гнусно. – Оливия была оскорблена тем, что её назвали маленькой и глупой, а «герой», стоящий рядом усмехнулся. Она же действительно ещё совсем ребёнок. Маленький, несмышлёный ребёнок.
–Глупышка, – продолжал пьяница, – настояааащая любовь не ..в посто…яааанном прогов..прогв..про-го-ва-ри-ва-нии «Я те..бя люблю.», как напоминааание «Эй, твою мать, не забудь, что мы вмес..те», не в счастливой жизни без ходков налево, а. – подмигнул пьяница, а затем наклонился близко к лицу Оливии, выдыхая на неё запах алкоголя и гнилых зубов, произнёс шёпотом – Знать всё дерьмо, что таится внутри твоего человека, ….и при этом жить с ним душа в душу – вот истинная, мать его, любовь. Сила в поступ-п-п-ках, а не в словах, пон-нимаешь?
«Какая же глубокая, но не совсем уместная, мысль от пьянчуги. Видимо он действительно любит свою жену. Надо же, даже трактирные потаскухи находят любовь.» – подумал Генрих с презрением и в то же время с сожалением, что он так и не нашёл за всю свою жизнь того, кто смог бы полюбить его.
Генрих
Его мать не смогла одарить своего мужа множественным потомством, потому Генриха – единственного ребёнка в семье – опекали как могли. Мама, обычная крестьянская женщина, души не чаяла в своём сыне.
Отец, помощник кузнеца, был строгим, но любящим родителем. Частенько брал своего сына к себе на работу, если по дому не надо было прикладывать мужскую руку.
После работы дом их встречал ароматом свежеиспечённого хлеба– любимый аромат Генриха с детства.
Это была счастливая семья, пока Генрих сам не разрушил идиллию.
Уже с детства за него решили, что он продолжит дело отца. Владелец кузни любил милого светловолосого мальчика, и видел в нём будущего наследника, ибо своих детей у него не было. Да и мальчику нравилась работа.
Родители были рады тому, что владелец имеет виды на их сына. Собственная кузня, огромные деньги, вечный спрос, популярность на ярмарках – вот что им светило. Но Генрих всё решил иначе.
Частенько он выходил в город, поближе к замку и видел воинов короля и королевы. Да, он помнил ещё добрую красавицу Маргариту. Глаза красивые, умные, но печальные. Тогда она была беременна второй раз, когда проезжала мимо него в кортеже. Невозможно описать то чувство, что испытал в тот момент юноша: это была не влюблённость, вряд ли он испытывал когда-нибудь это чувство, а благоговение, восхищение, смешанное с жалостью – ни для кого не было секретом то, как обходился король с королевой.
Генрих только и смог выпалить: «Я весь ваш! Я хочу вам служить, королева!» Она бросила ему монету и сказала, чтобы он завтра с рассветом приходил с вещами к воротам замка, у неё как раз умер её дегустатор. После этого она посмеялась и сказала, что если его это не испугало, то она придёт поприветствовать его завтра лично. Юношу это не испугало.
В тот же день он сообщил родителям, что он уходит служить королеве.
Гнев отца и изумление матери не остановили пылкого юношу. Все планы семьи полетели крахом. Под грозное проклятие отца «У меня больше нет сына» и жалкую мамину просьбу «Береги себя» Генрих ушёл из дома, оставив им монету, которая ему подарила королева. От монеты отказались, как и от последующих денег сына. Ночевал у ворот замка, благо ночь была тёплой.
Встретили его равнодушно, хотя он на большее и не рассчитывал. Посмотрев на его крепкое тело, на его мускулы, решили, что идти ему надо в военное дело. На всякое «но королева…» пресекали тем, что если он не хочет, может уйти отсюда. Королева так и не появилась ни через день, ни через неделю – на тот момент она находилась в трауре по убитой дочке.
Так Генрих и стал служить королеве. Унимал бунты, выбивал долги, охранял пост. Ему поначалу нравилось это. Войны, победы, похвала королевы – разве не об этом мечтают юноши его возраста. Но вскоре он увидел, как всё устроено изнутри. Честь и слава служили только прикрытием, оболочкой. Всё внутри было изъедено термитами.
Это были обычные солдаты, которые слушались приказа королевы убивать и мучить. Некоторые сходили с ума; другие, ощутив вкус крови, высвобождали своего внутреннего зверя, как Резчик, и мучили ради своего удовольствия, лишь бы потешить своё покалеченное самолюбие.
Поначалу и он грабил людей просто так, потому что владел такой важной ценностью, как силой. Он смеясь пинал что животное, что ребёнка, что женщину – разницы не было. Ему было весело. Раз уж другие себе это позволяют, то почему он должен воздерживаться? Один раз его, пьяного и разгорячённого юношу, поколотил мужик за то, что Генрих силой хотел завладеть женщиной, хотя та ему несколько раз отказывала. Тогда он был на грани того, чтобы его отставили от службы из-за немощности и ненадобности. Кому нужен переломанный вояка? Вот тогда Генрих задумался: очередное приключение, очередные поломанные кости и его отстранят, а там что? Куда ему идти? Кому он нужен? Его же сразу убьют обиженные крестьяне за злодеяния или он умрёт в нищете, получая пинки от новых солдат, прибывших на его место. Так новая ценность по имени «мудрость» сместила ценность «силу».
Болезни часто гуляли среди солдат, особенно те, что подхватываются от гулящих женщин.
Генрих и сам развращал трактирных девок, но ему везло – попадались нетронутые. А вскоре он только таких и выбирал, обещая жениться и исчезая на следующий день со остальными солдатами. Он был молод. С возрастом он стал смотреть на это со стороны, видел всю жалость и мерзость. Вместо того, чтобы укрепить честь армии, о которой он мечтал когда-то юным мальчиком, он сам и рушил её.
К концу жизни он понял, что всю свою жизнь он отдал мечте, но смысла жизни так и не обрёл. Королева так и не пришла поприветствовать его. Она изменилась, он изменился. Не было больше той королевы, которую было жалко, ради которой разрушил счастье своей семьи.
Ради чего он это всё делал?
Всё та же таверна
Его мысли прервал разговор двух мужчин, игравших в кости:
–Скучно.
–Могу кое-что посоветовать.
–Нет, спасибо, я уже был женат. О, наш музыкант сочинил новую музычку. – в таверне заиграла лютня. – Что, нашёл новое вдохновение?
На лютне играл юноша, похожим на статную девушку. Нежное лицо, не знавшее щетины, тонкие длинные пальцы, не знавшие тяжёлого физического труда, тонкий носик и длинные пушистые реснички. Одет он был аккуратно и чисто, чем резко отличался от всей публики в таверне:
–Да, и что вам? – спросил
