Я этого не знала, но ничуть не удивилась.
— Уверен, что вам задавали вопросы по поводу этого убийства, — мягко продолжал Эмберги. — Мы должны в корне пресекать любые попытки взять интервью, иначе нам несдобровать. Именно об этом мы вчера и говорили.
— А если бы вы в корне пресекали убийства, — заметила я не менее мягко, — то давно бы уже получили Нобелевскую премию.
— Именно к этому мы и стремимся в первую очередь, — отреагировал Болц — он успел расстегнуть свой темный пиджак и откинулся в кресле. — Мы постоянно работаем с полицейскими. Однако мы также считаем, что подобные утечки секретной информации недопустимы. Журналисты раздувают подробности происшествия, и в итоге люди паникуют, а убийца в курсе всех наших планов.
— Совершенно с вами согласна. — Тут мой язык меня подвел — и потом я горько пожалела о своих следующих словах: — Можете быть уверены: я не делала никаких заявлений из офиса, не давала никакой информации, кроме самой необходимой.
Я ответила на еще не заданный вопрос, и мой внутренний голос натянул поводья, сдерживая идиотскую прямоту. Если меня вызвали для того, чтобы обвинить в неосторожности, я должна была, по крайней мере, заставить их — или хотя бы одного Эмберги — перейти к обсуждению весьма скользкой темы. А я сама на блюдечке поднесла им доказательства, то есть дала понять, что их подозрения были справедливы.
— Итак, — подытожил Эмберги, глядя на меня своими глазками-буравчиками, — вы только что предъявили нам нечто, что требует более пристального изучения.
— Я ничего такого не предъявляла, — безразличным тоном ответила я. — Просто констатировала факт.
В дверь тихонько постучали — это рыжая секретарша принесла кофе. В кабинете мгновенно повисла тишина. Однако девушку это ничуть не смутило — она не торопилась уходить, с достойным лучшего применения рвением проверяя, каждому ли достались чашка, ложка, сахар. А Билла Болца она прямо-таки опутала липкой, как паутина, заботой. Болц, возможно, был не лучшим из прокуроров штата, но, без сомнения, самым красивым. Он принадлежал к тому редкому типу блондинов, к которым время относится более чем лояльно — ни волосы у них не выпадают, ни пивной живот не образуется. Только тоненькие «гусиные лапки» в уголках глаз говорили о том, что Биллу почти сорок.
Когда секретарша наконец удалилась, Болц произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Нам известно, что у полицейских периодически возникают проблемы с утечкой информации. Мы с Нормом говорили с одним высшим чином. Никто понятия не имеет, откуда просачиваются сведения.
Я подавила желание высказаться. А чего, интересно, они ожидали? Что какой-нибудь высший чин крутит роман с Эбби Тернбулл? Что какой-нибудь коп с виноватым видом скажет: «Извините, ребята, это я раскололся»?
Эмберги хлопнул по столу стопкой листов.
— Пока что, доктор Скарпетта, в статьях обнаружились ссылки на некий «медицинский источник». Этот самый источник цитировали семнадцать раз с момента первого убийства, что наводит меня на определенные мысли. Подтверждает мои подозрения и характер подробностей, приведенных в прессе, а именно: поврежденные проводом сосуды, свидетельства сексуального насилия, способ, которым убийца забирается в дом, информация о том, где именно были найдены тела, а также тот факт, что в данный момент идет работа по идентификации ДНК. Согласитесь, что все эти подробности легко соотносятся с упомянутым «медицинским источником». — Эмберги посмотрел на меня долгим пристальным взглядом. — И, насколько я понимаю, вся эта информация соответствует действительности?
— Не совсем. В газетах были некоторые неточности.
— Например?
Ох, как мне не хотелось вдаваться в подробности! И вообще обсуждать эту тему с Эмберги. Но он имел полное право спрашивать. Я должна была обо всем докладывать спецуполномоченному, потому что над ним стояло высшее начальство — и тоже требовало отчета.
— Например, после первого убийства в новостях сообщалось, что Бренду Степп задушили поясом коричневого цвета. А на самом деле это были колготки.
Эмберги записал мои слова.
— Что еще?
— В случае с Сесиль Тайлер писали, что ее лицо, а также постельное белье были в крови. Это, мягко говоря, преувеличение. На теле не обнаружено столь серьезных повреждений. Да, у Сесиль шла кровь из носа и рта, однако это — результат удушения, не более того.
— А упоминали ли вы об этом в предварительных отчетах? — поинтересовался Эмберги, закончив писать.
Вот оно. Наконец-то понятно, что у него на уме. Впрочем, мне понадобилось лишь несколько секунд, чтобы успокоиться. Эмберги имел в виду предварительный отчет о ходе расследования. Эксперт просто описывает то, что видит на месте преступления и узнает от полиции. Данные в таком отчете не всегда точны, потому что он пишется не в самых подходящих для сосредоточения условиях и до вскрытия.
К тому же отчеты составляют не судмедэксперты, а обычные практикующие врачи, добровольцы, за пятьдесят долларов, положенных за каждый выезд на место аварии, самоубийства или убийства, способные сорваться с места среди ночи или испортить семье выходные. В первую очередь они должны определить, требуется ли вскрытие, все подробно описать и сделать побольше фотографий. Даже если один из врачей-волонтеров, находящихся у меня в подчинении, и спутал спросонья колготки с поясом, никакого криминала в этом не было — мои врачи никогда не давали интервью.
Но Эмберги уперся:
— И все же я хочу знать, были ли упомянуты в предварительных отчетах коричневый пояс и окровавленные простыни.
— Нет. По крайней мере, не так, как об этом писали журналисты.
— Знаем мы, как пишут журналисты — делают из мухи слона, — встрял Таннер.
— Послушайте, — начала я, по очереди оглядев всех троих, — если вы намекаете на то, что информация просочилась в прессу через моих врачей-добровольцев, то вы глубоко заблуждаетесь. Я прекрасно знаю обоих врачей, которые писали отчеты о первых двух убийствах. Я работаю с этими людьми уже несколько лет. Они ни разу не прокололись. Отчеты по третьему и четвертому убийствам я составляла сама. Журналисты получают сведения не из моего офиса. На месте преступления толкалось достаточно народу — проболтаться мог кто угодно. Хотя бы ребята из бригады «скорой помощи».
Эмберги заерзал в кресле — заскрипела кожа.
— Я это проверил. Всего было задействовано три бригады. Ни в одном из четырех случаев ни один санитар не появлялся непосредственно на месте преступления.
Я спокойно заметила:
— Как правило, неизвестные источники при ближайшем рассмотрении оказываются сложной комбинацией источников известных. Ваш «медицинский источник» может представлять собой этакий дайджест — что-то сказал санитар, что-то — полицейский, остальное журналист подслушал или подсмотрел, пока вертелся около дома жертвы.
— Все это вполне возможно, — кивнул Эмберги. — Думаю, никто из нас не считает, что информация в прессу просачивается из главного офиса судмедэкспертизы — по крайней мере, что она просачивается умышленно…
И тут я взорвалась.
— Умышленно? Вы что, намекаете, что мы умышленно информируем журналистов? — Я уже приготовилась привести убийственные аргументы в свою защиту, однако слова внезапно застряли у меня в горле.
По шее вверх поползла горячая волна. Я все поняла. Моя база данных. Неужели Эмберги намекает на вторжение в мою базу данных? Откуда же он узнал?
Эмберги продолжал, как ни в чем не бывало:
— Люди любят поговорить, и наши сотрудники — не исключение. Вечером поделился с женой, завтра рассказал что-то приятелю — и все без задней мысли. А теперь — попробуй найди крайнего. Как говорится, слухами земля полнится. Оглянуться не успеешь — а журналистам уже известно все и даже больше. Мы должны выяснить, чьих это рук дело, — камня на камне не оставить, но выяснить. Надеюсь, вы понимаете, что утечка кое-каких сведений — уже произошедшая утечка — может существенно усложнить расследование?
Таннер был лаконичен:
— Мэр очень недоволен. Мало того что Ричмонд лидирует по количеству убийств на душу населения, так еще и пресса расстаралась. Более неподходящий момент для появления таких статей и представить трудно. У нас тут отелей понастроили для конференций, а после сообщений про маньяка разве к нам кто-то приедет? Кому охота жизнью рисковать?
— Никому, — холодно отвечала я. — Только вряд ли кто-нибудь одобрит такую позицию городских властей. Вряд ли кому-нибудь будет приятно узнать, что мэр думает лишь о том, как бы не сократились доходы от туризма.
— Кей, — Болц попытался меня урезонить, — никто ничего такого не имел в виду.
— Ни в коей мере, — поспешно вставил Эмберги. — Но мы все должны учитывать. А ситуация непростая. Одна ошибка с нашей стороны — и нам всем несдобровать.
