Если бы Эбба вовремя сообразила это! Она ведь знала, но от дикого страха все перезабыла. Оказывается, она напрасно боялась.
«Весной, когда гроб будут опускать в могилу, — думает она, — никто сюда не придет, кроме могильщиков. И все будут считать, что ребенка похоронили в могиле Сандеров».
Эбба поняла, что спасена.
Внезапно ослабев, она разражается безудержными рыданиями. Люди смотрят на нее с жалостью:
— Ужасно, как страдает бедняжка! — шепчут они друг другу.
Но она-то понимает, что это слезы облегчения. Спасение пришло к ней на краю гибели.
Прошло несколько дней после похорон. Она сидит в полутьме на своем обычном месте в столовой. Сгущаются сумерки. И вдруг она ловит себя на том, что ее томит ожидание. Оказывается, она все время прислушивалась, не прибежит ли ребенок. В этот час он приходит играть в столовую. Неужели он сегодня не придет? Вздрогнув, она вспоминает: «Да он же умер, он умер».
На другой день она снова сидит в столовой и снова ждет. Каждый вечер ее охватывает та же тоска, становясь с каждым разом все сильней и сильней. Тоска прибывает, как свет весной, который захватывает все новые часы и в конце концов распространяет свое владычество на круглые сутки.
Ничего удивительного, что такому ребенку, как ее сын, после смерти достается больше любви, чем перепадало при жизни. Пока он был жив, мать думала только о том, как снова завоевать любовь своего мужа. А ему ребенок, конечно, был не слишком приятен. Ей приходилось отстранять его от себя. Он все время должен был чувствовать, что он ей в тягость.
Жена, нарушившая супружеский долг, хотела доказать мужу, что в ней есть что-то хорошее. Она все время была занята работой, целый день пропадала то на кухне, то в ткацкой комнате. Кому там нужен маленький мальчик, который только мешался бы под ногами!
А теперь она вспоминает его глаза, этот взгляд полный мольбы. По вечерам он всегда хотел, чтобы она посидела возле его кроватки. Он говорил, что боится темноты, а сейчас она подумала, что, наверно, не в том было дело. Он нарочно выдумал эту причину, чтобы она побыла с ним рядом. Она вспоминает, как он старался переселить дремоту. Сейчас она поняла, что он нарочно боролся со сном, чтобы она подольше подержала его ладошку в своей руке.
Он был сообразительный мальчуган, и на какие хитрости только ни пускался, чтобы получить хоть немножко любви и ласки.
Удивительно, как умеют любить маленькие дети! Раньше, пока он был жив, она этого не понимала.
В сущности, она только сейчас начинает любить своего ребенка. Только сейчас она стала любоваться его красотой. Теперь она подолгу может мечтать о его огромных таинственных глазах. Он никогда не был пухленьким, розовощеким ребенком, он был худеньким и бледненьким. Но до чего же он был изумительно красив!
Сейчас она видит, какое это чудо, и с каждым днем оно становится только прекраснее. Оказывается, дети — это самое прекрасное чудо на земле. Подумать только, что есть на свете маленькие человечки, которые каждому протягивают ручонки, и про каждого думают, что он хороший и добрый. Человечки, для которых неважно, красивое у тебя лицо или дурное, они всех готовы с радостью целовать, всякого любят — старого и молодого, богатого и бедного! И в то же время это настоящие, только маленькие, человечки.
С каждым днем ребенок становится ей все ближе и ближе. Ей бы очень хотелось, чтобы он был жив, но она не знает, стал бы он ей тогда так же близок, как сейчас. Временами ее охватывает отчаяние оттого, что она при жизни мальчика не старалась дать ему больше счастья: «Наверно, за это я наказана тем, что его потеряла». Но горестные воспоминания приходят к ней только изредка.
Раньше она их боялась, а теперь поняла, что печаль по умершим — это совсем не то, что она думала. Вспоминать тех, кого нет, значит снова и снова переживать прошлое. Тоскуя по своему мальчику, она прониклась его существом и наконец-то научилась его понимать. Горе подарило ей сказочное богатство.
Больше всего она боится, что время отдалит от нее ребенка. У нее не осталось его портрета. Неужели его черты постепенно изгладятся у нее в памяти? Каждый день она пытает свою память и задается вопросом: «Вижу ли я его? Так ли я его вижу?»
Неделя за неделей проходит зима, и однажды она себя ловит на том, что с нетерпением ждет весны, когда можно будет забрать его из покойницкой и похоронить в земле. Тогда она будет ходить на могилку и беседовать с ним.
Она положит его на западном конце кладбища; там самое лучшее место. А могилку украсит розами. Вокруг она обязательно посадит кусты и поставит скамеечку. Придет и будет сидеть долго-долго.
Вот уж удивятся люди! Они ведь думали, что ее ребенок похоронен в семейной могиле. То-то будет для них неожиданность, когда увидят, что она ходит на чужую могилу и просиживает над ней долгие часы! Что бы такое им всем сказать? Надо что-нибудь придумать.
Сначала она решила, что лучше всего сделать так: пойти сперва к большой могиле, положить на нее роскошный букет и немножко посидеть. А потом втихомолку уйти к маленькому. Он будет доволен, если она утаит для него один цветочек от букета.
Он-то будет доволен, да вот ей, пожалуй, этого мало. Она чувствует, что так между ними порвется нынешняя тесная связь.
Он поймет, что она его стыдится. Узнает, что его появление было для нее стыдом и позором. Нет, она оградит его от этого знания! Пускай он думает, что он принес ей одно лишь ни с чем не сравнимое счастье.
Наконец морозы пошли на убыль. Стало заметно, что дело идет к весне. Сугробы потекли, появились проталины. Но предстояло переждать еще несколько недель, чтобы сошла глубокая мерзлота. Но все-таки уже появилась надежда, что скоро умерших можно будет забирать из покойницкой. А она истомилась от ожидания, так истомилась!
Помнит ли она еще лицо своего ребенка? Она каждый день вызывает его в памяти. Но зимой это получалось у нее лучше, а весной он перестал показываться. Тогда она совсем пришла в отчаяние. Ей надо прийти посидеть на могилку, чтобы почувствовать себя ближе к нему, увидеть его, чтобы любить свое дитя. Неужели она никогда не дождется, чтобы его положили в землю?
Кроме него ей любить некого. Ей надо его видеть, всю жизнь смотреть на него.
И наконец ее великая тоска прогнала последние сомнения и малодушные мысли. Она любит, любит его и не может жить без своего мертвого ребенка. Она чувствует, что уже ничье мнение не имеет для нее никакого значения, только он ей нужен! И когда началась настоящая весенняя оттепель, когда на кладбище показались из-под снега могильные холмики, когда железные сердечки опять зазвенели, искусственные цветы под стеклом засверкали всеми бусинками и наконец-то пришел срок, когда земля раскрыла свое лоно, чтобы принять маленький гробик, у нее уже готов был черный крест для могилки.
Через всю перекладину на нем крупными белыми буквами было написано:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ МОЕ ДИТЯ
А ниже надписи, на столбе, стояло ее имя.
Ей все равно, если даже весь мир узнает, что она сделала. Все остальное — суета. Единственное, что действительно важно для матери, — это чтобы можно было прийти помолиться на могилу своего ребенка.
БРАТЬЯ
Как не пожалеть городского покойника, когда его везут на кладбище! Смотришь, как едет по городу катафалк, и кажется, что из гроба несутся горькие жалобы и упреки. Одному обидно, что его катафалк не украсили султанами из перьев, другой пересчитывает свои венки и плачется, что ему маловато досталось. А третий смотрит, что его провожают одна, две, три — всего только три кареты! Вот ведь какая досада!
Ни одному покойнику не пожелаешь испытать такие огорчения! Но горожане ничего не смыслят в том, как нужно отдавать последний долг умершему, прежде чем положить в могилу.
То ли дело в деревне! Там народ понимающий. И нигде в этом не знают толк так хорошо, как в приходе Свартшё, который находится в Вермланде.
Уж коли вы померли в приходе Свартшё, то можете быть уверены, что получите точно такой гроб, в каких вообще хоронят покойников. Это будет добротный, черный гроб. В таком же вот гробу хоронили и ленсмана, и уездного судью. Все здешние гробы выходят из рук одного столяра, он их делает всегда на один фасон, поэтому они все одинаковы — один другого ничуть не лучше и не хуже. Точно так же вы сами видели, а потому наперед знаете, что в церковь вас отвезут на простой крестьянской телеге, которая ради этого случая покрашена в черный цвет. Вам незачем думать о каких-то султанах, тут о них никто и не слышал. Вы знаете, что хомут лошади будет убран белыми платками и лошадка поедет торжественным медленным шагом, как если бы вы были почтенным владельцем усадьбы.
И пусть вас не смущает забота, что венков будет мало: здесь на гроб не кладут ни одного цветочка. Гробу полагается быть черным и блестящим, и ничто не должно скрывать его вида. О числе провожающих тоже можно не беспокоиться: все жители соберутся, и все пойдут за гробом. Вдобавок вам не придется выслушивать в гробу ничьих слез и причитаний. В Свартшё никогда не плачут над покойниками, когда подходят прощаться перед церковной дверью.
