В тот злополучный день волки, ушли далеко от логова, но добычи не добыли. Злые и голодные они вышли в сумерках к реке на водопой и, не чуя никакой угрозы, подошли к воде. И только у воды вожак вдруг встал, как вкопанный, шерсть на загривке его вздыбилась и, издав короткий рык, призывая волков за собой, бросился он прочь от реки. Вслед им захлопали выстрелы, но было поздно: вожак, петляя и путая следы, уводил стаю к длинной балке, поросшей густым кустарником, которая выходила прямо в камыши, где найти их без собак будет уже невозможно.
Отсечная линия охотников попыталась выгнать волков на простор в степь, но лошади, завидев волков, шарахнулись в сторону, подарив им несколько бесценных мгновений, за которые стая успела уйти в балку.
Стрелой пролетели волки сквозь тенистую балку и махом выметнулись на увал.
Однако люди оказались хитрее и умнее. Вся линия камыша оказалась густо утыканной какими-то непонятными, нестепными яркими красными пятнами, явно принадлежащими человеку. Волки встали, а затем заметались вдоль камыша, выискивая лазейку. И только вожак, презрев опасность, ринулся за флажки, увлекая за собой стаю. Но волки закрутились на месте, поскуливая и не решаясь следовать за вожаком: уж очень непонятными, внушающими животный страх выглядели эти ярко-красные пятна на зеленом фоне камышовых зарослей.
Тем временем подоспела погоня, и из балки раздался гром выстрелов. Двое волков свалились, как подкошенные, а остальные бросились врассыпную.
Вожак не стал терять ни мгновения и опрометью бросился в камыши. Вскоре, преодолев густые заросли камыша, он вышел к лиману. Волка после длительного бега мучила жажда, но он прекрасно знал, что вода в лимане соленая и, потому спокойно потрусил к небольшой речушке, впадающей в лиман.
Волк вошел в густые заросли шиповника, которыми порос берег реки, и вдруг почуял рядом присутствие человека. Он припал к земле и пополз к речке, огибая низко нависшие над землей ветки, украшенные бледно – розовыми цветками. Сквозь прогалы между ветвями он осмотрел берег, но человека не увидел. Но характерный запах лошадиного пота, смешанный с запахами дыма, который люди выпускают из длинных изогнутых кусков дерева, а потом - изо рта, и металла, который рвет плоть и людскую, и звериную, усилился. И все же запах был слабый, так пахнет от одного человека – от многих людей запах был бы жесткий и стойкий, волк мог учуять его даже спустя несколько дней после того, как по степи прошли люди и их лошади.
Вожак навострил уши и медленно, пядь за пядью передвигаясь, совершенно бесшумно пополз на запах. И по мере передвижения чувствовал он, что запах становится все ближе и ближе…
Волк, только что потерявший своих кровных детей, погибших от людских рук, не хотел уступать теперь место у воды единственному человеку. Волк жаждал крови и отмщенья. Когда запах стал совсем невыносимым, он понял, что человек рядом. Зверь затаился и стал ждать, чувствуя, как от человека начинает пахнуть потом. Значит, он тоже чует волка и боится его. Человека волк есть не станет, он просто зарежет его и напьется крови, а потом пойдет в логово – к своим маленьким волчатам, которым возможно тоже суждено погибнуть от рук людей. Что ж – так устроена жизнь в степи: волк ненавидит и боится человека с его огнем, вылетающим из длинной металлической палки и выбрасывающим кусочек раскаленного металла, который убивает все живое. Человек ненавидит и боится волков, которые режут принадлежащий ему скот, зачастую просто, чтоб напиться крови. Боится его звериной натуры, его бесстрашия и презрения к смерти. И никогда волк и человек не поймут и не простят друг друга. Эта смертельная вражда между ними вечна, как вечна ковыльная степь под луной…
ГЛАВА 29
Гнат верно рассчитал, что настоящий матерый вожак пойдет, не убоявшись, через флажки и выйдет к воде. Потому и выбрал место для засады именно здесь, где было наиболее удобное место для водопоя. Он услышал зверя, когда тот безбоязненно вошел в кустарник. Он приготовил лук и наложил стрелу на боевой упор. Но шелест веток от движения волка внезапно стих, и только тихий плеск воды нарушал тишину.
Гнат понял, что волк учуял его присутствие и затаился. Гнат тоже сидел, не шевелясь в своем укрытии, образованном низко склонившимся над водой стволом вековой вербы, и камышом и ждал появления зверя. Он заранее вырезал в густой стене камыша небольшое окно – бойницу, открывающее ему кусок пологого берега, по которому только и можно было спуститься к воде.
Но время шло, а волк не появлялся, и Заруба вдруг забеспокоился. Зная ум и коварство волка, он подумал, что волк мог уже обойти его засаду и зайти с тыла, чтоб внезапно напасть со спины, и обернулся, чтоб осмотреться с тылу. Это движение выдало его и, когда он всем телом вновь развернулся к берегу, волк был уже на расстоянии прыжка. Его мощное тело взлетело в воздух, а Гнат не успевал даже поднять лук. Ему пришлось шарахнуться за ствол вербы, и волк пролетел мимо. Гнат бросил бесполезный теперь лук и выхватил кинжал. Приземлившись, волк мгновенно развернулся и бросился на человека. Гнат едва успел выбросить ему навстречу руку с кинжалом, но волк каким-то чудом увернулся от удара и, щелкнув зубами, ухватил Гната за широкий обшлаг рукава свитки. Казак инстинктивно шарахнулся назад, но масса волка была такова, что рукав свитки, вместе с рукавом крепкой холщовой сорочки, который тоже оказался в зубах волка, остались в его пасти. От сильного рывка, Гнат едва не выронил крепко зажатый в руке кинжал. Волк, мотнув тяжелой массивной головой, отбросил тряпки. Он вдруг изменил тактику и пошел вокруг человека, глядя ему в глаза остановившимся, тяжелым, каким-то мертвым взглядом. Его желто-карие глаза налились кровью, и от волчьего взгляда мороз пробежал по жилам Гната. Они были абсолютно беспощадны – эти глаза. Они горели такой дикой злобой, что у Гната свело желудок и сбилось дыхание. Так, должно быть, выглядели глаза дьявола, да перед ним и был дьявол в волчьем обличье, и от этих дьявольских глаз веяло неминуемой смертью. Теперь казак понял, почему предки заставляли походного атамана пройти это испытание: глядя в глаза волка, казак смотрел в глаза дьявола. Ни в одном бою, ни у кого из бесчисленных врагов, с которыми довелось биться Зарубе, он не видел во взоре такой злобы, такой ненависти и такого глубокого предвещания скорой и лютой смерти, как сейчас. Видел он глаза медведя, которого рогатиной завалил в лесу на Донце – заплывшие, пустые и невыразительные. Но глаза волка!... Гнат вдруг ощутил не просто страх, но какой-то невероятный суеверный ужас перед зверем. Дрожь пробежала по его членам, рука с кинжалом опустилась, а зверь продолжал медленно кружить вокруг него, гипнотизируя своим бесовским взглядом и лишая воли к сопротивлению. Он не бросался больше на человека и не делал попыток приблизиться – он ждал. Ждал момента, когда человек сломается и станет легкой добычей.
