ближе к Симулякру, тем премиальнее.
С трудом припоминаю, что Солью тут называется город. А жить рядом с Симулякром… Что ж, у богатых свои причуды.
— Вы тоже на Первой дуге проживаете? — с трудом отрываю взгляд от гигантского купола и поворачиваюсь к инспектору. Что толку пялиться? Потом полюбуюсь, никуда ваш Симулякр не денется.
Ломакин равнодушно пожимает плечами:
— На третьей. Мне в квартире как-то привычнее. Да и негоже простому служащему равнять себя с императором.
— Император? — наивно спрашиваю я. — Он что, тоже где-то здесь находится?
Ломакин опирается на капот и складывает руки на груди:
— А что тебя удивляет? Симулякр — его любимое детище. Но постоянно он, конечно, тут не живёт, наезжает время от времени… Ну что, как насчёт небольшой экскурсии по городу в качестве бонуса? Выбирай, что больше всего хочешь посмотреть.
— Мне всё интересно, — отвечаю покладисто. — Я ж совсем не знаю, что тут и как.
Антон Викторович согласно кивает и направляется к водительскому месту.
— Значит, покажу, что успею. Только просьба: в пути ничего важного не обсуждаем. Предосторожность не повредит.
Не знаю, что там насчёт безопасности, но разговаривать в дороге у нас итак не получается — я во все глаза разглядываю реалии нового мира, стараясь запомнить как можно больше. Во-первых, интересно, во-вторых, неизвестно, как дальше жизнь сложится. Хоть буду иметь представление, куда податься, если вконец разругаюсь с Петровичем.
Районы Соли не просто так называют дугами: жилые кварталы соприкасаются только с половиной сферы Симулякра. Вторая половина почти всегда закрыта для посещений обычными гражданами — там, как объяснил Ломакин, находятся сверхсекретные технические и научные учреждения, которые обслуживаю нужды Симулякра. А над его стабильной работой неустанно трудятся тысячи специалистов.
На Второй дуге проживают те, кто не попал на Первую, а также находится крупнейший в стране, а может, и в мире, торгово-развлекательный центр, занимающий сразу несколько кварталов.
Третья дуга полностью застроена многоэтажками. Здесь покупают или арендуют квартиры все остальные — те, кто так или иначе связан с Симулякром: обычные сотрудники, новички и рядовые члены самых разных домов. А ещё туристы и фанаты, мечтающие хоть как-то приобщиться к этому уникальному явлению.
Только теперь я осознаю, насколько глобальными являются изменения, привнесённые в этот мир приятелями Найта. И ведь власти ЦиРИ в своё время это всё профинансировали. Значит, видели перспективы. А потом повсеместно внедрили в общество триаду. С одной стороны, заставили людей эволюционировать. С другой — кратно увеличили поток желающих покорить Симулякр.
Неужто они делают это только из-за договорённостей с пришельцами?
Или у них какие-то другие, собственные планы?
Городские кварталы обрываются как-то сразу, резко. И моему взгляду открываются унылые развалюхи, которые после великолепия Первой и прочих дуг выглядят пугающе.
— Что это за место? — дрогнувшим голосом спрашиваю Ломакина.
Тот поджимает губы:
— Если неофициально — Четвёртая дуга. Официально этого места вообще не существует. Здесь простор для всякого отребья. Не обращай внимания, скоро проедем.
И он спешит проскочить неприятное место, будто опасается испачкаться. Или просто опасается: несмотря на то, что на улицах никого не видно, мы явно приковываем к себе внимание местных. Чужие взгляды скользят по кузову, стараются проникнуть через затемнённые стёкла. Я буквально чувствую их кожей.
«Множественные цели по всем направлениям, — подтверждает Аки. — Уровень опасности минимальный».
Не знаю, как Ломакин, а я выдыхаю с облегчением, когда местное гетто наконец заканчивается. За ним нас поджидает будка КПП и шлагбаум, который поднимается, будто сам собой.
— Дальше въезд только для своих, — как ни в чём не бывало поясняет Ломакин. А у меня так и вертится на языке вопрос. «Свои» — это кто? Не пытается ли ушлый Майор Лом таким нехитрым способом обеспечить мою лояльность? Это ж вроде как привилегия.
Дорога резко уходит вверх, и через несколько минут подъёма мы выезжаем на ровную открытую площадку, оборудованную как смотровая. Есть даже резные скамейки и ажурные перила.
Вид на город отсюда открывается удивительный. Но даже издали Симулякр кажется чем-то нездешним, будто построенным инопланетянами. Что в принципе не так уж далеко от истины.
Мы с инспектором выходим из машины и, опираясь на перила, какое-то время осматриваем расстилающийся под нами пейзаж.
— Слышал новость? — прерывает Ломакин затянувшееся молчание. Я молча кручу головой. — Один из твоих соперников по турниру недавно умер. Как там его… Кажется… Вырви Глаз?
Глава 10
Феодальная зависимость
— Это что, какая-то шутка? — оторопело смотрю на Ломакина. Красивый пейзаж перед нами разом теряет всё своё очарование. — Когда я в последний раз слышал о Вырви Глазе, он был живее всех живых.
Инспектор согласно кивает:
— Более того, он угрожал руководству Симулякра и лично императору. Обещал раскрыть какие-то зловещие тайны.
— И что же он вам рассказал? — слежу за реакцией Ломакина, а по хребту проходит холодок. Зачем, спрашивается, он мне об этом сообщает? Это такая завуалированная угроза? Или предупреждение?
Ломакин слегка мрачнеет:
— Ничего особенного. Перед участием в турнире с ним связалась некая женщина, которая обещала содействие в обмен на молчание. Кто это был, он не знает. Никаких свидетельств их взаимодействия не сохранилось. В том числе и в архивах Симулякра.
Некстати вспоминаю наш с Адой поход в Архивную башню. Да нет. Если она действительно Админ, то к чему ей такие пляски с бубном? Ведь она должна уметь воздействовать на Симулякр напрямую.
— А точно ничего не было? Может…
— Кто-то подтёр, — заканчивает за меня инспектор. — В общем, ничего непонятно, но очень интересно.
Трудно поверить, что местные безопасники такие милосердные.
— Получается, он умер после того, как с вами пообщался?
Ломакин складывает руки на груди и отворачивается:
— Если быть точнее — в середине допроса. Так что мы не успели выяснить, было ли за душой у него что-то ещё.
— Ну и методы у вас, Майор Лом, — произношу укоризненно, с трудом справившись с так и норовящей отвиснуть челюстью. — Не представляю даже, что вы там с беднягой творили.
Инспектор тут же излишне эмоционально открещивается:
— В том-то и дело, что мы его пальцем не трогали! Когда его вызвали на беседу, он так испугался, что сотрудничал вполне охотно. И тут — раз! — такая неприятность. Медики успели только констатировать смерть, а после заключили, что сердце не выдержало.
«Неприятность» — вот это как для него называется. И не то чтобы я был сторонником повального человеколюбия. Да и самого Вырви Глаза никогда не жаловал. Но то, как говорит о его смерти Ломакин… царапает. Хотя, наверное, ему по должности положено.
— Не выглядел он больным, — скептически поджимаю губы. — Дурным — да, а вот болезным — ни
