Невзрачный снова хихикнул.
— Негоже смертным подвергать сомнению мудрость Всевышнего, — укорил доктор Салгрейв.
— Я не беру на себя смелость лезть в дела Всевышнего, — сказал невзрачный. — Зато беру смелость утверждать, что ничего вы, мой друг, не видели.
— Я получил эти сведения из надежного источника, — сказал доктор Салгрейв. — Правильно я говорю, мистер Хэнкинс?
Он обернулся в сторону бледного молодого человека, но прежде, чем молодой собрался ответить, доктор Салгрейв пояснил чужакам:
— Мистер Хэнкинс — Сал Хэнкинс — он был здесь и выдержал бомбардировку и штурм. Верно, Сал?
Молодой слабо кивнул. Адам заметил, что его левый рукав пристегнут к сюртуку, что раньше ускользнуло от его внимания из-за скрюченной позы молодого человека.
— Сал принял на себя удар железного кулака этой битвы, — сказал доктор Салгрейв.
— В воздухе летали кухонные плиты и раскаленные лемехи, — сказал молодой человек. — Мы лежали на земле, и все это на нас сверху падало.
Невзрачный человек посмотрел на Моиса.
— А ты где был, когда брали Геттисберг? — спросил он.
Моис посмотрел на него, затем взгляд его заскользил по пустой долине, к далекой гряде гор на западе. Сначала казалось, что он совершенно забыл о вопросе. Потом он сказал:
— В Нью Йоуке.
Невзрачный сказал:
— А должен-то вроде бы здесь быть. Они, между прочим, за вас, негров, сражались. Похоже, твоя помощь пришлась бы тут очень кстати. На вид ты мужик крепкий.
— У меня спина увечная, — сказал Моис, подумав минуту.
— А-а, ну да, — сказал невзрачный. — Многие не отказались бы иметь увечные спины. И у многих они стали увечные. Я имею в виду спины. Увечные на веки вечные. Р-раз — одно мгновение — и они повалились на эти спины, глядя в небо. Но ничего не видя. Они и сейчас лежат — прямо под нами, густо, как картошка у доброго хозяина.
Толстяк отвел правую руку, как для объятия.
— Вот! — сказал он. — Вся эта территория — не что иное, как гигантский картофельный холм героизма и святости. За исключением, — сказал он, поправив себя, — тех мятежников, которые здесь захоронены. Но давайте не будем даже упоминать о них. Мне выпала честь участвовать в процедуре изъятия тел праведных сынов наших из недостойного их окружения и тесноты и перемещения их...
Джед Хоксворт шагнул вперед.
— Вы хотите сказать, — проговорил он, указывая на лежащую в осенней траве лопату, — хотите сказать, что выкапываете их?
— Эксгумируем, сэр, эксгумируем, — протестующе погрозил пальцем толстяк. — Вот слово более подобающего стиля и значения. Но, отвечая на ваш вопрос, поясню: губернатор штата планирует разбить великолепное кладбище на сем священном месте, так сказать, воздвигнуть алтарь патриотизма. Павших переберут ... я хотел сказать, переложат...
Он откашлялся, приложился к кувшину и снова откашлялся.
— Переложат, — продолжил он, — в соответствующем порядке. По статусу, полагаю. Что же до меня, то я тут не для того, чтобы выполнять черную работу. Мой друг, — он ткнул пальцем в невзрачного, — вот кто копает. Но нынче день в основном разведочный. Отбор, так сказать, образцов. Оценка состояния. Моя роль будет заключаться в надзоре. Меня нанял приятель, который будет заключать договор с нашим великим штатом Пенсильвания. Мой прошлый опыт с мертвецами окажет, без сомнения, неоценимую...
— Точно, опыт у него огромный, — сказал невзрачный. — Он бывший врач.
— Я не о тех годах, когда практиковал терапевтом. Или проповедовал слово Божие. А о тех, когда работал бальзамировщиком.
— Он бросил врачебную практику, — сказал невзрачный, — потому что у него участились случаи со смертельным исходом. Такую пагубную привычку завели себе его пациенты. А работу бальзамировщика бросил, потому что народ вдруг раздумал умирать. Вот если бы он как-то ухитрился совмещать профессию врача и бальзамировщика, он бы скоренько разбогател, и не пришлось бы ему идти в священники. Теперь он бросил читать проповеди, потому что...
— Ты бередишь мои раны, негодник, — сказал толстяк. — Я много профессий перепробовал, это правда, и по большей части небезуспешно. "Конкордский мудрец" Эмерсон говорит, что всякий порядочный американец должен побывать и торговцем, и фермером, и школьным учителем, и так далее. И хотя реестр моих видов деятельности отличается от предложенного, я, как видите, являюсь представителем как раз эмерсоновских американцев. Я человек разносторонних способностей, и...
— Во-во, и если бы ты эти способности не выпускал из штанов, тебя бы не турнули из священнослужителей, — сказал невзрачный.
— Я открыто признаю, что искушению подвержен любой обладатель крепкого организма и привлекательной внешности. Но духовную службу я оставил по собственной воле, сэр. Из патриотических побуждений, — он повернулся к слушателям. — Видите ли, джентльмены, возникла большая нужда в бальзамировщиках для наших воинов. Даже в зимнее время, благодаря обморожениям и болезням бизнес не идет на спад. В том смысле, что на могилы всегда спрос. Ха-ха.
Он помолчал, разглядывая неулыбчивые лица, и сказал:
— Шутка — это соль человеческой жизни. Но собака не солит мясо.
— Это шутка, — терпеливо пояснил невзрачный. — Он так пошутил.
— Дасэр, — сказал Моис и сдержанно засмеялся.
Толстяк устремил на него взгляд.
— Спасибо, — сказал он. — Но продолжим. Когда умирает доблестный воин, хоть бы и от заворота кишок на зимних квартирах, любящие его люди хотят получить тело возлюбленного. Тело должно быть подготовлено для транспортировки. Ergo[25]. У меня, например, есть знакомый, который переезжает с войсковыми частями. Передвижной бальзамировщик. Я рассматриваю возврат к этой профессии как акт патриотического служения. Кстати, и заработок недурной.
Невзрачный прыснул.
Доктор Салгрейв взглянул на него с жалостью.
— Бедный простофиля, — сказал он. — Он не познал, насколько сложна жизнь. Если человек вершит добрые дела и этим зарабатывает хорошие деньги, разве это не доказывает, что его таланты действуют в гармонии с замыслом Всевышнего и с Его благословения? Но я решил плюнуть и на богатство, и на возможность патриотического служения на ниве передвижных бальзамировщиков. Я призван решать задачи всеобъемлющего масштаба. И в свете этого рассматриваю всю свою предыдущую жизнь только как предписанный свыше срок ученичества перед великой миссией...
Адам больше не слушал. Он подошел к молодому человеку, сидевшему на корточках около дерева. Тот тоже не слушал. Он с неподдельным увлечением катал соломинку между большим и указательным пальцем, туда-сюда. Адам тихо присел рядом. Молодой человек, казалось, не замечал его присутствия. Адам потянулся, чтобы тронуть его за плечо или за рукав, но на полпути отдернул руку и стал ждать, пока его заметят.
Наконец еле слышно, почти шепотом, он сказал:
— Вы... вы здесь были?
Молодой человек медленно повернул голову. Он смотрел на него из далекого далека. Потом шевельнул левым плечом. Пустой рукав слабо качнулся.
— А ты думал, это медведь от меня кусок отодрал? — спросил он бесстрастно, без всякого выражения.
И снова перевел взгляд на соломинку, вращающуюся между большим и указательным пальцем. Адам опустил голову и посмотрел на соломинку. Она каталась туда-сюда.
Толстяк с усилием поднялся на ноги не без помощи дерева, на которое опирался спиной. Еле отдышавшись после этого упражнения, он поглядел вниз.
— Возьми кувшин, — сказал он невзрачному. Потом обратился к Джеду Хоксворту: — Если соблаговолите пойти за мной, я покажу, в каком они состоянии.
Адам увидел, как все потянулись вслед за толстяком к земляной куче, насыпанной рядом с каменной стеной. Бледный молодой человек встал и последовал за ними. Толстяк указывал вниз, за кучу. Адам знал, на что они смотрят. И знал, что ему тоже придется подойти и посмотреть.
Он подошел и посмотрел.
— Он не так плох, как можно было ожидать, — говорил доктор Салгрейв. Наши доблестные войска ввели христианский обычай прикрывать лицо усопшего. Всем, что под руку подвернется. Шляпой, куском рубахи, одеялом.
— Это предохраняет от грязи, — пояснил невзрачный.
— У этого лицо в довольно хорошем состоянии, — сказал доктор Салгрейв со знанием дела. — Учитывая, через что ему пришлось пройти. Но здесь место сухое. К тому же, погода благоприятствовала, было не слишком сыро.
Молодой человек до сих пор смотрел в неглубокую яму. Теперь он отвернулся и принялся изучать каменную ограду.
— При должном обращении... — говорил доктор Салгрейв, но прервался, чтобы отпить из кувшина.
Адам стоял рядом с молодым человеком. Внимание молодого человека было приковано к точке на стене. Вдруг он вздрогнул, стряхнув оцепенение.
