— А ты обязательно должен все пропить и под конец лакать ром, ты — председатель судебной коллегии Дорн?
Рука страшной женщины провела по его лицу.
«Ага, — думает Шейба, — это она меня приняла за председателя суда Дорна. Он меня недавно судил».
— Зажгите, пожалуйста, свет, — просит Шейба.
— Это я должна зажечь свет, чтобы прислуга видела, в каком виде ходит домой председатель суда Дорн! — кричит женщина. — Ишь ты! И еще со мной на «вы», изверг, со своей законной женой, которая не спит и ждет тебя с двенадцати часов! Что у тебя в руках?
— Ботинки, мадам, — бормочет, заикаясь, Шейба. Страшная рука снова проводит по его лицу.
— Еще «мадам» меня называет, думает, я уже совсем сумасшедшая. И бороду сбрил, негодяй!
Шейба чувствует под носом руку.
— Фуй, бритый, как арестант… Матерь божья, я же его изувечу! Так вот почему он хотел, чтоб я свет зажгла! Думал, я испугаюсь, негодяй, чувств лишусь, а он в своей комнате запрется!..
Шейба чувствует на своей спине удары кулаков.
— Нет, вы только посмотрите на него! Председатель судебной коллегии, а выглядит, как последний арестант! Что у тебя на голове?
— Кепка.
— Мой ты боже! Так упиться! Оставить где-то цилиндр и купить кепку?! А может ты ее просто унес?
— Унес, — молвит Шейба покаянно.
Новый удар по уху. Женщина с криком выталкивает его за дверь:
— До утра останешься на лестнице! Пусть весь дом знает, что за негодяй председатель суда Дорн!
Женщина напоследок толкает его в спину — Шейба падает, разбивает себе нос. Дверь за ним закрывается.
«Слава тебе господи, — думает Шейба, поднимаясь вверх по лестнице, — все хорошо, что хорошо кончается». Вот только ботинки там остались. Ему кажется, что босые ноги эдак слегка освещают ступеньки.
Шейба тихонько крадется на третий этаж. Слава богу, он уже без шума добрался до первых дверей. Но тут чья-то рука внезапно хватает его за шиворот и втаскивает прямо в эти двери!
Шейба попадает в темноту еще покромешней, чем на втором этаже, безо всякого предисловия получает затрещину, и лишь после этого слышит женский голос:
— Целуй руку!
Шейба целует. Голос строго спрашивает:
— Где твои ботинки?
Шейба молчит. На своих босых ногах он чувствует теплую руку, которую только что целовал.
Тотчас после этого он получает такой удар по спине, что у него из глаз сыплются искры, и слышит:
— Так вот как! Следственному судье доктору Пелашу не стыдно прийти домой к жене босым и пьяным?! Где твоя носки, мерзавец?
Шейба молчит, размышляя. Следственный судья доктор Пелаш вел его дело, когда он засыпался в последний раз.
— Где, говорю, носки, мерзавец? — повторяется тот же вопрос.
— У меня их в жизни не было, — отвечает Шейба.
— Ах так, ты еще голос будешь менять, мерзавец! И даже не знаешь, что мелешь!
Женщина трясет Шейбу, и у него из кармана вываливаются отмычки.
— Что это такое?
— Ключи от чердака, — отвечает вконец убитый Шейба.
Едва договорив, он вылетает на лестницу. Следом летят отмычки и доносится голос:
— Нагрузился до положения риз!
Шейба хочет подняться, но кто-то уже держит его за руки, пинает и кричит:
— Какой ужас! Он подымет переполох на весь дом! Перепился и лезет в соседскую квартиру. Что теперь о тебе будет думать супруга пана доктора!..
И чья-то женская рука затаскивает его в дверь напротив, волочит в переднюю, оттуда в комнату, швыряет на диван, затем в смежной комнате запирает за собой дверь и восклицает:
— Тьфу, увидел бы тебя таким директор! Уж он бы конечно подумал: «Ну и кассир у меня! Хорош!..» Сегодня будешь спать на диване.
Через четверть часа вор Шейба открыл дверь и, пылая словно в жару, помчался прочь от этого злосчастного дома. И по сей день не знает, приснилось ему все это или же случилось наяву.
Газет он тоже не читает. Так откуда же ему знать, в каком доме нашли его ботинки, отмычки и пустую бутылку из-под рома?
Конец святого Юро
— Отец Мамерт, — обратился ко мне однажды аббат Иордан, — святой Юро перестал творить чудеса.
И это была святая правда.
В Бецковский монастырь в качестве самого младшего члена ордена францисканцев я попал как раз тогда, когда в доминиканском монастыре во Фрайштаке у нас появился грозный конкурент.
Я говорю о статуе св. Петрониллы. Ровно через два дня после моего появления среди старых монахов в Бецкове, подле статуи св. Петрониллы в саду доминиканского аббатства во Фрайштаке разверзлась земля, и с тех пор никто более не хотел обращать внимания на нашего доброго старого св. Юро. Вода струилась из-под св. Петрониллы, и все паломники сворачивали на Фрайштак. Глубокая печаль наполняла наши сердца, когда, стоя на монастырской башне, мы смотрели, как крестьяне, собравшись процессией, с хоругвями уходили долиной вдоль зеленого Вага, держа путь на голубые равнины, прочь от нас, во Фрайштак.
А к нам хоть бы одна собака заглянула…
Но не могли же мы останавливать все эти шествия, тянувшиеся от самой Жилины, Ружомберока, из Тренчина и даже из Опавы, и говорить им: «Эх вы, глупые! Во Фрайштаке есть один малый, который до того как податься к доминиканцам, проходил геологические науки. Потому и разверзлась земля под святой Петрониллой, что он велел там выкопать колодец. Оставайтесь-ка вы у нас, дурашки мои золотые, у нас есть св. Юро, а уж он куда как проверенный святой. Вы, конечно, не можете этого помнить, но когда в давние времена куманы отрубили под Бецковом одному священнику голову, и народ с плачем принес ее вместе с телом в костел и положил перед святым Юро, голова — о чудо! — приросла к туловищу, ксендз встал и сказал: „Большое вам спасибо!“ Вот какое чудо сотворил св. Юро. А если вам и этого мало, то ведь вы хорошо знаете, что когда в монастыре однажды занялся пожар, статуя св. Юро сбежала с подставки в костеле, забралась на колокольню, ударила в набат, и монастырь был спасен. А когда сбежались спасители храма, св. Юро как ни в чем не бывало уже опять стоял на своем месте. Золотые вы мои глупышки, во Фрайштаке с вас сдерут втридорога за пузырек простой грязной воды, а у нас вы получите по дешевке нож с надписью „Помни о паломничестве в Бецков“. Предмет это практичный и станет вам всего полгульдена. Ну, а ежели вы страдаете каким-нибудь недугом (неважно, каким), то у нас, опять же, припасены для вас разные члены из воска, и по вполне сходной цене».
(Как мне рассказал настоятель, когда-то, еще в то старое доброе время, к преподобному отцу, торговавшему восковыми конечностями, подходит богомолец: «Страдаю я, говорит, отче, — нога у меня всего одна». Монах дал ему за гульден восковую ногу и заверил калеку, что у него отрастет новая. Через год везут раба божьего на богомолье уже на возу. Когда подъехали к монаху, торговавшему ногами, приподнялся этот добрый человек на подводе — глаза сияют — и кричит: «Чудо, отче, чудо свершилось! Нога-то ни в какую не росла!.. Я уже стал непотребными словами лаяться. А она все ничего. Тогда я перестал молиться, а после этого поезд мне и вторую отдавил, пришлось ее отрезать. Продайте теперь две руки, чтоб хоть их отец небесный мне оставил».)
Но это все только так, промежду прочим. Не могли же мы, в самом деле, открыть им глаза на это мошенничество во Фрайштаке; нам оставалось только горевать. А крестные ходы, минуя наш монастырь, все шли да шли один за другим на юг, и к нам никто не заглядывал.
Была у нас в монастыре большая колбасная мастерская. Говорят, прежде богомольцы из-за наших копченых сосисок даже дрались. Кто покупал пять штук, получал в придачу образок. А кто бы купил сразу сотню, того мы бы записали в поминанье. Чего уж греха таить, в сосиски мы клали самое распоследнее дерьмо. Честно говоря, мои собратья по монастырю против доминиканцев были слабы! Просто не понимали прогресса. Не сумели приманить странников.
Итак, когда святой аббат Иордан, обращаясь ко мне, молвил: «Отец Мамерт, святой Юро перестал творить чудеса», — я только пожал плечами.
— А у нас про воду вам ничего неизвестно?
Я опять пожал плечами. У нас было только немного воды в монастырском колодце; в костеле найти воду было невозможно, потому что он стоял на скале.
Постукивая пальцами по крышке старого дубового стола, настоятель говорил:
— Как же они об этом не подумали?..
Но когда от выпитого вина у него прояснилось лицо, аббат Иордан ударил кулаком по столу и воскликнул:
— Придется святому Юро перебираться к воде. Придется! Ничего не поделаешь…
Старик взял меня за руку, подвел к окну и показал вниз. Внизу Ваг катил свои зеленые волны. Я понял.
— Сегодня ночью мне будет видение! — многозначительно изрек отец Иордан.
Эх, хотелось бы мне тоже увидеть такой замечательный сон, как приснился в ту ночь нашему старенькому аббату Иордану. Райски благоухая, окруженный сиянием, святой Юро ночью пришел к нему в келыо и сказал: «Иордане, Иордане! Не могу глядеть доле, как течет без пользы чудодейственная вода в Ваге. К реке хочу!» Потом же музыку небесную услышал наш аббат Иордан, а святой Юро возвратился обратно на свое подножие в костел.
