Экспедиция вора Шейбы
Вор Шейба дал запереть себя на ночь в доме № 15. Специалист по чердакам, он намеревался с сегодняшнего дня развернуть свою деятельность в этом квартале побогаче. Прежде Шейба работал в бедном, где весь его доход составили два передника, три нижние юбки и один побитый молью платок. Все это, вместе взятое, суд оценил бы месяцев в шесть, а еврей-старьевщик дал всего крону.
Прислонившись к дверям подвала, Шейба слушал, как дворничиха, прикрутив свет и заперев парадное, идет к себе. Видно, женщина была еще не старой, потому что, идя от парадного к дверям дворницкой, она что-то потихоньку напевала.
Шейба решил, что это к добру. Затем сегодня после обеда он встретил воз сена — тоже хорошая примета. Кроме того, он видел трубочиста и послал ему воздушный поцелуй — и это приносит счастье. Шейба вытащил из кармана бутылку самого простого рому и хлебнул из горлышка. Дешевый ром — это все еще тот бедный квартал. Здесь будет совсем другое дело! До обеда он провел предварительную рекогносцировку и установил, что лестница на второй этаж покрыта ковром. Судя по всему, здесь живут люди зажиточного класса. У них на чердаке наверняка что-нибудь найдется! Скажем, перины или, к примеру, одежда. Шейба запил мечты о счастье изрядным глотком рома и присел на ступеньку. Он устал, потому что в квартале у реки ему сегодня пришлось драпать от полицейских. Весь камуфлет вышел из-за ручной тележки, на которой не было таблички с фамилией владельца и которая без призора стояла на улице. Едва Шейба сделал с тележкой несколько шагов, как ему уже пришлось уносить ноги без нее. Он удрал — и то слава богу —, но теперь чувствовал себя совершенно разбитым. Нет на свете справедливости! В деревне тебя хватают жандармы, в городе — полицейские. Шейба еще раз отхлебнул рому и вздохнул.
В доме царили тьма и покой. В подвале не было ни тепло, ни холодно. Но Шейба, услышав, как его вздох уносится в ночной тиши куда-то чуть ли не на четвертый этаж, затрясся от холода и невольно подумал, что с ним станет, если его поймают. Хоть бы поймали поближе к зиме! Он уже несколько раз зимовал в тюрьмах. В некоторых арестантских домах уже проведено паровое отопление. Тепло, ешь досыта, только выпивки недостает. А что касается курева, так им тоже как-нибудь разживешься.
В подвале подняла возню кошка. У Шейбы чуть было не сорвалось с языка «кис-кис», но он вовремя опомнился. Зачем зря накликать на себя беду?
В доме, наверняка, еще не все спят. Вдруг его услышит дворничиха? Тогда конец! Еще, чего доброго, и бока намнут.
Шейба продолжал вслушиваться: за дверью ходила и мяукала кошка. Потом она забралась на груду угля, который с грохотом посыпался вниз. Вот стерва! Подымет здесь шухер, а прохожие будут думать, что в подвале вор.
Шейбе стало премерзко от мысли, что кому-нибудь могло бы прийти в голову, будто он способен забраться в подвал. Обчистить подвал — это сумеет любой. А вот обчистить чердак?!
От негодования его передернуло — в кармане загремели отмычки. Кошка за дверью перепугалась, и Шейба услышал, как, удирая, она сбросила что-то тяжелое. По дому прокатился гул.
Шейба съежился. Вслушался. Звуки удара отдались во всех уголках и понемногу стихли. В доме не раздалось ни голоса.
Он успокоился и отпил из бутылки. Если его по несчастной случайности загребут, пусть хоть в бутылке ничего не останется. Допить все равно не дадут.
Раздался звонок.
«Звонят дворничихе», — подумал Шейба и опять съежился, словно не желая видеть ничего вокруг.
Из дворницкой упал свет. Зашаркали шлепанцы, зашуршала юбка.
Дворничиха пошла открывать. Шейба даже дышать не решался, — чтобы, неровен час, не выдать себя.
Полоса света, преломляясь о лестничные перила на первом этаже, падала вниз, в подвал, прямо против Шейбы.
— В подвале какой-то шум, — произнес мужской голос на площадке, — будто воры забрались!
— Это все кошки, господин советник, — ответила дворничиха. — Каждый день в подвале шум поднимают. А что на чердаке творят… Гвалт, вроде черти свадьбу справляют!
У Шейбы прямо камень с сердца свалился. Он слышал, как дворничиха ушла к себе, а на третьем этаже загремел ключ в дверях. Под шумок он успел потянуться и отпить еще рому.
Свет пропал, наступила кромешная тьма. Шейба стал размышлять о своем предприятии. Дождавшись позднего вечера, он проберется на чердак, отомкнет его, возьмет все стоящее, дождется утра и, как только отопрут парадное, сразу же смоется. В такую рань полицейские патрули редко ходят по улицам. А уж остальное образуется. Из выручки надо сразу расплатиться за стол и угол: он уже должен за целую неделю. А то люди они бедные, да и знают про него немало такого, что могло бы здорово ему навредить. Будь дело к зиме, он бы им еще простил, а сейчас хочется погулять на воле. Ведь до чего интересно: когда кругом сплошная зелень, совсем неохота садиться!
Шейба настроился на какой-то хлюпкий лад. Снова услышав в погребе кошачье мяуканье, он не совладал с собой и тихо позвал в замочную скважину: «Кис-кис!» Кошка подбежала к двери и замяукала.
Шейба слышал, как она царапалась в дверь, потом села и принялась мурлыкать. Видно, кошке одной было в подвале скучно, и теперь она обрадовалась, что нашлась компания, хоть и отделенная непреодолимой преградой.
«А что, если выпить за ее здоровье?» — думает Шрйба и тут же претворяет эту приятную идею в жизнь.
Внезапно почувствовав себя в большей безопасности, он вытягивает ноги — раздается едва слышный шорох. Чтобы, упаси бог, не забыть, Шейба, не откладывая, снимает ботинки.
Ответственная операция проходит бесшумно. В восторге от успеха он еще раз глотает рому. Ласково поглаживает бутылку. Уже три раза она сопровождала его в таких экспедициях. И когда на чистый доход от них Шейба снова наполнял ее ромом, то всегда испытывал чувство, будто делит с ней свой успех.
Бутылка — его единственная собеседница, с которой можно потолковать во время неимоверно нудного, нескончаемого ожидания в чужих домах, когда неизвестно, что тебе принесет ближайшая минута.
Шейба держит бутылку у рта и по бульканью определяет, что содержимого в ней еще примерно с четверть. Когда из нее уже нельзя будет выжать ни капли, тогда он пойдет наверх, а завтра наполнит бутылку снова и скажет: «Молодцом была, душенька!»
Ром приятно греет Шейбу и уносит в мыслях на чердак. Богатый дом — богатый чердак. Вспомнились чердаки в бедном квартале, — в сторону двери полетел плевок. Два передника, три нижние юбки да платок, побитый молью! Господи, какая голь! А жить чем дальше, тем труднее. Еще, неровен час, подымут цену на водку, тогда хоть совсем в петлю полезай!
Шейба хлебнул еще, и к нему вернулось хорошее настроение. Может, наверху будут перины. Пух пока в цене. Ведь остались всего две вещи, на которые нынче стоит растрачивать свой талант. Телеграфный провод и перины. И совсем неважно, сколько украдешь, за них все одно — суд присяжных. А иначе сколько ради него нужно спереть передников, нижних юбок да побитых молью платков?! Присяжные, они все же лучше, чем простой суд. Простой суд, тот уже вон сколько раз его судил! А когда судят присяжные, оно завсегда почетней. И дружки, опять же, скажут: «Вот молодчина, под присяжных подвели!»
«Выпью-ка за господ присяжных», — мелькает у Шейбы в голове, и он вытягивает из бутылки остаток. Теперь он еще минутку отдохнет и пойдет наверх. Полегоньку, потихоньку, главное, чтоб без шума! С ботинками в руках. Босиком. И чего он на себя злится? Он же тихонько пойдет. Вот еще только минутку подождет, умом пораскинет. А почему бы не прочесть «Отче наш»?.. Помолится и тогда пойдет.
Шейба пробирается на второй этаж. Ботинки держит в руках. Останавливается на каждой ступеньке, потому что излишняя осторожность никогда не мешает. Крадется тихо, медленно. Как кошка… Вот он уже на втором этаже. Вытягивает руку, чтобы нащупать перила, но вместо них натыкается на дверь. Ага, перила должны быть левее. Шейба продолжает искать перила и опять нащупывает рукой дверь. Раздается звонок! Конечно, это он нажал кнопку. У Шейбы отнимаются ноги, он не может двинуться с места. А дверь открывается, чья-то рука хватает его за шиворот и втаскивает в квартиру. В кошмарную тьму.
Шейба слышит грозный женский голос:
— Дыхни на меня!
Шейба дыхнул. Грозная рука все еще держит его за шиворот.
— Так ты уже и ром пьешь? — слышит он грозный скрипучий голос.
— Да, — отвечает Шейба, — на другое у меня денег нет.
— А ты обязательно должен все пропить и под конец лакать ром, ты — председатель судебной коллегии Дорн?
Рука страшной женщины провела по его лицу.
«Ага, — думает Шейба, — это она меня приняла за председателя суда Дорна. Он меня недавно судил».
— Зажгите, пожалуйста, свет, — просит Шейба.
