Второй вариант — поезд. Правильно. Прямая противоположность автотрассе — по дикости (в прямом смысле слова) впечатлений, по перепаду высот, по смене за окном лесистых склонов, снежных вершин и зеленых долин. Если захочешь и закажешь соответствующий маршрут — а того стоит, — пусть дорога чуть удлинится за счет короткой пересадки на старый горный экспресс, и тогда уж точно над ущельями дух захватит. Не Моцарт, а ихний Григ: «Пер Гюнт», скорее всего. Кстати, имеет смысл для довершения картины навестить дом на окраине Бергена, в котором Эдвард Григ прожил последние 22 года своей жизни. Снаружи — белый дощатый, внутри — импозантный, вид из окон — сугубо композиторский.
Третий способ — морем. Правильно. Самый логичный, потому что самый старинный. И вот что важно: все морские порты изначально возникали не просто утилитарно — торговля, ловля рыбы, коммуникации, — но и церемониально. То есть любые правители хотели возвращаться домой, глядя на свой город в самом выигрышном виде. Мы, со своими железными, а потом воздушными дорогами, наплевали на это, забыли об этом, забили деловой пакостью береговые линии, выложенные предками по любовным лекалам. Но кое-где кое-что осталось. Таковы морские входы в Стамбул, в Венецию, в Неаполь, в тот же Палермо, в Лиссабон, в Осло. В Берген. Музыкальный аналог — произвольный: путь долгий, можно пофантазировать вволю, пока доберешься до бухты. Входя в нее, радуешься, что Берген был одним из главных центров Ганзейского союза — провозвестника нынешнего Европейского. Пестрые деревянные домики гавани Бригген, которая — насколько возможно — поддерживается в том виде, в каком она была во времена Ганзы полутысячелетней давности, сотни белых яхт, зеленые холмы, уступами спускающиеся к променаду набережной и рыбному рынку, который был бы прелестнейшим в мире рыбным рынком, не будь венецианского Риальто.
Пестрая зима
Самый большой в мире зимний карнавал в самом европейском городе Северной Америки — какова реклама!
Все правда. Семнадцать дней в начале февраля идет безудержная гульба в Квебеке, который вообще-то стоит посетить и в любое другое время года. Согласно расхожему выражению, это наиболее дешевый способ для американцев увидеть Европу, не пересекая океан. Квебек — единственный в Западном полушарии город к северу от Мексики, где сохранились крепостные стены: ими обнесен прекрасный Старый город. Впервые я попал в Квебек, уже поездив по Франции, и поразился, как бережно и узнаваемо перенесена то ли Нормандия, то ли Бретань в иной мир: ну ладно, широта примерно та же, но долгота — на 70 градусов западнее!
Выходцы именно из этих французских провинций заселяли Канаду, никак не подозревая, что безжизненные снежные пространства раздвинутся еще дальше и станут вторым по площади государством в мире. Да о каком государстве могла идти речь — даже колонизация шла вкривь и вкось. Экипаж Жака Картье, первым приплывшего сюда из Сен-Мало в 1534 году, чуть не вымер от цинги: их спасли ирокезы, научившие лечиться отваром из туи. Вторую серьезную попытку сделал Сэмюэль де Шамплейн в 1608 году — он и считается основателем города Квебека, столицы одноименной канадской провинции.
Стало быть, в этом году Квебеку — 400. Юбилею посвящен и нынешний зимний карнавал — с 1 по 17 февраля.
Поражает фестивальная пестрота. Вообще-то, Квебек — холодный и снежный. Снега здесь выпадает больше, чем в Хельсинки или Осло. В мой приезд мороз был минус двадцать пять. И при всем этом — непреходящее, неистребимое ощущение веселого, едва ли не летнего праздника. Какое-то длящееся взятие снежного городка — хлеще, чем у Сурикова. Цветовая гамма — вовсе не зимняя: из-за яркости нарядов, конечно. Белый выступает грунтовкой всего солнечного спектра.
Отдаю себе отчет в том, что этому радужному восприятию способствовал довольно крепкий пряный пунш и особый способ его продажи. Горячее спиртное заливали в полые посохи метровой длины с пробкой на винте: приостановился, хлебнул из трости — и пошел дальше, опираясь на алкоголь.
Иначе не выжить при минус двадцати пяти. Не принять участие в танцах на открытом воздухе. Не поболеть за гонщиков на собачьих упряжках. Не прогуляться вдоль громадного грациозного замка Фронтенак над рекой Святого Лаврентия. Не восхититься конкурсом ледяных и снежных скульптур: Санта-Клаус на оленях, викинги на ладье, эскимос охотится на тюленя, музыкант за роялем. Не зайти в огромный дворец изо льда — почище чем Ледяной дом Анны Иоанновны и не хуже, чем современный Icehotel в шведской Лапландии за Полярным кругом, где одна ночевка в ледовом номере стоит от полутысячи долларов и выше.
Пунш обостряет аппетит, и не забыть о кухне — не студеной, а горячей, квебекской. Франкоканадцы, которые себя не числят ни канадцами просто, ни просто французами, изъясняясь на диалекте квебекуа (в городе Квебеке только 15 процентов жителей хорошо говорят по-английски), создали свою кулинарию. Основа — опять-таки Нормандия и Бретань, но с местными деликатесами, из которых главные — лосось и олень. И тот и другой хороши копченые. Яблочная традиция французского северо-запада подкреплена патокой — кленовым сиропом, который используется шире, чем можно себе представить. Есть и зимняя забава: вскипяченная патока разбрызгивается по снегу — получаются леденцы, которые собираешь, опираясь все на тот же постоянно наполняемый посох.
Дали Каталонии
Каталонский город Фигерес приткнулся, если смотреть на карту, в самом верхнем правом углу Испании. До столицы Каталонии Барселоны раза в три дальше, чем до Перпиньяна во Франции. В этой испанской провинции вообще французский дух силен, о чем не дает забыть язык: ударения на последний слог и французистые «ж» вместо испанских «х». То-то все видные каталонцы XX века так тянулись к Парижу. Сальвадор Дали тоже уехал туда в двадцать четыре года.
Вечная ирония истории: Фигерес известен в мире только благодаря человеку, который здесь родился, умер и похоронен, — Сальвадору Дали. Хотя город стоило бы нанести на карту политики и цивилизации и без этого великого шута горохового мирового искусства.
В Фигересе — точнее, в замке Сан-Ферран — завершилась Гражданская война в Испании, кровавая романтическая война: та, в зверствах и предательствах которой все-таки еще работал принцип истинной солидарности. В мощной крепости Сан-Ферран 1 февраля 1939 года в последний раз собрались кортесы (народные собрания) республиканцев, и отсюда их лидеры ушли в изгнание: Франко победил окончательно.
В Фигересе родился Нарсис Монтуриоль, который в 1859 году изобрел подводную лодку.
В Фигересе, наконец, — на его главной улице Рамблас — великолепный музей игрушек.
Но все это стушевывается и исчезает в ослепительном сиянии славы Сальвадора Дали. Правда, нетрудно усмотреть, как его дикое и будоражащее художество вбирает в себя и войну, и игрушки, и перемещение в среду, не пригодную для человеческого обитания.
Виртуозный мастер линии (цветом он владел похуже), Дали вышел бы в большие люди и традиционным живописным путем. Но судьбой ему была предназначена иная роль: стать ориентиром. Со знаком плюс или минус — не важно. Не Дали изобрел сюрреализм, но он сделался синонимом этого течения, основанного на смещении представлений и понятий. Следуя древней карнавальной традиции, любое установление подвергается искажению и осмеянию — тем самым освежая восприятие. Таково и наследие самого Дали — к нему нельзя подходить слишком основательно. Он весь — урок. Урок жизнеспособного отношения к миру без звериной серьезности.
Лучше всего это видно в его родном городе. На площади Гала и Дали (в честь художника и его жены-музы, русской Елены Дьяконовой) стоит музей, который официально называется Театр-музей Дали. Не только потому, что Дали перестроил сгоревший в Гражданскую войну театр, но потому, что его музей есть перформанс. Начиная с огромных яиц, венчающих башни и стены здания, до «Дождевого такси» — черного кадиллака, обливаемого фонтаном, и «Зала Мэй Уэст» с диваном в виде женских накрашенных губ, с камином в виде носа, с оконными рамами в виде глазных век. И т. д.
Потом стоит проехать из Фигереса двадцать километров к берегу Коста-Брава, в прибрежную деревушку Портльигат, где провел последние свои годы Дали, чтобы поразиться тихой непритязательной прелести этих мест. Тут даже непременное яйцо на крыше его дома выглядит естественным — словно его снесли какие-нибудь большие лебеди, а не безумные фантазии. В Портльигате, и даже в соседнем Кадакесе, хотя он давно стал признанным курортом, и по дороге к ним через холмы с кривыми пробковыми деревьями сохранилась обеспеченная морем и сходящими к нему склонами подлинность. Сальвадор Дали называл свой метод «критической паранойей»: умение впадать в экстаз под контролем. В приложении к географии это и будет короткое перемещение от музея Дали в Фигересе на берег Средиземного моря.
