- этот второй месяц, - вспоминала впоследствии моя мать. - Сестры обращались с нами, как с царицами. Тебя никогда не оставляли лежать на одеяле в одиночестве. Всегда находились руки, готовые подхватить, обнять, укачать тебя. Утром и вечером мы умащали твою кожу маслом. Мы напевали тебе песни, но при этом не сюсюкали и не бормотали тебе в уши всякие пустяки. Мы говорили с тобой обычными словами, как если бы ты была нашей сестрой, взрослой женщиной, а не маленькой девочкой. И помню, тебе не исполнилось еще и года, когда ты стала отвечать нам ясно и просто, без детского лепета.
Передавая дочь Лии друг другу, женщины обсуждали, как меня лучше назвать. Споры на эту тему длились бесконечно долго, и каждая сестра настаивала на своем любимом имени, которое она надеялась подарить дочери, рожденной ее собственным чревом.
Билха предложила назвать меня Адани, в память бабушки Ады, так любившей всех сестер. Это породило долгие вздохи и воспоминания. Но Зелфа боялась, что такое имя озадачит демонов, которые могут подумать, что Ада сбежала из подземного мира, - и тогда они придут за мной.
Сама Зелфа предложила имя Ишара, в честь богини. Она уже придумывала рифмы к этому слову, чтобы сочинить песню. Но Билхе это имя не понравилось.
- Звучит так, как будто кто-то чихнул, - заявила она.
Рахиль предпочитала хеттское имя Бентреш, которое услышала как-то от жены бродячего торговца.
- Оно такое музыкальное, - уверяла она.
Лия сначала спокойно слушала, а когда страсти накалились, пригрозила, что если сестры не успокоятся, то она назовет меня Лиллу - это имя ненавидели все собравшиеся.
Во второе полнолуние после моего рождения Лия встретилась с мужем и назвала ему мое имя. Мама говорила мне, что я сама выбрала его.
- Шестьдесят дней подряд я шептала в твое маленькое ушко все имена, предложенные сестрами, все имена, которые я когда-либо слышала, и даже те, что я придумала сама. Но лишь когда я сказала «Дина», ты выпустила сосок изо рта и посмотрела мне в лицо. Итак, ты Дина, последнее рожденное мною дитя. Моя дочь. Моя память.
Иосиф был зачат в первые дни после моего рождения. Рахиль отправилась к Иакову с новостями о том, что он наконец-то стал отцом крепкой здоровой девочки. Ее глаза сияли, когда она рассказывала об этом, и Иаков обрадовался, увидев, что его бесплодная жена была счастлива рождением ребенка Лии.
В ту ночь, когда они наслаждались друг другом, Рахиль мечтала о своем первом сыне и проснулась, улыбаясь.
Она никому ничего не сказала, когда с новой луной не пришла кровь. Слишком много было в ее жизни ложных надежд и ранних потерь. На новолуние она вошла в Красный шатер и сменила под собой солому, как будто запачкала ее. Она была такой тонкой, что когда начала постепенно полнеть в талии, это долгое время оставалось незамеченным всеми, кроме Билхи, которая умела держать язык за зубами и не стала обсуждать свои подозрения даже с Рахилью.
Лишь на четвертый месяц моя тетя отправилась к Инне, которая заверила ее, что всё обстоит благополучно и должен родиться здоровый мальчик. Тогда Рахиль показала свой округлившийся живот сестрам, которые радостно танцевали вокруг нее. Она положила руку Иакова на лоно, в котором зрела новая жизнь. И отец десятерых сыновей заплакал, словно это случилось впервые.
Рахиль сильно изменилась после наступления беременности. Ее маленькие груди разбухли и очень болели, а совершенной формы лодыжки опухли. Но во всех этих переменах, обычно огорчавших женщин, она находила лишь повод для восторгов. Моя тетя неизменно пела, разжигая огонь в печи и сидя за прялкой. Родные только дивилась не слыханной прежде сладости ее голоса. Муж спал с Рахилью каждую ночь, вплоть до самых родов. Это было вопиющим нарушением правил: вовсе ни к чему понапрасну искушать демонов. Но Иаков не слушал ничьих упреков и предостережений, ибо Рахиль казалась ему всё более и более желанной по мере того, как внутри нее рос ребенок.
На восьмом месяце мою прекрасную тетю стало сильно тошнить. Кожа ее побледнела, а волосы начали выпадать. Она так ослабла, что едва могла встать с места - сразу начиналось головокружение. Страх поглотил надежду, и она позвала Инну, которая велела будущей матери пить крепкие костные бульоны. Она также приказала Рахили побольше отдыхать и навещала подругу так часто, как только могла.
Когда пришло время родов, Инна приехала к нам, чтобы взять все в свои руки. Ребенок развернулся ногами вперед, и задолго до его появления у матери началось кровотечение. Все попытки Инны развернуть младенца вызывали у Рахили страшную боль. Она кричала так жалобно, что все дети в лагере расплакались. Иаков сидел перед статуей богини, размышляя, должен ли он сделать ей какое-то приношение, хотя и поклялся не почитать иных богов, кроме бога своего отца. В конце концов, он упал ниц и так лежал неподвижно, пока крики жены не сделались для него невыносимыми; тогда Иаков отправился на горное пастбище, велев известить его об исходе родов. За ним послали лишь через два дня.
О, это были два страшных дня, когда Лия, Зелфа и Билха уже прощались с Рахилью… Всем казалось, что бедняжка вот-вот умрет. Но Инна не сдавалась. Она давала Рахили то одни, то другие травы, используя все известные ей снадобья. Она пробовала необычные их сочетания и бормотала тайные молитвы, хотя и не была посвящена в мистерии слов и заклинаний.
Рахиль и сама отчаянно боролась, желая осуществить мечту, терзавшую ее сердце вот уже пятнадцать лет. Глаза роженицы закатывались, по телу ручьями лился пот. Даже после двух дней и двух ночей беспрерывных страданий она не призывала смерть как избавление от мучений.
- Она оказалась невероятно сильной, - сказала Зелфа.
Наконец Инна заставила ребенка повернуться. Но это последнее усилие как будто сломало что-то внутри Рахили, которая вдруг затряслась мелкой дрожью. Глаза ее закрылись, шею свело судорогой, голова запрокинулась. Казалось, демоны завладели ее телом. Даже Инна в ужасе ахнула. Но потом все закончилось так же внезапно, как и началось. Смерть выпустила тело Рахили из своих когтей, а из чрева появилась головка ребенка, и моя тетя вытолкнула его наружу, потеряв сознание.
Мальчик был крохотный, с большим клоком волос на макушке. Морщинистый и прекрасный, как все младенцы.
А Рахили Иосиф, как впоследствии назвали моего брата, казался самым лучшим на свете. В шатре наступила тишина., женщины молча плакали счастливыми слезами. Не говоря ни слова,
