слова. Совсем страшно становится, вообще жутко.
- Это реальность, надо к ней привыкать. В школе, в универе, вас учили совсем другим вещам. И росли вы совсем в другой обстановке, не привыкли к осторожности. Быть осторожным среди вас, молодежи, это почти как признак тупости или глупости. Вспомни, сколько раз за тебя волновались, когда со своими ребятами уезжала. Ты нам ничего не рассказывала. Но на фотографиях ваших порой такое можно увидеть... О чем вы сами думали?
- Папа, это все же не по-настоящему!
- А разбивались и калечились реально... Ладно, ты поставила радиостанции на зарядку
- Да, вон они светятся.
- Хорошо, завтра потребуются.
- Ты не хочешь больше говорить со мной о том, что происходит?
- Вообще сейчас время действовать, а не говорить.
- Так что, совсем не думать ни о чем?
- Думать надо о том, что пригодится, что будет полезным, что случится завтра, послезавтра. Остальное оставить на потом, держать в сознании. Не философствовать, не впадать в истерику. Криками и плачем не поможешь.
- Но мне жалко тех, кого ты сегодня застрелил.
- Юлечка, мне тоже жалко всех. Кто попал в беду, кто не способен защищаться, кому неоткуда ждать помощь. Только те люди тоже не виноваты, что их укусили. Эта страшная беда, она сразу проводит черту между тобой, и теми, кто перестал быть живым. К этому трудно привыкнуть. Мне легче пришлось, так сложилось. Смотрел со стороны, в относительной безопасности. Мое восприятие развивалась постепенно, если бы все обрушилось на меня сразу, как на многих других, просто не выдержал бы.
- Вот ты завтра собрался на работу ехать. И снова по людям стрелять станешь? Они ведь и по дороге, и в здании точно встретятся?
- Это не люди, они умерли, - дочка упорно переводит тему разговор, к чему бы это?
- Папа, кто тебе сказал, что они живые мертвецы? Что они уже не люди? А не можешь ошибаться, ты ведь не врач, не специалист.
- Сам не раз видел, как они набрасывались на живых, как они рвали людей на куски, потом жрали, как их жертвы умирали и потом превращались в таких же мертвецов.
- А может они просто больные, их можно вылечить?
- Если бы, дочка, мне не пришлось смывать с обуви вонючие мозги этих обращенных, то, пожалуй, мог бы усомниться. Словами не передать, как они пахнут. Тот запах, что из нашего коридора с лестницы доносятся, это мелочь. Живые так не пахнут.
- Но ведь бывают тяжелые болезни, которые проходят. А ты их убиваешь.
- Почему про это говоришь, за эти дни так ничего не поняла?
- А что должна понять, из того, что видела, ничего разобрать нельзя. Из окошка вижу только, ходят какие-то люди, как пьяные. А ты выходишь и их убиваешь. И вообще, пока телефон работал, в чатах из Москвы, или еще откуда-то, писали, что это правительство специально распылило с самолетов отраву, чтобы люди с ума сходили, чтобы избавиться от лишних ртов, а сами попрятались в бункер и…
- Да ты что, это бред какой-то!
- Вот, ты говоришь, что это бред. А сам видел только то, что вокруг тебя? Ведь люди в разных местах такое пишут, не могут же они все врать!
- Какая же ты еще глупенькая, люди всегда врут, кто для выгоды, кто из страха, кто по привычке! И правда у всех своя, вот к истине зачастую приходится пробиваться с большим трудом.
- Вот-вот, а если вдруг ты окажешься не прав? Что тогда, ведь за каждого убитого придется отвечать. А мы тебе в тюрьму передачки носить станем.
- Лучше в тюрьме передачу ждать, чем с этими зомбаками за окном жить.
Что же такое в голове у молодежи, если они больше верят тому, что пишут в чатах и на сайтах, чем тому, что видят?
- Папа, почему ты не можешь по-другому, почему обязательно нужно убивать этих больных, ведь они теперь до нас не доберутся.
- Ты жалеешь, после всего того что они натворили?
- Но ведь они не звери, а люди…
- Ты до сих пор считаешь, что они люди?
- А как же иначе? Они ведь не сами себя такими сделали. Еще вчера были такими же людьми.
- Вот именно, «были», в этом вся разница.
- Может, они еще исправятся, выздоровеют. А когда их уже убили, ничего не исправить, обратно ничего не вернуть.
- Ты хочешь остаться доброй и непричастной, чтобы они сожрали тебя, меня и остальных?
- Просто хочу, чтобы все жили, и никто никого не убивал.
- Не знаю, ка тебе еще объяснить. Но поступать стану именно так, как уже сказал. И давай выберем другую тему для разговора, хорошо?
- Я все поняла, но можно с тобой завтра поехать?
- Юля, лучше с Пашкой здесь побудьте, на работе один управлюсь.
- Ну, ладно, папа, тогда давай спать попробуем. Собирай свой автомат.
Глава 08. «Тревожная ночь» 11.04.2008, ночь. Дом на Пушкина.
Дочка взяла пижаму и пошла в душевую, сам снова принялся за «Сайгу». Еще раз прошелся ветошью с маслом по стволу, пошаркал ершиком на шомполе. Потом ствольную коробку еще раз, и затвор протер. И напоследок сухой ветошью, ее в кладовке много, еще прежняя супруга приучила старые футболки на лоскутки резать. Там ткань застиранная, без ворса, самое то для чистки. Завершил процедуру, собрал ружье, щелкнул курком. Магазины не стал разбирать, просто протер от копоти насухо губки и подаватели. Не забыл заново снарядить патронами. С одним делом на завтра разобрался.
Юлька быстро вернулась, не то, что раньше подолгу плескалась! В новой пижаме выглядела совсем ребенком. Хорошо, что Лельке не подарил, на ней бы смотрелось нелепо, с ее-то фигурой! Да сколько же можно ее вспоминать?
В зале после чистки собрал стол, а диван, наоборот, разложил. Места на нем много, вместе приготовили две постели. Поставил рядом «Сайгу» со снятым предохранителем. Проверил, чтобы она не упала случайно на пол. Потом все-таки предохранитель поставил в безопасное положение, а ружье положил на пол, под руку. Почему не в спальне, там ведь тоже балкон? Укладывать дочку там, где столько воспоминаний, даже сейчас казалось неприличным. Да и балкон выходит углом на улицу. В детской комнате балкона нет, но там кровать маленькая.
В зале
