– Отнеси меня в душ!
– С удовольствием.
– Как классно… Меня никто еще в душ не носил.
Приятно, что хоть в этом я у нее первый.
Мы стояли под теплыми струями душа, прижимаясь друг к другу. Я ощущал щекочущее прикосновение сосков, массирующее касание грудей, живота, бедер, скользящее движение рук, которые забираются в самые интимные места, и бесконечные поцелуи…
Через пятнадцать минут моя Афродита превратилась в обыкновенную, поверхностную, слегка испорченную питерскую девушку с типичным молодежным сленгом и налетом псевдонезависимости. Она словно сбросила с себя маску нежности и теперь злилась на себя за то, что забылась и обнажила не только тело, но потаенную часть своей души. Судя по всему, в ее планы это не входило.
Когда я возвратился из кухни, держа в руках поднос с дымящимися пельменями – классика холостяцкого жанра, – Марва ковырялась в своем кожаном рюкзачке. Оттуда она извлекла спичечный коробок и пачку «Беломора».
– Пыхнешь? Китайская ганджа.[12]
У меня не оставалось выбора. Хотелось заглушить зарождавшееся чувство вины к Маше, к той, кого я по-настоящему любил. Странно, почему ничего подобного я не ощущал рядом с Кристи?
Мы передавали друг другу косяк, постепенно перемещаясь на другую планету, а я совсем забыл, что там, в глубине коридора, жила гремучая змея, которая тщательно фиксирует все запахи и звуки.
Марва окончательно размякла. Теперь можно задавать вопросы.
– Кстати, как там Кристи?
– С «финиками» замутила. Конкретно. Поехала за своим гитаристом на гастроли в Швецию. Так и будет ездить, пока не сольют.
– Как это?
– Там вообще анабиозная тусовка. В каждом городе по парочке новых группиз. Покувыркаются вволю и, если она сама не слиняет, накачают какой-нибудь дрянью, оставят в гостиничном номере, оплатят его на пару дней, евростольник оставят за все труды – и бай-бай!.. Сама через это прошла. А могут бучу устроить и просто выкинуть где-нибудь по дороге. Тогда придется ноги раздвигать, пока до дома доедешь.
– Мне казалось, у них серьезно с этим «фиником».
Марва криво усмехнулась:
– У них у каждого дома своя законная лейла есть. Это тебе готик-группиз, там не побалуешь. Но только страшные они там все, вот горячих парней и тянет на наших герлушек…
– А почему так мало, всего сто евро?
– Это на сцене они «колбаса», а в жизни – бакланы и жмоты. Гитарист этот сначала друзьям, потом обслуге ее отдаст, а те все правильно устроят.
Я начал подозревать, что Марва не так глупа, как я думал.
– Кристи всегда презирала этих группиз.
– Ну да. Но этот «финик» конкретно на нее запал. Стопудово соплей на уши навешал. Типа, поедем в евротурне, потом я тебе дом куплю, машину… Уроды!
Что-то тут не сходилось. Не такая Кристи девушка, чтобы ее просто так взять на финский понт. Скорее всего, эта поездка носила экспериментальный характер, как продолжение суицидально-мистической тематики. Впрочем, по-любому чухонская тема продлится недолго.
Мы еще посидели, и она засобиралась домой.
– Я подвезу.
– Не надо. Сяду на маршрутку, зависну в каком-нибудь клубешнике.
Да, вот это энергетика! Мне бы только до койки добраться…
Она задержалась в дверях, посмотрела мне в глаза долгим задумчивым взглядом:
– Не провожай меня…
– Почему?
– Не хочу. Просто закрой за мной дверь и… Если захочешь, позвони.
– Ты забыла…
Я протянул пакет с «бедным йориком».
Марва грустно улыбнулась:
– Спасибо тебе.
Она встала на цыпочки, целомудренно поцеловала меня в щеку и, не оглядываясь, побежала вниз по лестнице. Женщины со своими вечными загадками… Нам не суждено их разгадать. Во всяком случае, в этой жизни.
Утром я обзавелся упаковкой пива и засел за телефон, обзванивая знакомых. В медицине не любят интернов, особенно тех, что с улицы. Почему я не зубной врач? На кой черт я вообще подался в эскулапы? Сидел бы сейчас в адвокатской конторе, рубил «капусту».
«Скорую помощь» я оставил на тот крайний случай, когда отсутствие денег станет невыносимым. В «скорой» сплошная маета – люди со слабой нервной организацией либо уходят, либо спиваются. А я даже разрыв с девчонкой достойно пережить не могу.
В конце дня в списке значились три адреса и столько же фамилий людей, с которыми мне следовало переговорить.
Раздался телефонный звонок. Битву за параллельный аппарат выиграл я. Красавец стоял в моей комнате, второй, естественно, в коридоре. Послышался чуть слышный, почти мышиный шорох тапочек. Это Павлина, наша вездесущая бабулька. Пусть слушает – хоть какое-то развлечение.
– Да…
Трубка отозвалась легким щелчком – к линии подключилась еще пара ушей.
Телефон ответил полным молчанием.
– Слушаю, говорите…
Какой-то легкий треск, напоминающий радиопомехи в разгар грозы.
– Проблема с речью? Тогда вставь новую челюсть.
Я бросил трубку, откупорил банку, но тут снова раздался звонок.
– Говори, не стесняйся. Или простучи что-нибудь, если немой.
Молчание, треск, сквозь который мне послышалось какое-то слово, как будто звонили из потустороннего мира.
Я быстро подбежал и распахнул дверь, ожидая застать врасплох соседку. В таких ситуациях она делала вид, что сметает пыль с телефона. Мне хотелось увидеть растерянность в ее глазках-буравчиках, но коридор был пуст.
Я взял в руки трубку и услышал долгий гудок.
Во мне шевельнулся страх. Неужели очередная «перезагрузка системы»? Что-то слишком часто… С другой стороны, за эту неделю произошло слишком много всего.
Снова звонок, на этот раз – в дверь.
На пороге стояла Зина Полякова, соседка по лестничной площадке. Глаза выпучены, волосы всклокочены, исхудавшее спившееся лицо пошло фиолетовыми пятнами. Я сразу понял: случилось что-то страшное.
– Владик… – выдохнула соседка. – Помоги! Ради бога!.. Лена умирает!
– Что стряслось?!
– У нее лицо посинело… И… кажется, она не дышит…
Слезы брызнули из глаз, словно кто-то выдернул невидимые тампоны из ее слезных желез.
Я рванулся вслед за Зиной, но вместо того, чтобы повести меня в квартиру, она устремилась вверх по лестничному маршу.
– Она там!..
Девушка лежала на чердачной площадке. Рядом валялся использованный одноразовый шприц. Похоже, тот или те, кто находились рядом, испугались и сбежали, оставив девушку на произвол судьбы.
– Это он, сволочь!.. Я знаю: это он, Валерка, ее опять подсадил. Неделю как из больницы. Целых три месяца держалась. Говорила: мама, я обязательно брошу… Владик, помоги! Ей ведь шестнадцать всего!
Дело дрянь. Кожа очень бледная с синюшным оттенком, зрачки расширены, пульс нитевидный. Дыхание редкое, слабое, с нарастающей гипоксией.
– «Скорую» вызвала?
– Да!
– Про наркотики говорила?
Она кивнула:
– Думала, быстрей приедут.
– Да уж… Быстрей.
Я закатал рукав. Старая «дорога», несколько свежих инъекций. Ситуация хуже некуда. Похоже на передоз, причем неясно, какой дрянью ее накачали. Состояние критическое – это очевидно. Коллеги могут ехать полчаса, могут час, а коммерческая «скорая» исключалась по определению.
Я поднял девушку на руки. Она казалось почти невесомой, и от этого еще острее ощущалось, как жизнь уходит из худенького тела, с которым так жестоко обошлась его хозяйка.
Зина находилась на грани истерики.
– Сюда!..
Я положил Лену на потрепанный диван, сунул под голову подушку, лихорадочно соображая, что можно предпринять в такой ситуации. Атропин, хотя бы одна ампула могла помочь. Еще лучше налоксон, но где его взять? Счет идет на минуты. Эх, сейчас бы связаться с Максом, он бы достал… Не веря в удачу, я набрал его телефон. Вне зоны доступа.
– Я сейчас.
Метнулся в свою комнату, схватил аптечку. Все что угодно, только не то что нужно. Выудил пузырек с хлоридом натрия, пару ампул с глюкозой, ампулу гистамина. Хоть что-то… Еще пару минут потерял в поисках одноразового шприца.
Зина раскачивалась на стуле, глядя пустыми глазами в одну точку. На столе бутылка с остатками водки. Я взглянул на девушку. Губы, кончики пальцев посинели капитально. Дыхание очень редкое, еле слышное, с булькающими хрипами. Эй, Макс, где ты там?! Вот тебе настоящее терминальное состояние, без всяких там диковинных кресел.
Я нащупал сонную артерию: пульс нитевидный, кожа холодная, как у мертвеца. Вены сожжены.
Схватил какую-то тряпку, изо всех сил перетянул бедро. С третьего раза удалось попасть в бедренную вену. Никакой реакции…
Я принялся ее трясти, хлопать по щекам, пытаясь хоть как-то привести в чувство. Никаких признаков жизни – как тряпичная кукла. Где эта гребаная «скорая»?! Нет, ребята, в вашу контору я не пойду. Из принципа.
Внезапно девушка очнулась, посмотрела на меня, глаза – огромные, голубые – молили о помощи, по щеке скатилась слеза. Нет, только не агония!
