Мне очень жаль, если вам показалось, что в тот раз я была невежлива и резка: у меня немного расходились нервы из-за одного происшествия, которое случилось как раз перед этим, и я была не в духе. Надеюсь, вы извините меня. Может быть, как-нибудь на этой неделе вы заедете выпить чашку чаю? Среда — вполне подходящий день. Как вам известно, мистер Уивер уехал, и я буду рада гостям.
С наилучшими пожеланиями Диана У.»
Внизу, видимо, не доверяя моей сообразительности, она приписала:
«Это не значит, что вы должны привести с собой кого-нибудь из буйных приятелей моего мужа, являющихся сюда по субботам».
Все остальные письма в моей пачке были от подростков.
В среду я взял отпуск на полдня. Я не был уверен, знает ли она, что я работаю на заводе Уивера, но уж лучшего повода отдохнуть полдня, чем отправиться в гости к жене хозяина, кажется, не придумаешь. Я вернулся домой и надел костюм.
— Кто-нибудь умер? — спросила миссис Хэммонд.
— Нет. Я иду в город. Взял отпуск.
— Наверное, что-нибудь важное — вы надеваете костюм только по воскресеньям. Собираетесь куда-нибудь с Морисом?
— Нет. Это секрет.
— Что это за секреты у вас завелись?
— Самые секретные.
Она вышла, чтобы посмотреть, как я уеду. Она начала гордиться мной — тем, что я делаю и как одеваюсь.
Я проторчал часа два в бильярдной, сыграл три партии и решил, что, наверное, подошло время, когда миссис Уивер пьет чай. Мне было до того не по себе, что я два раза останавливал машину, чтобы помочиться. Как ни странно, около дома никого не было, кроме Джонсона. Две-три недели назад я слышал, что он — возможно, сославшись на меня — устроился на неполный день к Уиверам. Но когда я увидел его там во всей красе, меня как будто по голове ударили. Он пропалывал клумбу около подъездной аллеи. Я затормозил рядом.
— Как живешь, папаша?
Он выронил из рук совок и широко открыл глаза.
— В субботу начинаем — товарищеский с Лидсом. Придешь?
— Да. — Он посмотрел на машину, потом снова на меня.
— Мистер Уивер уехал на неделю, — сказал он.
— Знаю.
— Зачем же ты приехал?
— К его жене.
— Ты ушел с работы? — встревожился он.
— Только на полдня. Ну, пока, папаша.
Я подвел машину к стеклянной террасе. Он смотрел, как я выхожу. Я постучал, Мэй открыла дверь, и я вошел.
— Привет, Артур. Ты не часто бываешь здесь в такое время и по таким дням. Я думала, ты знаешь, что мистера Уивера нет.
— Я приехал к миссис Уивер, — сказал я и вдруг встревожился, как Джонсон. — Она тебя не предупредила?
Мэй нерешительно покачала головой.
— Она ничего не говорила. Сейчас я сбегаю и посмотрю.
Субботними вечерами я рыскал по этому дому, как пес, а теперь неподвижно стоял в холле, увязнув в ковре, который по субботам убирали. Я понял, что не надо было сюда приезжать. Может быть, она ждала ответа на свою записку. Может быть, вовсе и не думала, что я приеду.
— Какая неожиданность, мистер Мейчин! — воскликнула миссис Уивер, выходя из дверей гостиной, и по ее вырезу я понял, что она меня ждала. — Я очень виновата, но, очевидно, я потеряла ваше письмо… или вы звонили? Конечно, я очень провинилась… — Она выжидающе смотрела на меня.
Мэй стояла за ее спиной.
— Я говорил мистеру Уиверу, — с трудом произнес я. — Он сказал, что в сроду днем вы свободны. Наверное, он забыл передать вам, что этот благотворительный…
— Ну что ж! Значит, по крайней мере его сведения верны, — вздохнула она. — Давайте лучше перейдем в гостиную, и вы мне все расскажете.
Я думал, что Мэй давится от смеха, глядя на это кривлянье.
— Что подать к чаю? — спросила она у миссис Уивер.
— К чаю? Вы выпьете со мной чаю, мистер Мейчин? Боюсь, что такому великану этого хватит на один глоток. Но Мэй что-нибудь быстренько придумает… Не правда ли, милочка?
Мы вошли в гостиную, и она закрыла дверь. Обои с зелеными листьями вызывали у меня зуд. Стеклянные двери были распахнуты настежь. Я видел, как Джонсон возится у клумбы, и, когда он вдруг поднимал глаза, он видел меня. Все-таки это было утешением. Может, она нарочно приказала ему там работать.
Миссис Уивер была лет на двенадцать старше миссис Хэммонд — примерно на столько же, насколько миссис Хэммонд была старше меня. Эти годы оставили на лодыжках миссис Уивер валики жира да еще словно покрыли ее дорогим лаком всюду, где кончалось коричневое платье, туго обтягивавшее ее фигуру. Садясь, миссис Уивер успела дать мне понять, что она — человек свойский. Она положила ногу на ногу.
Мне не сразу удалось что-нибудь сказать.
— Ваш садовник… он здесь недавно, — это были первые слова, которые я произнес. Я пытался говорить небрежно, но она засмеялась.
— Да, — сказала она. — Вы его знаете?
Я не ответил, и она начала новый заход.
— А как поживает Эдвард Филипс? Я его не видела с той самой субботы, когда вы были здесь.
Я хотел сказать: «И я тоже», но вместо этого ответил:
— Хорошо. Точит карандаши к началу сезона.
— Ах да, начало сезона! Я совсем забыла. Как только мы с вами заговорили о регби, лето стало казаться таким коротким. А вы рады, что снова будете играть?
— Да, я немного соскучился, пока был мертвый сезон.
— Немного соскучились! Не могу себе представить, чтобы вы скучали. Скажите, а что вы делаете, когда вам скучно? Напиваетесь?
— Просто скучаю. И ничего не делаю.
— Вы, наверное, часто уезжаете куда-нибудь.
— Стараюсь. Машина жрет много бензина.
— А… — Она обдумала мои слова и переложила ноги. — Конечно, вам ведь летом не платят. То есть за регби.
— Да.
— Наверное, это одна из причин, из-за которой вы радуетесь, что снова будете играть. — Она улыбнулась самой себе и добавила: — Но мне, собственно говоря, хотелось бы узнать, почему вы приехали в ту субботу вместе с Филипсом?
Теперь она улыбалась во весь рот, обхватив пальцами колено.
— Он воспользовался моей машиной, — сказал я.
— Вашей машиной? — Этого она не ожидала. — Зачем?
— Его была неисправна… Он боялся, что произведет плохое впечатление, если приедет на автобусе.
— А! Как это на него похоже! Я могла бы догадаться… Значит, он заставил вас приехать сюда только потому, что ему нужна была ваша машина? Впрочем, ничего удивительного.
Она встала, подошла к стеклянной двери, закрыла одну половину и скрестила руки на груди.
— Что вы думаете о наших цветах? — спросила она.
Я думал, надо мне встать или нет; когда она обернулась, я поднялся и подошел к ней.
— Замечательные цветы, — ответил я.
На нее нашло смирение.
— Это Джонсон, — сказала она, когда он поднял голову и мы вместе перехватили его взгляд.
Я вдруг сообразил, что она навряд ли знает о наших приятельских отношениях, и решил, что так лучше.
Джонсон увидел, что мы на него смотрим, и начал орудовать совком прилежней обычного.
— А вы любите возиться в саду? — спросила она.
— Нет.
Это показалось ей забавным, и, повернувшись ко мне, она засмеялась. Потом положила руку мне на плечо.
— Ах, Артур! — произнесла она словно невзначай, и у меня зазвенело в висках.
Мы вернулись на прежнее место, и она начала говорить, что тоже не очень интересуется цветами, но тут раздался стук в дверь, и Мэй вкатила чайный столик.
— Спасибо, Мэй, — сказала миссис Уивер.
— Я хотела бы сейчас уйти, миссис Уивер, если вам больше ничего не нужно.
Миссис Уивер сделала удивленное лицо.
— Так скоро? — Она посмотрела на часы, оформленные под корабельный штурвал.
— Вы сказали, что я могу уйти сегодня на час раньше.
Кажется, спектакль под названием «Плохая память» начался снова; обе играли всерьез, хотя понимали, что на успех рассчитывать не приходится.
— Я составлю посуду, и вы вымоете ее утром, — сказала, наконец, миссис Уивер и проводила Мэй до двери.
Она закрыла ее довольно старательно, как мне показалось, и, вернувшись назад, стала разливать чай. Мне никогда не приходилось есть за таким первобытным столом, и я начал жонглировать чашкой и тарелочками, а потом посмотрел на нее, чтобы проверить, так ли я это делаю. Она сама жонглировала, так что ей было не до меня, но, подняв глаза, она все-таки заметила, каково мне приходится, и сказала:
— Вы, наверное, не привыкли к таким ухищрениям. Может быть, нам лучше устроиться за большим столом?
— Ничего. Я не так голоден, — ответил я.
— Не так голоден! — повторила она. — Я тоже не умираю от голода, но все-таки что-то ем. — Она подвинула мне тарелки со всякой всячиной; я взял руками несколько кусочков, собрал все вместе и отправил в рот.
Ей вдруг пришло в голову, наверное впервые, что я обыкновенный рабочий, поэтому она неожиданно спросила:
