чем, это мне подбросили…
— Кто тебе что подбросил? Ты сказал, что ключи твои, понятые это слышали. На связке твоих ключей обнаружен тайник с веществом, похожем на наркотики. Сейчас придут результаты экспертизы, и ты поедешь в тюрьму до суда. Вот и все.
— Можно мне сделать один звонок.
— Ты что, американских сериалов насмотрелся. Нет у нас в законодательстве права на один звонок. Давай рассказывай, где наркотики взял.
— Мне правда очень надо позвонить. Я тут помогаю кое-кому. Если дадите мне позвонить, то вам дадут команду, и вы меня отпустите. — судя по дрожащему голосу Кузнецова, он и сам верил в чудодейственную силу телефонного звонка.
— Нда? Мне уже самому интересно стало. Говори номер, я наберу.
— Нет, мне надо самому набрать, а вы не должны…
— Знаешь что, тупой мальчик Саша…— я заржал в голос: — ты мне тут условия не ставь. Ты, однозначно, сам с этого телефона звонить не будешь. Или говори, какой номер набрать и кого спросить, или вали обратно в камеру, ты мне не интересен.
— Хорошо, только вы никому не говорите. — Сашок был совсем скорбен на голову.
— Ну конечно не скажу, Диктуй телефон.
Трубку подняли с четвертого длинного гудка. Коммутатор был общий — УВД и КГБ, и эти два ведомства делили тысячу номеров между собой, я не знаю, но Сашок гордо заявил, что он помогает в нелегкой службе Комитету.
— Слушаю вас. — голос в трубке принадлежал энергичному молодому мужчине.
— Добрый день. Оперуполномоченный отделения УР Дорожного РОВД Громов беспокоит. У нас тут гражданин задержан, Кузнецов Александр Евгеньевич. Так он заявил, что с вами работает. Не подскажите, с кем о этом человеке можно переговорить.
В трубке ненадолго повисло молчание, а потом тот же голос, но чуть менее энергично, осторожно спросил:
— Скажите, а за что задержан указанный гражданин?
— У него наркотическое вещество из тайника изъято…
Короткие гудки, зазвучавшие в трубке сразу после моего ответа, были красноречивее тысячи слов.
— Ну вот видишь, Саша, не интересен ты никому. Давай, быстренько запишем, где ты взял наркотики и пойдешь в камеру…
Трель телефона раздалась, как всегда, неожиданно. Я был удивлен — неужели Сашин куратор все-таки решил порешать вопросы об облегчении судьбы гражданина Кузнецова, но нет.
— Внучек, ты меня слышишь? Это бабуля — из трубки доносился старушечий голос, но это точно была не моя бабушка.
— Я вас очень плохо слышу! — я тянул время, пытаясь понять, кто звонит мне в кабинет.
— Внучок, ты что, оглох? Это я, баба Мотя. Мне тут лекарства импортные привезли, а у меня денежек нет. Ты бы, внучек, привез бы бабушке денежек, а то у меня не хватает.
— Бабуль, а сколько надо денег?
— Внучок, ну бабушке надо две тысячи…
— Да ты что, бабушка! Откуда у меня такие деньги?
— А сколько у тебя есть?
— Бабуль, ну, если тысячу соберу, будет очень хорошо. Больше тысячи у меня денег точно нет.
Я услышал в трубке приглушенные голоса, потом вновь зазвучал дребезжащий голос Матрены Васильевны:
— Ну давай, привози хоть тысячу, хотя мог бы для бабули расстараться.
Глава девятая. Полоса черная
Дверь мне открыла хозяйка квартиры. Сегодня она щеголяла какой-то старой медалью с бледно-зеленой колодкой на лацкане потертого пиджака.— Привет, баба Мотя, я тебе деньги привёз!Меня за рукав втащили в квартиру и подтолкнули в сторону кухни. Старая партизанка, высунув голову в подъезд, прислушалась, потом захлопнула дверь. Причем партизанка оказалось не фигурально — под заношенной колодкой болтался желтый кругляш "Партизану Отечественной войны».— Ты чего медаль нацепила?— Имею право, начальник. В сорок четвертом году наградили, могу удостоверение показать, если не веришь. — Верю-верю, повадки до сих пор чувствуются. — Я замахал руками:
— Рассказывай, что случилось? — Я твое задание выполняла, знакомым рассказывала, что готова за чудо таблетку пару тысяч отдать, лишь бы в развалину окончательно не превратится. Сегодня утром из магазина шла, ко мне, во дворе парень подошел, в халате белом под пальто, с чемоданчиком металлическим, с которыми врачи со «скорой помощи» приезжают. Сказал, что за три тысячи готов мне продать таблетку и со мной в квартиру топает. Я сказала, что денег пока нет, стала при нем тебе и еще знакомым звонить. Он потоптался в коридоре, квартиру осмотрел, потом спросил, во сколько ему перезвонить, когда деньги будут. Свой телефон дать не захотел. Я ему сказала, что к вечеру деньги соберу, только не три, а две тысячи. Он немного поторговался, но так, без азарта, потом согласился за две тысячи таблетку продать.
— Понятно. Ну вы деньги то собрали? — я сделал очень наивное лицо.
Матрена Васильевна выпучила глаза от возмущения:
— Ты что, начальник?! Откуда у бабушки денежки? Ты давай, сам этот вопрос решай, сам меня в авантюру втянул, а теперь еще и денег у него нет!
— Да я просто спросил, вдруг у вас деньги есть? Ну раз у вас нет, придется казенные деньги использовать. Пишите расписку на получение двух тысяч рублей на проведение оперативных мероприятий.
Бабка попыталась отказаться от написания расписки, мол расписку она дает, а потом этот доктор с деньгами убежит, а крайней будет она — бедная пенсионерка, которая от государства видела только репрессии и страдания, но в этой части я уперся:
— Матрена Васильевна, или вы сейчас расписку пишете или наша встреча с вами была ошибкой и больше никаких дел с вами мы иметь не будем…
Причитая о своей тяжкой доле и стараясь незаметно переложить шариковую ручку в левую руку, пенсионерке пришлось расписаться в получении двух тысяч рублей.
— Матрена Васильевна, запоминай внимательно — я сейчас иду в отдел и жду твоего звонка. Как доктор отзвониться, минут через пять перезванивай мне. Не вздумай сразу звонить, он может еще раз перезвонить, а у тебя телефон занят, будет выглядеть подозрительно. У тебя в квартире, на всякий случай, будет наш сотрудник. Спрячешь его…— я задумчиво обвел взглядом требующую ремонта «двушку»: — вон, в кладовку, если что — ори. Я буду во дворе, в машине сидеть. Как в дверь позвонят, ты, прежде чем открывать, выключи свет на кухне. То есть он лампочки у тебя до этого на кухне должны гореть.
— Так это сколько я за электричество лишнего заплачу…
— Задолбала ты уже, жадина
