В излучине реки под Борошхазом Юро увидел господина Фетепа, удобно растянувшегося на зеленом берегу в тени вербы. Винтовку и саблю с портупеей он положил рядом и, испытывая блаженный покой, глядел на противоположный берег, где расхаживали и пощелкивали клювами два аиста.
— Добрый день, господин вахмистр, — сказал наездник, соскакивая с коня.
— Здорово, Юро, откуда ты взялся в Керменте?
— По одному делу, господин Фетеп, — учтиво ответил Юро Копалья, — будьте любезны, встаньте, пожалуйста!
Вахмистр машинально встал и, не успев спросить, зачем ему это нужно, сразу все понял. Юро хотел его поудобней связать. Он обмотал Фетепа веревкой, как наматывают нитки на катушку, затем перебросил через коня, укрепил перед собой и сам вскочил в седло.
— Мне хочется оказать услугу одной особе, — приветливо пояснил Юро.
Вахмистр ничего не ответил. Он лежал, словно куль с мукой, и видел под собой убегающую степную землю с пожелтевшими от засухи клочьями травы.
Потом степь кончилась, пошли кукурузные поля, потом опять была степь, и закатывалось солнце.
Наступила темнота. Вахмистру стало совсем невмоготу.
— Переверни меня, — сказал он Копалье.
— Вот-вот будем на месте, господин вахмистр, — почтительно успокаивал его Юро. Они услышали гул реки, потом стали удаляться от нее, издали доносилось только ржание коней. Вахмистр не выдержал и потерял сознание.
Очнувшись, он увидел огонь, возле огня удивленную Гедвику Крумпотич; сам он лежал на земле, точно тюк ваты, и слышал, как Юро, обращаясь к Гедвике, говорит:
— Вот, привез тебе…
И Юро пошел в село, забрался дома на сеновал и, довольный, уснул.
Под утро за ним пришли жандармы.
Когда Юро в тюрьме в Залагержеге отбывал третий месяц из восьми, которые получил за то, что, как он уверял на суде, хотел угодить одной особе, ему сказали, что его ожидает какая-то посетительница.
Юро привели к начальнику тюрьмы. И тут к негодованию всех присутствующих на шею ему бросилась какая-то красивая девушка и стала жарко его целовать, восклицая:
— Юро мой, я тебя и вправду люблю!
Когда же она его отпустила, Юро долго не мог прийти в себя от изумления, потому что это была Гедвика.
Потом он ей подал руку и хотел сказать что-то очень хорошее, но не мог найти слов. Прошло какое-то время, прежде чем юноша нашелся и произнес:
— Гедвика, хорошенько смотри за моим гнедым и за черным жеребенком. Ты же знаешь, они мои, как и твои…
Да, вот какова любовь в Междумурье!
Ласковое внушение
— Вот видите, — благодушно говорил в своей канцелярии кандидат на судебные должности Маржик, обращаясь к Адамцовой, только что отбывшей двухнедельный срок за бродяжничество. — Видите, Адамцова, до чего бы вас довело, если бы вы продолжали с этим Ржахом бродяжить по свету. Вот справка, что вы отбыли наказание. Вы еще молоды и можете исправиться. А теперь мне скажите, в каких вы отношениях с Ржахом?
— Ржах, ваша милость, мой кавалер, — ответила Адамцова.
— Кавалер? Ну, ну, Адамцова, поразмыслите об этом хорошенько, — с серьезным видом молвил господин кандидат, — подумайте, к чему это поведет. Он на вас не женится. Он моложе вас, вам тридцать, а ему двадцать четыре. И потом — подумать только — что это за человек! Раз уже сидел два года за воровство. Поверьте, это будущее не для вас… К вам я был снисходителен. Правда, вы уже имеете три судимости за бродяжничество, но я вас уверяю, что еще ничего не потеряно. Решительно ничего не потеряно! А вот Ржах совсем другое дело. И я таки к нему не имел снисхождения. Вы, Адамцова, сами хорошо об этом знаете. Привели вас обоих вместе. Вы получили две недели, а Ржах — три. Так что, видите, к вам я отнесся снисходительно. И я вам говорю, не имейте с Ржахом ничего общего. Трудитесь, Адамцова, проявите старание, труд человека возвышает. Нынче много работы на полях, люди нужны повсюду, прокормиться вы легко прокормитесь, а еще помните: человек стареет, и если бы вы вот так состарились, стали бы обузой для родного селения, к какому приписаны. А как они будут на вас смотреть? Об этом вы подумали?
— Покорно благодарим, ваша милость. За все… — ответствовала Адамцова.
— Вот видите, — продолжал увещевать господин кандидат, — еще ничего не потеряно, работайте, место вы найдете, вы же из деревни?
— Из Милетиц, ваша милость.
— Видите, значит всю домашнюю работу по крестьянству знаете, а также, скажем, и скот пасти, человеку ни за что не должно быть стыдно… Что вы бродяжничаете, это, правда, большой грех, вроде как порок что ли… но памятуйте, Адамцова, терпенье и труд все перетрут, и иметь желание работать означает все равно что работать, потому что кто работу ищет, тот ее найдет, а ведь вы, здоровая женщина, найдете работу легко. Так что, как я уже сказал, Адамцова, труд человека возвышает, и за работой человек забывает свою нужду. Вот и вы в трудах легко забудете, что некогда было время, когда вы только бродяжничали. И скажете себе: «Господи, что я прежде вытворяла!» Правду я говорю?
— Истинную правду, ваша милость, — закивала Адамцова.
— Ну, ладно, ладно, — сказал господин кандидат. — Хорошо, что у меня сегодня не очень много работы и я могу по-отечески с вами потолковать. Ибо не забывайте, Адамцова, что внушение часто помогает больше, нежели самые строгие меры. Я вам от всей души желаю добра. Не думайте, что я, как другие судейские, довольствуюсь единственно тем, что продиктую приговор. Э-э нет, я исхожу из принципа, что кара, правда, служит средством к исправлению, но ласковое внушение дополняет эту принудительную меру. Вот, как сегодня: не позови я вас, к примеру, а скажи себе: «Ладно, срок свой она отсидела, и делать мне с ней больше нечего», то с моей стороны это было бы очень неправильно.
Послушайте, Адамцова, окиньте взглядом всю свою жизнь. Сегодня, приняв кару, вы уходите из суда, и перед вами открывается новая жизнь, где труд — этот подлинный смысл жизни — есть вал, о который должна разбиться всякая черная мысль. Что бы из вас вышло, Адамцова, если бы вы и дальше гуляли с вашим Ржахом? В один прекрасный день Ржах бы мог склонить вас к воровству; подумать только, Адамцова, — вы сюда попали с человеком, который уже сидел за воровство два года! Вы с ним гуляете, а он подобьет вас на кражу. Подумайте о последствиях, Адамцова! Тут вы сидите не больше двух недель, а там, глядишь, могли бы засесть и на годы. А выйдете из тюрьмы, не устоите перед соблазном, не удержитесь, чтобы снова не посягнуть на чужое добро, поелику в тюрьме ничему хорошему не научитесь. Я это по опыту знаю. Поймите, что этот Ржах может однажды стать вашим злым демоном. А с другой стороны, Адамцова, выйдете из тюрьмы, будете трудиться, и счастье, которого вы до сих пор не познали, обретете в честном труде. И как вас будет радовать, когда собственными руками заработаете кусок хлеба, никто вас не будет презирать, каждый будет на вас смотреть с уважением, вашего прошлого как не бывало, оно как бы вычеркнуто из памяти. Может еще повстречаете мужчину, честного человека, который, подобно вам, зарабатывает кусок хлеба трудом рук своих. Который пожелает дать вам свое имя, соединить свою судьбу с вашей! И вот когда эта цель будет достигнута, тут вы непременно скажете: «А ведь прав был господин кандидат!» И тогда все в жизни вас будет тешить. А то ведь сейчас бродяжничаете с этим Ржахом, побираться приходится, спать иногда хотя бы и в лесу, прятаться от жандармов и бояться судов. Потому еще раз вам советую, Адамцова, не имейте ничего общего с этим Ржахом. Вы уже сегодня выходите на свободу, а Ржах просидит еще неделю. Мой вам совет: забудьте Ржаха, считайте, что это был скверный сон, и бодро, с надеждой на счастливую жизнь, выйдете из здания суда, и трудитесь, да, да, помните латинскую поговорку «Ora et labora», что значит «молись и трудись». И пусть никогда не возвратится ваше прошлое, равно как и это судебное дело пусть никогда не пополнится ни одним обвинительным заключением против вас. Я убежден, что тогда вас все будет радовать, и на честных тружеников, на которых вы нынче не можете глядеть, вы будете взирать как на своих братьев. Вы меня хорошо поняли?
— Да, ваша милость, — ответила Адамцова.
— Ну, видите, — сказал господин кандидат. — Вот это меня радует, когда вижу понимание. Вы свободны, работайте, честное слово, буду рад, коли увижу, что мое внушение не оказалось напрасным. Если у вас есть ко мне какая просьба, доверьтесь, ибо ныне перед вами не судебный следователь. Говорите смело, просите совета. Ведь я и сам рад, когда вижу, что мне доверяют.
— Покорнейше прошу, ваша милость… — подала голос Адамцова.
— Валяйте, говорите, если что возможно, с удовольствием исполню, — подбадривал ее добряк кандидат.
— Ваша милость, оченно прошу вашу милость, не извольте гневаться, — просила Адамцова, — но только если бы вы соизволили дать разрешение оставить меня еще на недельку в холодной, чтобы мне, значит, выйти на волю вместе с Ржахом. Потому мы себе слово дали не покидать друг дружку. Но только не гневайтесь, ваша милость…
