— Почему же нет? Я никаких обещаний не давал.
— Но Лере-то…
— Лере ничего не скажу. И Вадиму не скажу. Потому что примерно представляю, как они отреагируют… Ты спрашивай.
Мысли мои разбежались по закоулкам.
— Почему ты остался?
— Хороший вопрос… — Алексей кивнул. — Спасибо. Кроме шуток, спасибо… — Помолчал, сосредоточился. — Потому что, оказывается, милый мой Володя, основная мерзость в этом мире — отнюдь не лохматые…
— А кто?
— Мы, — ласково сообщил он. — Как видишь, я почти уже принял твою точку зрения… Не ожидал?
Мою точку зрения… А была ли она к тому времени моей? С Мымрой-то я успел опять рассориться… Дружба врозь — детей об землю!
— Н-нет, не ожидал… А причина?
— В окончательном осознании места человека во Вселенной, — язвительно поведал Лёха. — Баста!.. — объявил он во весь голос. — Остаюсь здесь. Никуда не хочу.
— Ни домой, ни на свалку?
Вообще-то я собирался пошутить, однако Алексей воспринял мои слова крайне болезненно. Даже лицо скукожилось.
— Это одно и то же, — глухо сказал он.
— Прости, не понял…
— Это одно и то же, — повторил он громче и отчетливее. — Свалкой Обмылок называет нашу с тобой родную планету.
Захохотал я не сразу. Пока вылупил глаза, пока уяснил смысл сказанного, секунды две прошло. Зато потом долго не мог остановиться. Мой нервный смех был неприлично визглив. Сами подумайте: страхи, кошмарные видения шевелящихся тел — и все это из-за одного-единственного неправильно понятого жаргонного словца?
Потом обратил внимание, что Лёха не улыбается. Он смотрел на меня с печальным любопытством.
— Ну вот и славно… — молвил он. — Вот и развеселил…
Повернулся и пошел прочь.
Тут уж мне стало не до смеха.
— Погоди!.. — в панике окликнул я его.
Лёха обернулся.
— Дело же не в том, как ее называет Обмылок, — с болью в голосе произнес он. — Дело в том, что Земля действительно свалка.
* * *
Я не дал ему уйти. Я вцепился в него, привел к своему футляру, усадил на крышку и принялся выспрашивать.
— Все просто, — отрывисто излагал Алексей. — Черт знает сколько сотен тысяч лет на Землю сбрасывали бракованную продукцию. Продукция размножилась. В итоге — цивилизация, в итоге — человечество… А я, главное, башку ломал: что ж мы так похожи-то? Ну не бывает, согласись, подобных совпадений! По теории вероятности — не бывает… Так что мы с тобой, Володя, почти наверняка потомки списанных андроидов! Отходы высоких биотехнологий…
— И тебе это рассказал Обмылок? — усомнился я.
Представить нашего наладчика в роли лектора-популяризатора было свыше моих сил.
— Нет, — признался Лёха. — Все эти сведения я извлек в основном из его недомолвок.
А! Ну тогда другое дело. Тогда все в порядке. Я почти успокоился.
— А как же наши предки? Неандертальцы, питекантропы…
— Не были они никогда нашими предками… Это, кстати, давно доказано. Прямых наших предков, обрати внимание, так до сих пор и не раскопали.
— Тогда кто такие питекантропы?
— Надо понимать, первые пласты свалки. Устаревшие модели. От нас они отличались примерно так же, как первый «форд» от нынешнего. И обрати внимание, сколько сразу снимается вопросов. Палеонтологи никак не найдут переходные формы. А их и быть не могло. Выбрасывали-то готовую продукцию! Бракованную, но готовую…
— Ага… — Я покосился на Лёху с невольным уважением. — Ты полагаешь, роботы могут размножаться половым путем?
Пожал голыми андроидными плечами:
— Мы же размножаемся…
— А на конвейере нас изготавливать не проще?
— Вряд ли. Андроид — не трактор…
— Почему тогда вымерли первые модели? Почему тоже не размножились?
— Как же не размножились? Размножились… Просто модель «кроманьонец» оказалась совершеннее, агрессивнее… Ну и вывела всех остальных под корень…
Вот если бы и у меня на любой вопрос собеседника тут же находился готовый ответ… Тогда бы я был не Володя Турухин.
— Слушай, — взмолился я. — Давай по-другому. То, что ты рассказываешь, безумно интересно, но… Просто передай свой разговор с Обмылком. Дословно.
— Хренов тачку и полтачки впридачку? — кисло осведомился Лёха.
— Чего-чего?
— Это если дословно, — пояснил он. — Там еще много народной мудрости было, всего не упомнишь…
— Ну хорошо, тогда хотя бы своими словами… По сути. Что он тебе сказал?
Лёха увял, окончательно утратил интерес к беседе.
— Ну а что по сути… — нехотя произнес он. — Сказал, что увольняться сейчас нет резона…
— И все?
— Ну… про свалку еще сказал…
— А почему нет резона?
— Потому что нас и так скоро рассчитают. Или оформят переводом… Это уж как пожелаем.
— Переводом — куда?
— К другим владельцам… в другую муть…
— Но почему?
— Потому что параллелепипед! — отрезал он.
Я опешил. Лёха посмотрел на меня и осклабился.
— У моего друга сынишка, — пояснил он. — Тоже как привяжется… Пап, почему снег? Потому что холодно. А почему холодно? Потому что зима. А почему зима?.. Ну, папаша возьми да и брякни: потому что параллелепипед! А почему… — Лёха изобразил ошарашенную детскую физию. — И все. Повторить-то не может…
— Отстал?
— Нет, — с сожалением сказал Лёха. — Второй раз этот номер не прошел. Напрягся пацан — и выговорил…
— Так почему параллелепипед? — спросил я.
Алексей вздохнул. Понимал, что не отвяжусь.
— В каких случаях увольняют всех разом? Банкротство, форс-мажор… Я бы предпочел первое, но нас, боюсь, ждет второе. Именно форс-мажор…
— Лицензионные с огнеметами? — не удержавшись, съязвил я и запоздало прикусил язык.
К счастью, Алексей не обиделся.
— Черт его знает! Вполне возможно…
— Что ж ты у Обмылка не уточнил?
— Пытался. Но это же Обмылок…
Прилегающая к полу буро-сиреневая мгла заклубилась, и на пятачок выкатились три ежика. Посуетились, поныряли во вдавлины — и сгинули.
— Все равно непонятно, зачем мы им, — сказал я. — Лохматым. Ненавидят, боятся — и покупают…
— Не исключено, что все предельно просто, — помолчав, отозвался Лёха. — Возьми людей. Что для нас страшнее всего? Смерть. А что мы считаем символом смерти? Череп. Тем не менее находятся особи, у которых татуировка в виде черепа, брелок в виде черепа… Те же панки, скажем. Вот, мол, какие мы бесстрашные! Глядите и ужасайтесь…
— Ты полагаешь, что…
— Почему бы нет? Для лохматых мы символ насильственной смерти. Кстати, с нами и обращаются соответственно: поигрывают, как брелоками… Да и, собственно, все. Больше мы ни на что не пригодны… И слава богу!
Я слез с крышки — сумрачная акварели вокруг шевельнулась подобно осенней линялой листве. Изобилующей нюансами и оттенками. Мимо примерно на высоте моего роста, колыхаясь, плыла вперевалку крупная медуза. Приостановилась и на долю секунды приняла идеально круглую форму, отразив голое кувшинное рыло и выгнутую часть футляра, увенчанную другим кривобоким уродцем. Первый раз я узрел здесь свое отражение. Хотя бы в таком виде.
— Обрати внимание… — задумчиво произнес Алексей. — Как это похоже на последний день перед войной. Тишина, спокойствие… благоденствие… А завтра вдруг — ба-бах!..
— Ты так и не ответил, — напомнил я. — Почему ты остался?
— Думаешь, опять из высоких соображений? Ничего подобного! Мне теперь что лохматые, что лицензионные… Просто из любопытства. Хочу досмотреть, чем все кончится…
* * *
Чего у Алексея не отнимешь, так это умения нагнать мурашек одной-единственной фразой. Надо же было такое придумать: последний день перед войной! Однако время шло, а в нашей мути ничегошеньки не менялось. Все так же мирно плавали медузы, катались колобки, играли оттенки, ветвились страшилки, все так же беспредельничала Мымра.
Странный человек Лёха. Хлебом не корми — дай постращать себя и других. Хотя здесь хлебом и не кормят — из дозаторов питаемся.
Может, он просто лодырь? Сколько он проторчал на Карининой даче? Тоже, наверное, не меньше недели. Скважину не запустил, калитку не исправил… Так, покопался в грядке перед домом… А чем-то же надо свое безделье оправдать! Чем? Только философией…
Но вот Обмылок… Удивительная личность. При том, конечно, условии, что он вообще личность. Торговец в горячей точке. Почти маркитант. Рискующий жизнью, рискующий товаром… Горячая точка… Нет, не верю. Все это, братцы вы мои, Лёхины фантасмагории. По-моему, он и сам в них не очень-то верит…
Но что бы я особенно хотел узнать: каким образом здесь расходятся слухи? Вроде толковали мы с Алексеем наедине, без свидетелей, если, конечно, не считать тех же колобков с медузами, тем не менее Лере о нашей беседе откуда-то стало известно. А может, брала на пушку. Как я Обмылка.
