
Но рыжая красотка об этом и не думала.
— Не притворяйтесь! Вы забыли, что рассказали мне, как вы убили капитана Брока?
— Да… Нет… — пробурчал Жюв. — Это уже старая история, и я никого не боюсь.
Инспектор знал теперь наверняка, что в смерти капитана Брока был повинен Вагалам, иначе говоря, — Фантомас! Круг решительно сужался.
Да, во всем он находил след Фантомаса; даже в тот миг, когда ему не удалось поймать неуловимого бандита, он во всяком случае, установил, в каком облике он скрывался. Но, увы, Фантомас тогда исчез.
Где он был?
Кто он был?
Это-то и оставалось еще открыть! Только это…
Жюв хотел было еще порасспрашивать Бобинетту, но из глубины кладбища показались два силуэта, приближавшиеся к улице Рашель.
Бобинетта с тревогой пробормотала:
— Они возвращаются!
Жюву вовсе не хотелось показываться лейтенанту де Луберсаку.
— Мне надо еще раз с тобой увидеться… — сказал он Бобинетте.
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Невозможно.
— Тогда завтра, — настаивал Жюв.
Бобинетта отрицательно покачала головой.
— Вы хорошо знаете, что завтра я уезжаю.
— Куда?
Рыжая красавица нетерпеливо ответила:
— Это вы́ меня спрашиваете? Вы же знаете, я еду… на границу.
— Это верно! — пробормотал Жюв, не имея возможности, к великому своему сожалению, уточнить, о чем речь. — Так когда же?
Нужно было спешить, Вильгельмина и де Луберсак приближались.
— Хотите в следующую среду? — предложила Бобинетта.
— Да, — сказал Жюв.
И, немного поколебавшись, полицейский прибавил:
— Мы пойдем в театр… О, то есть в кино… на улице Пуассоньер, в девять часов.
— Всегда в темные места, — лукаво заметила Бобинетта.
У них едва хватило времени обменяться еще тремя-четырьмя словами; через мгновение таинственный аккордеонист исчез в дымном кабачке.
Бобинетта вернула равнодушное выражение лица. Офицер, очень бледный, и Вильгельмина, глаза которой покраснели, присоединились к ней; они медленно удалились.
Как только трио покинуло авеню Рашель, лже-Вагалам тайком вышел из кабачка, где скрывался, минуту поколебался, не зная, идти ли за влюбленными и сообщницей Фантомаса, или, наоборот, пойти на кладбище и попытаться выяснить, что могли там делать молодые люди. Жюв склонился ко второму.
Пока спускались сумерки, бросая печальные тени на кипарисы и погребения большого некрополя, полицейский медленно шел по главной аллее. И, так как земля была влажной и размытой, он мог ясно видеть следы, оставленные на песке Вильгельминой де Наарбовек и лейтенантом де Луберсаком. Идя по их следам, Жюв пошел направо по маленькой дорожке и остановился на миг у свежей могилы капитана Брока. Вокруг было разбросано несколько фиалок — совсем свежих и, несомненно, из букета Вильгельмины де Наарбовек. Но отпечатки ног повели Жюва по многочисленным поворотам еще дальше; почти в глубину кладбища.
Жюву казалось, что он знает этот путь, что он уже ходил здесь несколько лет назад…
Достигнув цели, полицейский не смог удержаться от крика изумления. Он стоял перед богато украшенным великолепными скульптурами склепом, где на бронзовой доске золотыми буквами было написано имя, которое полицейский не раз имел случай произносить: «Леди Белсам»!
Леди Белсам! Для Жюва это имя имело ясный и грозный смысл.
Кто такая была леди Белсам?
Несколько лет назад Жюву в результате многочисленных и необычайных приключений удалось установить, что леди Белсам, английская гранд-дама, принадлежащая к самым аристократическим кругам Великобритании, была любовницей ужасного преступника, неуловимого Фантомаса.
Потом Жюв потерял след не только преступника, но и той, которая питала чудовищную любовь к Фантомасу. Однажды разоблачение таинственного преступления позволило полиции опознать в трупе жертвы именно леди Белсам.
Тело тогда было похоронено здесь, на кладбище Монмартр; далекие родственники прислали из Англии средства на роскошное погребение, и общественное мнение, доверяясь очевидному, поставило точку в истории леди Белсам. Но вскоре Жюв открыл, что она вовсе не умерла, и вместо нее была похоронена другая женщина.
Эту важную тайну он хранил очень тщательно, уверенный, что рано или поздно преступная дама, совершившая вместе с Фантомасом ужаснейшие злодейства, появится вновь, и тогда ему будет легко ее разоблачить. Но время шло, и несмотря на все свои розыски, Жюв так и не смог установить, где она скрывалась.
А теперь это новое расследование привело его на кладбище к могиле…
К могиле леди Белсам, где она вовсе не была похоронена!
Увидев у входа в склеп большой букет фиалок, принесенный Вильгельминой, Жюв задался вопросом, кто же из двух молодых людей приходил помолиться на могиле знатной англичанки.
Ах, если бы полицейский мог слышать разговор Вильгельмины и Анри де Луберсака в тот момент, когда они вошли на кладбище, ему не пришлось бы мучиться над этой проблемой. Однако интуиция убедила Жюва, что именно Вильгельмина пришла отдать благочестивый долг памяти на могилу леди Белсам. Жюв спрашивал себя, не знавал ли он когда-то светловолосую Вильгельмину с ясными и глубокими глазами, не было ли у него случая, в ходе его давних дел, видеть ребенка, ставшего с тех пор взрослой и красивой девушкой? Но тут возникли мысли столь неопределенные и неясные, что инспектор так и не смог прийти к окончательному заключению.
Жюв не счел нужным бродить далее по мрачным местам, тем более, что с приближением ночи сторожа начали освобождать кладбище от посетителей. Согнувшись до земли, снова изображая Вагалама, полицейский прошел в обратном направлении весь путь, приведший его к таинственному погребению. И, направляясь пешком к своему дому, Жюв снова и снова уточнял проблему, которую должен был решить.
«Военная власть, — говорил себе Жюв, — представленная Вторым бюро, хочет найти украденный документ. Гражданская власть, представленная сыскной полицией, хочет найти убийцу, виновного в двух преступлениях — смерти Брока и Нишун.
Убийца Брока — это несомненно Вагалам; убийцу Нишун я еще не знаю, не знаю даже, как он совершил это преступление, но я уверен в том, что истинным виновником этого двойного убийства не может быть никто, кроме Фантомаса!»
Глава 15
ОБУЧЕНИЕ ИЗМЕННИКА
Хотя Фандор уже четыре дня был пунктуальнейшим, корректнейшим, самым блестящим из французских капралов, хотя он наилучшим образом заменил несчастного Винсона, каждое утро он просыпался не без некоторой растерянности…
Винсон-Фандор неохотно вставал в такую рань, это было ему труднее всего. А потом, едва успев одеться, он погружался в кошмарную жизнь, полную непрерывных страхов и разнообразных тревог.
Не пройдя в свое время военную службу, Фандор все время должен был играть роль капрала наугад. И каждое его движение, каждый приказ, который он должен был отдавать людям своего отделения, заставлял его с ужасом спрашивать себя, не ошибся ли он, не услышит ли иронического окрика.
