Ворота.
Вход.
…Обычный.
Средневековый.
Баронский.
Замок.
УПОВАНЬЯ…
Эхо.
Эхо снов.
Воспоминаний?..
Памяти…
Учитель, смысл их страшен мне…
Автобус остановился у древних крепостных стен, на широкой подъездной площади, наводненной оживленными туристами.
Учителя шумной толпой покинули салон.
Фоулн вышел вслед за всеми, хотя чем дальше, тем больший его охватывал ужас от этого места, ужас, не имеющий ничего общего с рациональным и логически объяснимым. Это был темный, мистический, действительно какой-то средневековый — и потому стыдный ужас.
Лайнелл постарался взять себя в руки и огляделся: шумная толпа отдыхающих любопытных туристов кипела вокруг, зажатая узким пространством площадки между крепостными стенами и пропастью.
Отсюда открывался великолепный вид.
Небо походило на хмельную чашу, выгнутую и блестящую и, казалось, его можно коснуться.
А за спиной ощущалась устремленная ввысь громада камня, ожидающе застывшая на вершине.
Ожидающе?..
Чего мог ждать этот древний каменный монстр, почерневший от времени?..
У его подножья суетливой молодежной стайкой разместились новенькие, блестящие стеклами закусочные; аппараты, торгующие газированной водой и попкорном, туалеты — все атрибуты туристского бизнеса.
Сор, накипь потока времени…
Замок казался уже чем-то, принадлежащим вечности, ее холодному дыханию: спокойствию, неизменному бытию, которое не есть смерть, но и не есть жизнь.
Живая смерть.
Скала посреди потока дней.
Черная скала на пустынном острове…
Скольких помнил этот замок?
Скольких пережил?
И скольких еще увидит и переживет?
И еще через семьсот лет он будет все таким же, разве что еще более холодным, еще более мрачным, еще более чуждым.
Все так же ждущим…
Кого?
Умерших хозяев, которые помнили свой дом…живым?
Или?..
Хозяйку Попрушнеков?..
Немертвую, как и ее владение?..
— Сбор группы через десять минут у главного входа! — объявила девушка-гид, выводя преподавателя из задумчивости. — Мистер Фоулн, вы стоите в задних рядах, повторите, будьте любезны: возможно, там не все услышали, я говорю тихо… — послала она ему профессиональную улыбку. — Сбор через 10 минут.
Тренер послушно повторил, немного смущенно усмехаясь: гид боялась, что он провитал в облаках всю организационную часть и, разумеется, обратилась к нему персонально.
Милая девочка.
Через десять минут они вошли в ворота.
Широкий двор. Внутренний сад.
И немыслимое напряжение покинуло душу молодого человека: все было совсем не так, как в его снах. Например, вон той угловой изящной башенки он не припоминал, а вот эта беседка в аллее — тоже что-то новенькое…
Да и полно, быть может, то, что ему приснилось — всего лишь любопытный случай какого-то психического явления?..
Или…другие владельцы изменяли замок по своему вкусу?..
— В разные эпохи владельцы, стремясь осовременить свое жилище, перестраивали внутренние помещения и пристраивали дополнительные, но древнее сердце замка всегда сохранялось в неприкосновенности. Сейчас мы осмотрим древнейшую часть крепости, — пригласила экскурсовод группу в залы музея.
Это было по-настоящему неприятно.
Как оживший кошмар.
Комнаты, мебель, гобелены, статуэтки — поблекшее, но знакомое великолепие.
И под ним учителю мерещился сладковатый запах застарелой крови…
Смешанной со смехом…
Боже, ее голос…его эхо…неужели отзвуки звучат только в его ушах?.. Что это? Сумасшествие?.. Вот в этом кресле она сидела в тот первый вечер, когда он пришел по ее приглашению в замок…и свет пламени скользил по нежности волос, серебристых и сладких, как лунная патока.
«О чем же мы говорили? О человеке, о гуманизме, о мифе дворянского превосходства… Я восхищался ее живым умом, я…
Мы говорили?!.
Я сошел с ума…»
Но так отчетливо, как наяву, видит он ее ноги в изящных туфельках, покоящиеся на подножке этого стула, и шелк платья дразнящим намеком обозначает ее колени…
…от которых ему так трудно было отвести взгляд…
…а в глазах госпожи сверкал смех…
Этого не было в его снах! Воспоминание, память — оно яркой отчетливой картиной вспыхнуло именно сейчас!
…Библиотека.
А вот здесь он читал историю рода, архивы.
Здесь он увидел ее однажды ночью: у высокого стрельчатого окна, облитую лунным светом. И отчетливо видел в неверных голубых лучах прозрачные слезы, стынущие на бледных щеках.
«— Теперь ты понял, кто я?.. Понял?..
— Да.
— И что теперь?..»
Так был брошен вызов. Этим внезапным надменным взглядом, этим строптивым вскидыванием головы.
И вызов был принят.
Его холодными словами.
Вы — нежить, госпожа баронесса…
Вы — мерзость перед лицом Господа и людей.
ЛАЙНЕЛЛ, ПРЕКРАТИ!!!
Не своди себя с ума.
Если так пойдет и дальше, ты рискуешь поверить, что ты — и в самом деле реинкарнация — или как назвать? — сельского учителя XVIII века, философа, гуманиста и вампироборца, влюбившегося в свою дичь.
В Хозяйку Попрушнеков.
Которую он ненавидел за свою греховную любовь.
И которая так безумно похожа на Элли…
И случайно ли, случайно ли то, что, увидев Элли впервые, он вспомнил о вампирах?..
Чем же кончилась их история?
Он не помнил! Не помнил!!.
И любила ли его баронесса?..
Иногда ему казалось, что да…странной, жестокой, извращенной любовью, так походившей на его собственные чувства…смесью ненависти, восхищения, боли и отчаянной привязанности.
Быть может, убив Хозяйку, он освободил ее душу от проклятья вечного заточения в хищной оболочке, и она вернулась?..
Лайнелл, не сходи с ума…ты не Влад. Элли не баронесса. На дворе ХХ век.
И чудес не бывает. Бывают психические расстройства на почве несчастной любви.
Браво. Вот он уже сам себе поставил диагноз…
Служитель музея, ведущий группу по лабиринтам комнат и переходов, вывел туристов в длинный коридор, стены которого покрывал алый шелк теплого и густого цвета, насыщенного, как кровь.
Здесь висели портреты.
Фамильная галерея.
— …бароны искали местные таланты и оказывали им покровительство…
