– Поздравляю, Грон, – как-то особенно, можно сказать торжественно, произнес Батилей, – ты прогрессируешь просто невероятными темпами. Я думал, что до подобного результата тебе придется работать года полтора-два, и это при том, что я изначально считал, что ты обладаешь большим потенциалом. Несмотря на твою ногу.
– Вашими трудами, учитель. – Грон отсалютовал Батилею клинком, а затем склонился в низком поклоне. И это был еще один шаг к их большей близости, постепенно перераставшей в дружбу.
Следующий шаг навстречу друг другу они совершили около двух недель назад. О своей прежней жизни Батилей заговорил сам. Однажды вечером. Когда они сидели у камина с кувшином сидра.
Кувшин опустел почти на две трети, Батилей на некоторое время замер, уставившись на почти погасшие угли в камине, а затем тихо и будто бы про себя произнес:
– Совсем как в моем замке.
Грон застыл, опасаясь неловким словом или несвоевременным движением оборвать эту новую тонкую ниточку доверия, внезапно возникшую между ними. А Батилей тихо продолжил:
– Я был первым сыном, наследником герцога Садерай. Мой отец был могущественным властителем, а наше герцогство считалось самым богатым и обширным доменом во всем Владении Владетеля Огенида. Наша семья правила герцогством уже на протяжении двухсот лет, неизменно пользуясь благосклонностью Владетеля и любовью и уважением подданных. И я все разрушил… – Он замолчал.
Грон тоже молчал. Батилею не нужно было никаких вопросов. Более того, вопросы могли бы сбить его, заставить вновь закрыться в своей скорлупе, а ему надо было выговориться.
– Я считался самым завидным женихом во всем Владении и был сильно избалован женским вниманием. Не было в герцогстве женщины, которая отказала бы мне. Женщины – существа эмоциональные и подверженные порывам, но и весьма прагматичные. Так что та крепость, которая не выкидывала белый флаг перед юной красотой, страстным напором и искусством галантного обольщения осаждавшего ее полководца, часто принимала решение сдаться, собираясь воспользоваться плодами вспыхнувшей страсти в будущем, когда наследник станет герцогом. Тогда я не понимал много из этого, да и, если честно, совершенно не собирался во всем этом разбираться, с юношеской самоуверенностью считая, что я сам по себе весь такой желанный и неотразимый… – Батилей протянул руку и, ухватив кувшин с сидром, налил себе стакан, залпом выпил и продолжил: – Ее звали Аздея. И она тоже привыкла к тому, что ей все дозволено. Ну еще бы, она была младшей и самой любимой дочерью герцога Корама, самого богатого властителя Владения Эгина, соседнего с нами, да к тому же яркой красавицей. Поэтому, когда она узнала, что ее собираются выдать замуж за графа Адиата, который был старше ее на двадцать восемь лет, она закатила дикий скандал, думая, что и на этот раз отец отступит и сделает так, как ей хочется. Но отец лишь сказал ей, что вся та роскошь, в которой она выросла, принадлежит их семье не просто так, а в обмен на обязательства всеми способами делать жизнь подданных более счастливой. И необходимость избирать супруга не по порыву души, а по велению долга – одна из непременных обязанностей каждого, кто принадлежит к семье властителя. Так что ей остается только подчиниться, причем не столько даже решению отца, сколько ее собственному долгу одной из властительниц. Но Аздея не привыкла подчиняться, ведь она с младых ногтей лишь повелевала, а ее отец, ослепленный любовью и обожанием, не смог научить ее повиноваться ни себе, ни долгу, ни хотя бы обстоятельствам. Поэтому она принялась всеми силами расстраивать нежеланный ей брак, а когда не удалось, всем сердцем возненавидела мужа. – Батилей горько усмехнулся. – Свадьба была пышная. На нее были приглашены самые знатные семейства трех соседних Владений. Так что без меня там никак не могло обойтись. И на свадебном пиру она увидела меня. – Он замолчал и прикрыл глаза.
Грон сидел не шевелясь, опасаясь неловким движением или просто громким выдохом прервать нить рассказа.
– Я влюбился. Сразу. Она была чудо как хороша. Своенравие и порывистость только добавляли ей очарования. А она… Не знаю. Возможно. Но, скорее всего, она просто выбрала наиболее устраивающий ее вариант отомстить мужу, отцу и всему миру, который в этот раз не подчинился ее прихоти. Ну еще бы, я был молод, красив, весьма искушен в любви, да еще и принадлежал к весьма могущественному семейству. По ее расчетам, я был идеальным вариантом…
Она заманила меня в свою спальню в первую же ночь. Едва только ее смятые простыни остыли от тела ее законного мужа. О-о, она показала мне все, что способна показать женщина в постели. И на следующую ночь тоже, и на следующую… Я совершенно потерял голову и внушил себе, что влюблен, что только что встретил свою мечту, что без ее прекрасных глаз, столь часто орошаемых горькими слезами, мне нет и не будет счастья в этой жизни. Поэтому, когда спустя семь дней свадебные торжества закончились, она бежала вместе со мной…
Батилей налил себе еще сидра. Грон вылил остатки из кувшина в свой стакан. Они залпом выпили.
– Дома разразилась гроза. Отец орал на меня, мать плакала. Братья… о-о, братья, скорее всего, были на моей стороне. Ведь в этом возрасте мы все считаем, что самое главное в жизни – это любовь. И что ради любви можно пожертвовать всем, даже собственной жизнью… не зная, что никто и никогда еще не сумел расквитаться с судьбой одной лишь жизнью. И когда ты ставишь ее на кон из-за чего бы то ни было, будь готов утроить, удесятерить, а то и утысячерить плату…
Батилей резко поднял глаза к потолку, чтобы не позволить слезам хлынуть по щекам. Какой же была его боль, если даже сейчас, спустя десятилетия, воспоминания о ней заставили взрослого, сурового и битого жизнью мужчину-воина плакать как ребенка…
– Они пришли ночью. Не знаю, почему Владетель отдал именно такой приказ. Возможно, он просто ошибся или не слишком раздумывал. Но во всяком случае, похоже, он приказал убить всех в замке. И Безымянные начали убивать. Всех. Стражников, слуг, поваров, конюхов, служанок, детей, лошадей, овец, кур. Похоже, они убили даже сверчков за камином. Мне, отцу, брату, капитану замковой стражи и еще двум нашим гвардейцам удалось спрыгнуть в ров и, переплыв его, добраться до конюшни, что у городских ворот. Там оставляли лошадей путешественники, ночевавшие в дешевых городских трактирах, в которых не имелось конюшни. Лошадей оказалось всего четыре. Отец взял к себе младшего брата, которому исполнилось только шестнадцать, мне и капитану замковой стражи досталось по одному коню, а последнего оседлали гвардейцы. Кони еще не успели отдохнуть после дневного перехода, поэтому первый, на котором ехали гвардейцы, пал спустя два часа. Но мы успели добраться до горной тропы. Бежать по дороге смысла не было. Наше герцогство лежало в самом сердце земель Владетеля Огенида, так что нас довольно скоро перехватили бы. Если не в нашем герцогстве, то в следующем домене. Поэтому нам было необходимо запутать следы. И, как считал мой отец, такая возможность была, если бы нас продолжили искать в герцогстве либо на дороге, ведущей на юг, а мы, свернув на тайную горную тропу, быстро преодолели бы Сегрейский хребет и никем не узнанными прошли бы через владения барона Даглада до побережья. Там мы должны были сесть на корабль, переплыть Тенгенское море и укрыться во Владении Ганиада. Поэтому мы впятером отправились в горы, а один из гвардейцев, связав поводы всех оставшихся лошадей, помчался дальше по дороге, надеясь увести за собой погоню. Но Безымянных эта уловка не обманула. Они пошли именно по нашему следу. А может, они разделились… не знаю. Во всяком случае, они настигли нас спустя два дня, как раз когда мы только что перешли по висячему мосту через ущелье. Если бы они были чуть умнее либо Пург оказался менее внимательным, они бы положили нас всех, а так…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
