— Вот суки, четыре дня лежит и даже не удосужились ей носки снять. Хирурги, бл*дь. Как ректально девок смотреть, так да, а бабке на ноги взглянуть хрен, — тяжело вздыхает и начинает стучать пальцами по стойке. А потом меня впервые накрыло, я сама не поняла, что случилось. Терпеть не могу грубиянов и хамов, но то, как Марк говорил с лечащим врачом этой бабули, меня убило наповал. И, как ни странно, в хорошем смысле слова. Я и раньше поняла, что он мне нравится, как врач. А сейчас передо мной говорит мужчина. Как в каком-то кино раздал люлей, причем врачу на порядок старше себя, а тот и не пикнул, осознавая свой промах. Другой бы так не смог, это последнее, что пронеслось в моей голове, перед тем как я поняла, что мне все это нравится. Точнее не все, а он. Какой ужас.
— Ясное дело мы ее не забираем. Пока у нее гниет нога, мы сахара ей не наладим. Вот когда ее прооперируете, тогда и нас звать не придется. Схемы мы вам распишем, но это мало что даст. И да, у вас тут полы плоховато моют, под койками мусор. Пусть под бабушкой помоют, — уже на спокойных тонах завершает свою речь Марк Михайлович. Обруганный доктор кивает и отходит в сторону. Мой же доктор открывает историю болезни и начинает мне диктовать.
— А может я на компьютере быстрее напишу?
— Нет. От руки, и чтобы было непонятно. Вот когда дойдем до схемы, пиши предельно разборчивым почерком. Давай шевелись, я устал.
Пишу быстро, не вникая в услышанное, мне бы и хотелось, да постоянно подгоняют. А еще дышат в затылок. Конкретно так. В какой-то момент мне показалось, что сейчас он мне снова поднимет халат, а потом и под юбку залезет. Но нет, кажется, даже не касается.
— Подпись, Мариша, — шепчет мне на ухо.
— Что? — поворачиваю к нему голову и зачем-то смотрю на его шепчущие губы.
— Подпись свою ставь и валим отсюда.
— Да, точно, — да что со мной? Это гнилостный запах на меня так влияет? Ставлю свою подпись, Марк, никакой он сейчас не Михайлович, тут же расписывается рядом. Закрывает историю болезни и передает постовой медсестре.
— Пойдем.
Снова подталкивает меня к выходу и нажимает на кнопку лифта. Мы заходим внутрь и за нами заходят еще два человека. Оказываемся мы впритык друг к другу, что отлично помогает моему куратору положить мне свою руку на мою попу. Черт, это мне не кажется! Он задирает халат и начинает гладить мою пятую точку. Как только створки лифта открываются на третьем этаже, он сжимает мне легонько ягодицу. Марина, очнись! Чего ты стоишь как вкопанная? Наконец мой мозг включился, и я как смогла ударила его по руке. Но получилось что-то настолько легкое, что он и не понял протест это или напутствие, мол потрогай мне попу сильнее. Тут надо сказать спасибо прибывшему на первый этаж лифту. Как только створки открылись, я тут же вылетела из него.
— Чего ты такая быстрая, Мариша?
— Что это сейчас было в лифте?
— Я гладил и жамкал твою попу. Мне нужно было срочно потрогать что-то приятное, не только же чьи-то ноги, — закончив свою речь наклоняется ко мне, вдыхая запах моих волос.
— А сейчас вы что делаете?! — отстраняюсь от него.
— Нюхаю твои волосы, — кладет руку мне на затылок, притягивает к себе и утыкается губами в шею. Сглатываю, не в силах что-либо произнести.
Глава 15
Мы стоим почти у выхода, а мне дышат в шею? Черт, что со мной сегодня не так?! Нет, он не дышит, он касается меня губами, но это точно не засос, я бы почувствовала и вроде губами не водит. Нет, все-таки водит. Вот это и есть самый настоящий бред. Только почему я стою как завороженная? Давай, вымолви уже хоть слово, Марина, ну или оттолкни его, на ногу, в конце концов, наступи. Паралич! Точно! У меня гребаный паралич мышц и языка тоже. Это как во сне, я вроде и хочу бежать, а ноги не двигаются. Хочу закричать, а язык словно к небу прирос. В итоге я выдавила из себя что-то нечленораздельное, и хотела бы понять что, да я не в ладах ни с мозгом, ни с языком. Малыши и то лепечут что-то более вразумительное. Стою как примороженная, а юбочник одной рукой уже копается в моих волосах и продолжает, не побоюсь этого слова, изучать мою шею. И если бы не мимо проходящий врач в белом халате, я бы не очнулась. Легонько отталкиваю Марка, дабы не вызывать к нам повышенное внимание окружающих и начинаю поправлять выбившиеся пряди волос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А ничего что мы в больнице?!
— Ничего страшного, мой рабочий день уже закончен, могу сойти за больного. Пойдем, — берет меня за руку и ведет к выходу.
Никогда не любила, когда трогают мою ладонь. Это кажется слишком личным, почему не взять под локоть, за плечо, а именно ладонь? Хотя зачем устраивать поток лицемерия в собственной голове, себе-то можно признаться, что ладонь у него приятная и помыться после нее не хочется. В конце концов, куда более личное-собственная шея, попытки изучения которой, постороннему лицу, я не запретила. Я не знаю зачем останавливаюсь посреди улицы в далеко не самую лучшую погоду, тем более без верхней одежды. Наверное, меня просто гложет любопытство, что на этот раз он ответит на мои вопросы.
— Дайте угадаю, вы присосались к моей шее, чтобы проверить сухая ли у меня кожа. Или постойте, вы проверяли есть ли там бородавки и родинки? Сейчас вы мне скажите: «Мариша, у тебя более десяти родинок черного цвета. Я отправлю тебя к знакомому дерматологу, а там гляди и к онкологу» Угадала? — вместо того, чтобы отпустить мою руку, он только сильнее ее сжимает и притягивает меня к себе.
— Не угадала, — шепчет мне на ухо. — Я просто жутко хочу тебя…съесть.
— Какой же вы… козинак!
— Юбочник и потаскун. Пойдем уже, дождь начался, — вновь берет меня за руку и ведет к нашему корпусу.
Единственное, что крутится в моей голове это то, что я ненормальная, раз снова позволяю трогать свою руку. Сказала же себе даже не думать о нем и на тебе. Надо было еще неделю пролежать дома, может бы к этому времени нашел бы себе новый объект, параллельно вместе с Кариной. А об этой-то я зачем вспомнила?
— Если будешь так надолго зависать, тебя могут обворовать.
— Что?
— Наш этаж, вот что, — подталкивает меня в спину, и мы выходим из лифта.
— Отнеси истории на пост и можешь собираться.
Молча заношу истории на пост, возвращаюсь в ординаторскую и начинаю убирать за собой посуду. Но тут надо сказать, что параллельно я кошусь на нового терапевта Елену Константиновну и собственно юбочника. Мою кружку, ставлю на место и прибираюсь на столе. В принципе Елена подходящий объект для того, чтобы потешить его эго, тем более невооруженным глазом видно, что она клюнула на Марка. Но чего он так демонстративно кривит лицо? Это даже неприлично. Спасибо, что не фыркает в ответ на ее слова. А может от нее неприятно пахнет? Точно, поэтому и нос воротит! Надо подсказать ей, что что-то с душком не в порядке. Еще бы самой понюхать ее для достоверности, а то мало ли дело не в этом.
Захожу в уборную и снимаю халат. Подтягиваю чертовы колготки, а заодно и поправляю юбку. Зачем я вообще это надела? Подумаешь, джинсы разошлись, надела бы комбинезон. Хотя это тоже не вариант, уже не по погоде. Блин, да у меня все оставшееся в гардеробе не по погоде. Скорее бы зарплата, хоть джинсы куплю. Распускаю волосы, наношу на губы гигиеническую помаду и выхожу из уборной. В ординаторской осталась только Елена Константиновна. Это что я сейчас испытываю чувство досады от того, что не попрощаюсь с юбочником? Однозначно бред. И все же раз выдался такой удобный шанс, подхожу к новенькой и наклоняюсь, чтобы взять у нее скрепку.
— Держи, — подает мне сама.
— Спасибо, — да она еще и милая, и пахнет от нее приятно. — До свидания.
— До завтра.
Вот совсем не понимаю, чего он нос воротит. Классная девушка и по росту ему подходит. Ну и ладно, сам разберется с кем на досуге устроить «латинские трахательные поговорки» в деле. Выхожу из отделения, не успеваю спуститься, как на лестнице меня хватают за руку.
— Марина Евгеньевна, а не страшно одной по вечерам ходить с такими прекрасными ножками? — Орлов! Ну какой же противный урод! Выдергиваю руку и отхожу от него чуть в сторону.
