— Ничего не понимаю, — хмурюсь я, — ты ведь не брал этих денег?
— Нет, конечно же, нет, — всплескивает руками отец.
Елена ушла за детьми и в квартире только мы одни.
Отец бегает по кухне из стороны в сторону и чуть ли не рвет на себе волосы.
— Что будет? Что с нами теперь будет? Что будет с детьми! — только и повторяет он.
— Пап, расскажи подробнее, — прошу я.
Отец рассказывает, что его вызвали в кабинет к начальству, но, когда он вошел, там никого не оказалось, даже секретарши. Он подождал около десяти минут и вернулся на свое рабочее место.
А еще через двадцать минут поднялся шум из-за того, что кто-то вскрыл сейф и украл не только крупную сумму наличности, но и какие-то важные документы.
— Там же наверняка есть камеры, — говорю я.
Рассказ отца мне совсем не нравится. Все словно шито белыми нитками, как в дешевом триллере.
— Да, но в тот момент они как раз не работали.
— И поэтому все решили, что это ты украл? Предварительно испортив камеры?
— Не знаю, дочка, не знаю. Но меня целый час допрашивал следователь и он сказал, других подозреваемых нет. И хоть отпустил меня, но я сразу понял, на меня все повесят. И долг, и тюремный срок.
— Черт, — выругиваюсь я и в бессилии опускаюсь на табурет.
— А что начальник? Он тоже тебе не верит?
— С самим Алием Тариновичем Усмановым я пока не разговаривал, но его заместитель ясно дал понять, они уверены, это я.
Я замираю.
— Как ты сказал?
Отец повторяет, а я подскакиваю с табурета и начинаю бегать по комнате, как за пару минут до этого отец.
— Эээ, так твой начальник Усманов?
— Да, такая хорошая работа была, кто ж знал, что все так повернется, — сокрушенно вздыхает отец.
Усманов. Так значит, Усманов.
Пока я соображаю, что мне предпринять, мой телефон оживает.
— Да, — говорю я.
— Привет, встретимся? — спрашивает Демид, потому что звонит именно он.
— Обязательно, — цежу я, — заезжай за мной после работы.
— Договорились, — хмыкает тот и отключается первым.
Резким прерывистым движением я запихиваю телефон обратно в карман.
Я уверена, что именно Усманов-младший приложил руку к проблемам отца и ненависть к парню поднимается в душе с новой силой.
— Пап, я немного знакома с сыном твоего начальника, — говорю я отцу, — вместе учимся. Сегодня я с ним увижусь и попробую разузнать обстановку.
— Ульяш, разузнай, прошу тебя. Я теперь места себе не нахожу. Следователь взял с меня подписку о невыезде и сказал, чтобы я ждал вызова в управление в любой момент.
Дом отца я покидаю с невыразимой тяжестью в груди и сразу же еду на работу. Если не потороплюсь, то меня оштрафуют, а деньги сейчас ой как нужны.
Отрабатываю смену на автомате, все раздумывая над тем, в какую паутину лжи я попала, причем сама не знаю почему. Жила ведь все эти годы тихо-мирно и на тебе.
Что от меня нужно Демиду, зачем он так со мной?
Сам Усманов появляется в кафе за десять минут до конца смены и занимает тот же столик, что и в прошлый раз.
Просит воды, и я приношу ему его заказ.
Мне ненавистно видеть его, как бы шикарно он не выглядел, даже просто слышать его голос. Все в этом парне вызывает раздражение и неприятие. Но я вынуждена делать вид, что все хорошо.
И мне приходится заканчивать рабочий день под его тяжелым, окутывающим с головы до ног, взглядом.
Но вот смена заканчивается, я переодеваюсь и иду к выходу. Демид поднимается со своего места и у дверей присоединяется ко мне.
Похоже, разговор состоится снова в его машине.
Мне главное не сорваться, и не накинуться на него с кулаками.
Глава 20
— Садись, — бросает Демид и распахивает передо мной дверь.
Я побаиваюсь, что он снова прижмет меня к дверце машины, сбивая с ног своей темной энергетикой, но, похоже, у парня сегодня другие планы.
Еще бы, после всего произошедшего с моим отцом.
— Твоих рук дело? — задаю я вопрос, давно вертящийся на языке, даже не считая нужным озвучивать подробности.
— Ты о чем?
Его брови ползут вверх в притворном удивлении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я вижу, что он не особо старается сделать вид, что не в курсе событий. Разве что для проформы. Чего он добивается? Хочет дополнительно позлить меня? Окончательно вывести из себя?
Закатываю глаза и рассказываю про случай с отцом.
— Если твой отец нечист на руку, я здесь ни при чем, — выдает он.
— Ясно. А то, что он работает на фирме твоего отца, простое совпадение, — подхватываю следом за ним.
— Типа да. Но если ты пойдешь на мои условия, я берусь замять это дело.
— Здорово. И что это за условия?
— Всего одно. Ты будешь жить у меня.
— Круто.
Мои чувства сплетаются в невообразимо тугой клубок, состоящий из возмущения, досады, злости и ненависти.
Они так сильны, что я готова обрушить на него целый поток ругательств. Тонну. Раздавить его своей ненавистью. Только что это изменит? Силы слишком неравны для того, чтобы я могла тягаться с ним.
Поэтому я ограничиваюсь вот этим скептическим «круто».
Мне также важно не показать свой страх.
Ведь меня до ужаса страшит мысль, что парень настроен так серьезно, что заморочился всем этим.
— Это вообще-то моя жизнь, — говорю я, следя за тем, чтобы голос звучал максимально ровно, — я не рабыня, чтобы вот так повиноваться чьим-либо приказам.
Я понимаю, что это бесполезно, но все равно пытаюсь возвать к его совести и разуму.
— Ты уже повинуешься. Одним приказом больше, одним меньше, — отмахивается тот.
— Правда? Мы точно говорим сейчас с тобой об одном и том же?
Парню удается меня заинтересовать, и я разворачиваюсь к нему. Смотрю на него, не отводя взгляда.
— Детский сад, — начинает перечислять Демид, — дальше школа. Сколько там лет, десять, одиннадцать? Теперь универ и твоя работа в кафе. Дальше просто работа. Ты с самого детства не делала то, что хочешь, а лишь подчинялась чьим-то приказам. Так о чем мы вообще говорим?
Я открываю рот, чтобы возразить ему и тут же его закрываю. Не нахожусь вот так сразу, что ему ответить.
— Поэтому, — продолжает Демид, — сейчас мы поедем к тебе в общагу, где ты соберешь вещи. А потом сразу ко мне. Назавтра проблем у твоего отца как не бывало. Вопросы есть?
Я киваю.
— Есть. А что, если я не выполню твой приказ?
— Ты знаешь, что будет. Тюрьма для твоего отца и выселение на улицу остальных членов семьи.
— Ты не сделаешь!
— Хочешь проверить?
Проверять я не хочу.
Отворачиваюсь к окну и смотрю на светящуюся неоновыми огоньками витрину нашего кафе.
— Ты можешь поразмыслить над перспективой, пока мы едем, — говорит Демид и заводит двигатель.
Очень быстро витрину сменяют другие огни города. А когда машина разгоняется, все перед глазами превращается в калейдоскоп разноцветных всполохов.
Красиво.
Но в тысячу раз было бы лучше, если бы я осталась жить в нашем районном центре.
Не навалилось бы тогда на меня всех этих проблем.
Он сказал, можешь поразмыслить.
Но есть ли у меня реально выбор? Его нет. Ясно, что я не могу допустить, чтобы отца посадили, а Елену с братьями и сестренкой выгнали на улицу.
Если в моих силах предотвратить это, я обязана помочь.
Можно было бы, конечно, попытаться доказать, что моего отца нагло подставили, только кто будет слушать? Усмановы миллиардеры, входят в число хозяев города, а может и страны.
— Ну, так что ты решила, Ульяна? — спрашивает Демид, едва мы тормозим перед общежитием.
— Ладно — киваю я, — если обещаешь избавить отца от проблем, которые сам же и создал.
— Тогда пойдем за вещами.
— Нет, я сама. Дай мне полчаса, и я спущусь. Много брать не планирую, так что рюкзак будет очень легким.
Демид милостиво кивает, я вылезаю из салона и спешу к общаге.
Маша снова решает со мной не разговаривать, но мне сейчас не до нее. Я молча прохожу к шкафу, достаю с полок некоторые свои вещи.
