— Выходит, значит, что этот тихоня обманывал нас, разыгрывая равнодушие к жизни депо?
— Ничего этого пока не выходит, — ответил майор, задумавшись о чем-то.
— Но если Гаевой нашел нужным донести своему начальству о лектории, — взволнованно продолжал капитан Варгин, — значит, понимал, каков может быть результат этого лектория?
Булавин подпер рукой голову и задумался. Варгин, все еще стоявший перед ним, с нетерпением ожидал его ответа. Опасность представлялась капитану совершенно очевидной, и он считал необходимым предпринять самые решительные действия.
— Положение, конечно, серьезное, — произнес наконец майор, поднимая глаза на Варгина, — но я не понимаю, почему вы так нервничаете, товарищ капитан.
— Я вовсе не нервничаю… — смутился Варгин.
— Вот и хорошо, — усмехнулся майор, протягивая руку за новой папиросой. — Значит, мне это только показалось. Идите, в таком случае, и занимайтесь своим делом, а я подумаю, что нам лучше предпринять.
— А как же с письмом Добряковой? — недоумевая, спросил Варгин. — Отсылать его тете Маше?
— Что за вопрос? Обязательно отошлите.
— Но… — начал было капитан и замялся, не решаясь высказать свои опасения.
— Вы полагаете разве, что это рискованно? — спросил Булавин и, не ожидая ответа Варгина, сам ответил: — Нам ведь известно теперь, что Гаевой знает что-то о стахановском лектории, так что запрос тринадцатого ничего нового ему не открывает. Мы же, напротив, из ответа Гаевого сможем узнать, что именно известно ему и как он сам реагирует на замысел наших стахановцев. Письмо Глафиры Добряковой пусть через почту направят ему немедленно.
На диспетчерском участке Рощиной
Никогда еще Анна Рощина, вступая на дежурство, не волновалась так, как в этот первый день введения разработанного ею уплотненного графика.
Составляя его, она старалась учесть и свой личный диспетчерский опыт и опыт других диспетчеров. При этом приходилось исходить из того принципа, что на транспорте нет людей и профессий незначительных. Тут все были важны и все в какой-то мере влияли на пробег паровоза. От небрежной работы даже самого маленького работника железной дороги могла произойти не меньшая задержка в пути, чем и от неисправности самого паровоза. Для успешного выполнения графика требовалась согласованная работа людей самых разнообразных железнодорожных профессий. Анна, пытаясь добиться такого взаимодействия, строила на этом свой уплотненный график.
Была и еще идея в основе замысла Рощиной. Анна исходила из того положения, что основным принципом соревнования является подтягивание отстающих до уровня передовиков. Обнаружив, что посредственные машинисты, шедшие впереди хороших, изо всех сил старались ехать быстрее, чтобы не подвести стахановцев, Анна и составила свой график с таким расчетом, чтобы первым на ее участке всегда шел хороший машинист, за ним — менее опытный, а следом — снова хороший. По ее расчетам, это должно было повышать чувство ответственности у машинистов.
Диспетчер, которого сменила Анна, сообщил ей, что Доронин уже проследовал строго по графику, нагнав в пути получасовое опоздание. Но за Сергея она и без того была спокойна, а вот молодой машинист Карпов, шедший в сторону фронта с важным военным грузом, вызывал сильные опасения. Пока, правда, он шел по графику, но времени у него было в обрез, а впереди находился тяжелый подъем, на котором паровоз неизбежно должен был сбавить скорость.
Тревожась о Карпове, Анна селекторным ключом вызвала станцию Журавлевка.
— Как тринадцать двадцать два? — запросила она дежурного по станции.
В репродукторе что-то зашумело, и хрипловатый голос доложил:
— Прошел ровно.
«Ровно» на диспетчерском языке означало полный час. Карпов все еще шел по расписанию.
Кашлянув, будто поперхнувшись чем-то, репродуктор продолжал:
— Похоже, что в середине состава букса греется. Дымок виднелся. Не удалось определить только, из-под вагона шел он или из-под цистерны.
Греется букса… Анна хорошо знала, что в лучшем случае это было результатом недостатка смазки или неправильности заправки буксы подбивкой. Могла тут быть и неисправность осевой шейки или подшипника буксы. Но беда во всех случаях была немалая. Букса могла нагреться до такого состояния, при котором легко могли вспыхнуть как подбивочный материал в буксовой коробке, так и сама смазка. А если еще эта букса находится под бензиновой цистерной…
Анна старалась успокоиться — ведь теперь до следующей станции все равно ничего нельзя узнать о судьбе поезда.
«А может быть, и обойдется все?.. — пронеслась успокаивающая мысль. — Может быть, букса греется не под цистерной, а под вагоном и воспламенение не вызовет быстрого пожара?»
Однако Анна понимала, что и в этом случае поезд будет остановлен на следующей станции и задержан, так как придется расцеплять состав и выбрасывать из середины его поврежденный вагон.
То и дело поглядывала Анна на часы. Только через двадцать минут должен был прибыть Карпов на Майскую, а стрелки часов будто вовсе перестали двигаться.
Мельком глянув в окно, Анна увидела краешек неба, окрашенный в нежные тона лучами заходящего солнца. Весь день было пасмурно, а теперь, к вечеру, погода явно улучшилась. Но это не обрадовало Анну.
«Опять, значит, нужно ждать ночного налета…» — с тревогой подумала она, опасаясь за Сергея, который в ночные часы должен был возвращаться в Воеводино с воинским эшелоном.
Снова зашумел примолкший было репродуктор:
— Диспетчер!
— Я диспетчер, — живо отозвалась Анна.
— У селектора Низовье. Отправился пятнадцать двадцать.
Это вступал на участок Анны новый поезд.
— Запишете состав? — спросило Низовье.
— Ожидаю, — ответила Анна и под диктовку дежурного по станции торопливо принялась записывать необходимые сведения о новом поезде.
Когда запись была окончена, большая стрелка часов передвинулась всего на несколько делений. От волнения Анна крепко стиснула зубы, нервным движением отбросила назад сползшие на левое ухо густые волосы. В стекле, прикрывавшем график на стенке пульта, увидела она отражение своего продолговатого, правильно очерченного лица. То ли свет так падал, то ли на самом деле очень устала Анна, но лицо ее казалось сильно осунувшимся.
«Хорошо, если Карпов дотянет до Майской, а что, если пожар вспыхнет в пути?» — одолевали Рощину тревожные мысли.
Первые сутки работы по уплотненному графику были на исходе, и все пока шло хорошо. Если некоторые поезда и выбивались из графика, то происходило это только на промежуточных станциях, а на конечные пункты диспетчеру, которого сменила Рощина, удалось все их привести строго по расписанию. По грузообороту же план перевозок был даже перевыполнен.
