она произнесла все это вслух:
– Я понимаю тебя и не стану с тобой спорить, Марьям. Ты можешь уйти, но при одном условии…
«О Аллах, как он понял, о чем я думала?» – испугалась Дикбер.
– Ты можешь уйти, но… Ты оставишь мою дочь в этом доме! – заключил он и вышел из-за стола. Женщина так и осталась сидеть на стуле, теребя край полотенца, лишь горькие слезы тихо лились из ее глаз…
Вскоре Аязбая пригласили заведовать зернохранилищем в селе Корнеевка. Они переехали и сначала снимали полдома, потом построили небольшой собственный дом. В один из дней к ним наведался Шепа, тот самый учитель.
– В Петропавловске у нас живет бывшая соседка. Она сказала, что, вроде, видела вашу сестру Курбику на рынке. Судя по всему, ей нелегко там сейчас. Она с ребенком на руках просит милостыню.
Эта новость была ударом для всех. Сейчас нам трудно представить, что было время, когда весть могла доходить неделю и даже месяц. Аязбай послал человека, и пока Курбику разы-
скали и привезли, ее ребенок уже умер. Тем не менее, благодарности всей родни Марьям не было предела. Всегда гордая красавица Курбика – высокая, белокожая, в Чечне она рано вышла замуж и жила отдельно с семьей мужа. Их также выслали в Казахстан, муж умер, и она едва не погибла в нищете. Через год в Караганде Курбику выдали замуж второй женой за Селима. С ним она прожила всю жизнь, родила ему четверых детей. Аязбай с Селимом дружили. Чеченец часто приезжал в гости в Корнеевку, подолгу гостил, они целыми днями беседовали на разные темы.
Через много лет, когда чеченцам дали возможность вернуться в родные места, Марьям и Аязбай ездили в Чечню навестить ее родителей. Это было уже в 60-е годы. И в одну из встреч Курбика неожиданно обмолвилась:
– Дикбер, я бы позвала вас к нам домой в Гудермес, но стесняюсь перед соседями. Все-таки Аязбай такой старый и без руки…
Ох, как тогда обиделась Марьям!
– Да как тебе не стыдно! Он всех нас спас. Он тебя нашел на рынке в Петропавловске, доставил издалека полуживую, завшивевшую – одел, обогрел…
Но Бог все видит! Отец Махмуд, когда узнал об этом, в гневе выгнал Курбику из дома и велел не показываться ему на глаза, пока он сам не позовет. Ему было очень стыдно перед Аязбаем за дочь. Через пару месяцев Селим неудачно упал, сломал шейку бедра и до конца жизни не мог нормально ходить. Никогда больше Аязбай не переступал порог их дома.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ «ЗАЧЕМ»
Всю свою жизнь Марьям старалась, чтобы ее дети выросли достойными людьми, умели принимать правильные решения. Она была достаточно строгой матерью, но со своей старшей дочерью делилась многим и часто подолгу рассказывала о своей жизни. Известно, что детские воспоминания остаются очень яркими сценами в памяти детей. Я, Зайнаб, теперь опишу, что запомнила из рассказов мамы, других людей и что видела сама.
ДОЧКИ-МАТЕРИ
Она была небольшого роста, белокожая, с пронзительными серо-голубыми глазами, каштановыми волосами. А когда стала матерью, то превратилась в настоящую красавицу, какими становятся все женщины после рождения первого своего ребенка. Они, словно расцветают так, что окружающие невольно засматриваются на них. Марьям была именно такой в свои 26-27 лет. Настоящая экзотика для казахской среды, она была настолько очаровательной женщиной, что специально пониже опускала платок, надвинув его на глаза, и завязывала его по-старушечьи под подбородком. Ее злило повышенное внимание мужчин.
Она уважала отца в силу его возраста, однако, если случались скандалы в доме, то они бывали страшные. Муж мог уехать к Меиз на месяц без предупреждения, а потом явиться домой, как ни в чем не бывало. Понять его можно, там тоже была семья, дети. Однако кавказский темперамент, помноженный на женскую ревность, – это адская смесь. Когда подвода отца появлялась на горизонте, у меня начинали трястись руки и ноги. Я знала – будет затяжной скандал с обещаниями повеситься, утопиться и прочим. Ведь в ее жилах кипела и бурлила кровь гордых чеченцев!
Мы, дети, не всегда понимали сути скандалов, но боялись их, жалели и плачущую мать, и отца. Аязбай же никак не реагировал на эти сцены, и буря постепенно утихала, разбиваясь о неподвижную скалу его спокойствия.
Самые ранние воспоминания моего детства были связаны с рождением сестры Сары. Между 18 декабря 1947 г. и 25 марта 1950-го всего 2 года и 4 месяца, однако я хорошо помню большую, освещенную керосиновой лампой комнату, видимо, ее снимали в аренду, потому что там находилась русская женщина. В углу комнаты стояла швейная машинка, и мама что-то быстро шила, видимо, пеленки и распашонки. Помню, посреди комнаты, упираясь в потолок, высился деревянный столб. Такие столбы были во всех домах. В них вбивали гвозди и вешали повседневную одежду. Однажды под столбом расстелили белую козью шкуру, и мама, опираясь за этот столб, стонала. Потом какая-то женщина увела меня в другую комнату.
Третья сестренка – Кулян, родилась 15 мая 1952 года. Тогда в селах не было электричества, и все пользовались керосиновыми лампами. В стенах между комнатами делалась специальная ниша, где стояла лампа и освещала сразу две комнаты. Если нужно было приглушить свет, ниша задергивалась шторками. Эти шторки очень ярко запечатлелись в моей памяти. В этом доме 25 августа 1954 года родился долгожданный (после трех дочерей) братик Закир. Из этого дома все пошли в 1-й класс Димитровской СШ №4. Учебников не было, вместо портфелей шили из сукна сумки с ручками и отдельно – мешочек для чернильницы, которая все время проливалась. А в чистых тетрадках на всех страницах я рисовала домики. Рисовала их везде, где только можно, хотя меня за это ругали. Когда родился второй братик Шамиль (18 февраля 1956 г.) мы уже жили в новом доме на горке. В верхней части села, на возвышении, какие-то люди под руководством отца построили дом. Беременная мама сама по-чеченски месила ногами глину с половой и мазала стены дома, белила и красила. Но в этом доме мы почему-то прожили недолго…
С самого раннего детства и вплоть до окончания школы у нас было правило: каждое утро после завтрака мама брала три спички и, не показывая нам, ломала их, чтобы получилась маленькая, средняя и большая. Три сестры – я, Сара и Кулян – тянули их. Кому доставалась длинная спичка, тот убирал дом в течение всего дня. Хозяин средней смотрел за скотом: надо было вывезти навоз, напоить животных водой из колодца, надергать коровам, лошади и овцам сена. Владелец самой короткой спички должен был в течение дня мыть всю посуду, включая
