– Где же теперь бывают колодцы? – спросила Майя.
Более глупого вопроса, кажется, невозможно было придумать. Но еще глупее она выглядела бы, если бы Арсений заметил ее растерянность.
– У нас был на даче, – ответил он. – В конце улицы. Все ходили за водой почему-то вечерами, а может, это мне так казалось тогда. Во всяком случае, до ночи не расходились. Рядом с колодцем бревна лежали, на них все сидели и разговаривали. Даже пели, тогда модно было под гитару.
Майе нетрудно было представить эту картину: летний вечер, тающий розовый свет, гитарные струны звенят, далеко разносится в темнеющем воздухе смех, и девушка идет к колодцу… Непонятно только, зачем он все это ей рассказывает, ставит ее в неловкое положение. Вот что ей теперь делать? Встать, уйти – и что она даст ему этим понять? Что рассчитывала выйти за него замуж, а раз имеется жена, то и разговор окончен? Это унизительно, так уйти, слишком демонстративно. Но и беседовать с непринужденным видом, как будто они всего-навсего обсуждают какой-нибудь новый фильм…
А главное, неужели он всего этого не понимает?!
– Меня когда-то пытались учить музыке, даже отдали в хор, – сказала Майя. – Но выяснилось, что настоящего музыкального слуха все-таки нет.
«Осталось только поинтересоваться, есть ли слух у его жены», – подумала она.
– У тебя другие таланты, – сказал Арсений.
Какие именно он обнаружил в ней таланты, Майя уточнять не стала. Решила, что политес выдержан даже более чем достаточно.
– Арсений, я рада, что мы повидались, – сказала она, вставая. – Звони, пиши. Я теперь долго буду в Москве.
Он молчал. Майя не понимала, что происходит.
«Да ничего особенного не происходит, – подумала она. – Вот, ознакомилась с еще одним способом дать мне понять, что отношений не получилось. Почему – слишком философский вопрос, да и ответ примерно известен. Что ж, бывало и похуже. Обычно мне просто переставали звонить, и думай что хочешь. А здесь по крайней мере есть определенность».
– Отвезти тебя? – спросил Арсений.
Да, у него ведь есть машина, конечно. Просто во время прежних встреч они романтически пили вино, и он не садился за руль. А в этот раз романтической вечеринки не получилось, хотя именно в начале сегодняшнего вечера все выглядело как-то более взволнованно, чем обычно, трепетно даже… И неужели он с самого начала знал, чем все закончится? Или ее рассказ о бабушкиных амурах подвигнул его к такому финалу?
«Не все ли теперь равно? Было и прошло, – про себя произнесла Майя. – Кто старое помянет, тому глаз вон».
А вслух сказала:
– Спасибо, я лучше прогуляюсь. Прекрасный сегодня вечер.
Часть II
Глава 1
– Эта порода называется корги, – ответил Арсений.
– Я про корги читала! – воскликнула она. – Это очень редкая порода. А где ты ее взял?
– Отец подарил. А ему знакомый из-за границы привез.
– Такие собачки у английской королевы есть, – сообщила она. – А кто их дома держит, тот называется коржист. Ты – коржист!
И засмеялась.
– Между прочим, корги – это овчарка, – сказал Арсений.
Конечно, ему не понравилось, что его назвали каким-то смешным словом. И особенно не понравилось, что назвала его так именно она. Она подошла к колодцу незаметно и некоторое время смотрела, как Лис пьет из миски, которая всегда стояла здесь как раз для того, чтобы из нее пили собаки. А потом спросила, как собачку зовут и как называется эта порода.
Арсений даже не сразу нашелся с ответом. Он на несколько секунд просто забыл, как зовут его Лиса. Очень уж необыкновенная была эта девочка. То есть в ее лице и фигуре не было ничего особенного – не очень высокая, русые волосы выгорели, как у всех летом, стали жемчужного цвета и стянуты в хвост. Но вот глаза необычные – в уголках как будто стрелки нарисованы. Арсений видел, как мама рисует такие стрелки, когда собирается в театр, в гости и даже просто на работу. У этой девчонки ничего вокруг глаз нарисовано не было, он специально присмотрелся. Но из-за этих несуществующих стрелок казалось, что она смотрит на него с каким-то особенным, очень сильным любопытством.
– Да ну, овчарка! – фыркнула она. – Овчарки большие и злые, а твоя собачка маленькая и очень милая. Так как ее зовут?
– Не ее, а его. Зовут Лис.
– Как у Маленького Принца! А тебя как зовут?
– Арсений.
– А меня Марина.
Если бы Арсению было лет пятнадцать и он пил бы вино или самогон с деревенскими пацанами, то ему показалось бы сейчас, что он выпил и развеселился. Но взрослые пацаны его, двенадцатилетнего, вино пить с собой не звали, поэтому ему не с чем было сравнить то, что его охватило.
Он просто почувствовал вдруг, что стал необыкновенно сильным и может сделать все что захочет – горы может свернуть. А от чего такое с ним произошло? Ну не от стрельчатого ее взгляда ведь, в самом-то деле!
День был жаркий, Лис набегался по лугу, поэтому все хлюпал и хлюпал из миски, как какая-нибудь овца, которую пригнали на водопой.
– А я за водой пришла, – сказала Марина. Арсений только теперь заметил у нее в руке ведро. – Мы мороженое делаем, его надо во льду крутить, но льда у нас мало, и мы будем крутить в холодной воде.
Арсений поднял крышку колодца, зачерпнул ведром воду, стал крутить ворот. И пока делал все эти нехитрые движения, потихоньку поглядывал на Марину. Она смотрела, как падает в колодец пустое ведро, а потом поднимается оттуда, полное воды, как вода выплескивается на траву и на ноги Арсения… Во всем этом не было ничего интересного, но интерес в ее глазах горел такой живой, такой яркий, что Арсению показалось, будто он не ведро из колодца поднял, а чашу Грааля, про которую совсем недавно прочитал в книге «Мифы народов мира».
Он перелил воду в то ведро, с которым Марина пришла к колодцу, и отнес его на дачу к Олейниковым; оказалось, она их родственица и приехала погостить из Твери. Лис трусил за ними, Марина то и дело оглядывалась на него и говорила, что он ей улыбается.
Арсений думал, что она останется у Олейниковых не меньше чем на неделю, но оказалось, только на выходные. Он даже растерялся от такого известия. Потому что когда Марина об этом сообщила, у него уже было такое чувство, будто они не просто сидят на дачном крыльце два часа и разговаривают, а знакомы всю жизнь.
О чем они разговаривали, Арсений не очень-то даже и помнил. То, чем он был в то время увлечен – математическая модель Вселенной, – было Марине вряд ли понятно, хотя выяснилось, что ей уже пятнадцать лет. Но она слушала внимательно, даже кое-что переспрашивала, потом сказала, что собирается быть врачом, как дядя Коля Олейников, старший брат ее мамы.
Арсений знал Олейниковых всегда, потому что они всегда жили на соседней даче, и мало обращал на них внимания, потому что их дети давно уже выросли. Но сейчас, когда о них говорила Марина, ему казалось, что все Олейниковы, и особенно дядя Коля – не скучноватые пожилые взрослые, а интереснейшие люди, от которых можно набраться ума. Да, именно так она сказала: набраться ума. Это выражение показалось Арсению необычным. Как и Маринины стрельчатые глаза.
На следующий день они играли в волейбол, потом сидели вместе со всеми на бревнах у колодца, а когда все разошлись, то еще долго бродили по опушке ближнего леса, а потом вернулись на бревна и оставались там до тех пор, пока алый солнечный край не показался над лесными вершинами.
В понедельник утром Марина уехала. Она оставила Арсению номер своего телефона в Твери, но он так и не решился позвонить. Он помнил ее долго, но с каждым днем все менее ярко, а через полгода ее облик совсем изгладился из его памяти. Сначала он удивился этому, но потом подумал и решил, что так бывает всегда. Он вообще был очень рассудительный, мама даже смеялась над этим и говорила, что Сенька, наверное, будет судьей.
Судьей Арсений не стал, да и не собирался. Он поступил на мехмат МГУ, это было естественно после Второй физматшколы – или мехмат, или Физтех.
Но уже на первом курсе Арсений как-то растерялся. Это не было связано с академическими трудностями, оценки у него были вполне приличные, хотя в гениях он не числился.
И вот именно то, что он не числился в гениях, вызвало у него растерянность. Дело было не в каком-то повышенном его честолюбии, а в том, что собственное будущее стало представляться ему неясным.
Он понял, что не чувствует себя совершенно своим в разреженном воздухе математических высот. То, что он может сделать в науке, в сфере чистой математики, могут сделать и многие другие люди. Это его и встревожило.
В такой вот легкой тревоге пошел он с однокурсником Витькой на новогодний вечер в Первый мед, где училась Витькина сестра.
Ни о чем реальном тревожиться, правда, не стоило: первую свою зачетную сессию Арсений сдал полностью, что не многим на курсе удалось. Поэтому странноватые размышления покинули его голову сразу же, как только он оказался в актовом зале мединститутского корпуса на Пироговке.
