шагающая по коридору на высоченных шпильках. Она убыстряет шаг, когда Адам скрывается за дверью туалета. Проходит меньше секунды, прежде чем она следует за ним внутрь, не беспокоясь о том, что направляется в мужской туалет.
У меня отвисает челюсть от возникших подозрений. Это слишком низко даже для Адама. Брюнетка мне знакома, потому что она весь вечер просидела за нашим столиком. Именно с ней Марк общался чуть ранее. «Слава богу, она идет не за Марком», – думаю я. Уверена, Эйва должна была заметить, что Адам и его длинноногая подружка ушли вместе. Я снова быстро бросаю взгляд на дверь в банкетный зал в ожидании, что в любой момент появится Эйва, чтобы все разузнать. Я борюсь с совестью, так как не уверена, как должна в подобных ситуациях поступать лучшая подруга. Стоит ли мне указать Эйве, в каком направлении они ушли, чтобы она наконец узнала правду о выходках Адама, или же промолчать, потому что я знаю, что это разобьет ей сердце?
Я все жду и жду, а Эйва не появляется. Адам с девушкой не выходят из туалета целую вечность. У меня нет часов, но по ощущениям прошло уже минут пятнадцать точно, может, даже все двадцать. Это достаточно долго, чтобы почти завершить множество приятных дел.
Широкая, удовлетворенная ухмылка на лице Адама, когда он выходит из туалета, вызывает у меня тошноту. Бедная Эйва! Она заслуживает намного большего, чем этот говнюк, который ей изменяет. Я не могу быть той, кто все ей расскажет: это убьет ее, ведь она молится на этого ублюдка. Я и правда не знаю, как быть, а потому решаю вернуться внутрь и посоветоваться с Марком.
Наш столик пуст. Адам шагает прямиком к бару. Какой сюрприз! Пальто брюнетки исчезло с ее стула, как и пальто ее спутника. Бедный дурачок наверняка обыскался эту разрушающую браки шлюху.
Я замечаю, что Эйва сидит в углу и разговаривает со старыми друзьями, и уже собираюсь направиться к ним и присоединиться к разговору, когда замечаю в компании Марка и Николь. Николь сидит, подавшись вперед. Они с Эйвой смеются. Марк опирается рукой о спинку стула Николь, и кончики его пальцев едва касаются обнаженной кожи на ее плечах. Быть может, для стороннего наблюдателя все выглядит безобидно – трое друзей просто разговаривают, но мне знакомо это мягкое прикосновение Марка. Такое нежное, что ты практически не осознаешь, что его рука там. Но это и есть самое прекрасное: тебе все время хочется большего.
Я смотрю на них, пока у меня не начинает мутнеть в глазах. Они выглядят как три старушки, собравшиеся вместе с вязанием. Они искренне наслаждаются обществом друг друга, и их смех даже заглушает музыку. Есть только одна проблема: это я должна сидеть там – не Николь. Как могли Марк и Эйва позволить Николь так легко проникнуть в их жизни? Скоро она совсем заменит меня.
Чем дольше я сижу в одиночестве за нашим столиком, тем более подавленной себя чувствую. Некоторые знакомые берут на себя смелость подойти ко мне, чтобы сообщить о местоположении остальных, как будто у меня нет собственных глаз. Есть даже те, кто тыкает пальцем в нужном направлении. Я чувствую себя решительно некомфортно каждый раз, когда так очевидно подчеркивают мое одиночество. Я хочу присоединиться к ним, но мое упрямство не позволяет. С другой стороны, они так погружены в беседу, что я наверняка помешаю им.
Мой стакан пуст, причем уже некоторое время, но я все еще смотрю в него невидящим взглядом. Я едва замечаю, что Марк снова появляется у нашего столика и ставит передо мной водку и диетическую колу. Я жадно глотаю содержимое стакана, чуть не поперхнувшись слегка сморщенной долькой лимона, плававшей на поверхности. Эйва тоже вернулась к столику, а вот Николь не видно.
– Ты нигде не видела Адама? – спрашивает Эйва, похлопывая меня по плечу.
– Нет.
– Интересно, куда он запропастился? – Эйва так обеспокоена тем, куда подевался этот идиот, который ей изменяет, что меня это даже расстраивает. Кто-то должен вывести ее из заблуждения. О боже, как мне не хочется быть этим человеком. Я делаю глубокий вдох и вываливаю на нее информацию.
Громадные колонки вибрируют, разнося по танцполу звуки быстрой барабанной дроби, но непрерывный стук бледнеет на фоне разъяренной тирады Эйвы. Ее лицо приобретает очень неприятный оттенок свеклы, а тушь растекается вокруг глаз, пока она трясущимися руками не растирает ее в грязную, черную массу.
– Ты превратилась в настоящую стерву, – кричит Эйва так громко, что ее горячее дыхание ударяет мне в лицо. – Мне жаль, что все это приключилось с тобой, правда жаль. Но я уже не знаю, что ты за человек.
Эйва резко замолкает. Может, она поспешно возьмет назад те слова, что у нее вырвались, а может, ждет, что я отплачу ей не меньшей грубостью.
Я молчу. Мне нечего сказать.
Эйва резко склоняет голову набок и продолжает атаку:
– Я понимаю, что ты сейчас проходишь через ад, но ты решительно настроена утащить нас всех за собой. Это нечестно, Лаура. О боже, сколько дерьма мне пришлось вытерпеть. Я глупо мирилась со всеми теми ужасными вещами, которые ты говоришь, а на следующий день клянешься, что не помнишь. Чертова выборочная амнезия!
Она аккуратно задирает свое платье-карандаш чуть выше загорелых колен и опускается на корточки возле меня. Злые слова, которые вовсе не в ее характере, без труда срываются со вспененных губ. Ее рука нежно покоится на подлокотнике коляски, а другая лежит у меня на бедре. Она наклоняется поближе и мягко тянется губами к моему уху. Она говорит медленно и отчетливо, и я понимаю, что она не хочет, чтобы я пропустила хоть слово.
– Меняться – это одно. Так происходит с каждым время от времени, но старая Лаура испытала бы отвращение к той эгоистичной стерве, в которую ты превратилась.
Я крепко прижимаю руки к лицу, и сквозь мои трясущиеся пальцы обильно льются слезы. Эйва игнорирует мои подрагивающие плечи.
– Посмотри на него, – говорит Эйва. Она со злостью хватает меня за голову и заставляет посмотреть на Марка. – От того, кем он был, осталась лишь пустая оболочка, и то, как ты упиваешься своим горем, убивает его. Разве он не имеет права испытывать ту же боль, что и ты? Не одна ты страдаешь. Как ты этого не поймешь? Ты слишком поглощена переживаниями о том, что тебя все покинут. Лаура, ты сама нас отталкиваешь. Я всего лишь твоя подруга – я это
