– Меня бы хоть раз в галерею пригласил, – обиженно поджал губы Федор Петрович. – Мы ведь не чужие друг другу.
– Ты не интересовался. Да к тому же постоянно меня высмеивал.
– Я шутил. Где твое чувство юмора, Валера?
Неуклюжие попытки банкира оправдаться были шиты белыми нитками.
– У меня нет дорогостоящих полотен, – сказал Зубов. – Картины крепостных художников не котируются на рынке предметов искусства. Это не Ренуар, не Ван Гог, не Матисс. С чего бы твоему французу раскошеливаться? Ради копеечной прибыли ты бы утруждаться не стал.
– Конечно нет…
– Пустой у нас разговор получается.
– Неужели ты меня не проводишь в галерею? Хотя бы из приличия?
Хозяин дома задумался, поглядывая на недопитую бутылку водки. Какие-то мысли неторопливо ворочались в его тяжелой с похмелья голове.
– А ты не боишься, Федя?
– Чего бояться-то? Я человек трезвый, рассудительный… меня в омут собирательства не затянет.
– Ну, пойдем, коль не шутишь…
Глава 13
Черный Лог.
Глория все чаще засиживалась в мастерской, и Санта не мог дозваться ее то к обеду, то к ужину. Он старался не докучать хозяйке, а та – не обременять великана лишними просьбами. Впрочем, она училась обходиться малым, познавая прелести тихой уединенной жизни.
«Ты не скучаешь по Москве?» – как-то спросил ее Лавров.
«Нет. Абсолютно! – чистосердечно призналась она. – Кажется, я всегда мечтала именно о таком домике в глуши, где даже мобильная связь не работает. Сразу столько времени появилось. Я просто купаюсь в нем! Никогда раньше я не давала воли своим мыслям… не посвящала целые дни своему внутреннему миру. В суете, в вечной спешке, в расписанных по минутам днях есть нечто дьявольское. Человек перестает принадлежать себе и становится частью какой-то чудовищной машины, которая перемелет его в прах, если он не остановится. Ты не находишь?»
Лавров не знал, что отвечать на такое. Глория же как будто и не ждала от него ответов. Она изменилась и продолжала меняться. Переселение в Черный Лог еще больше усугубило разрыв между ее прошлым и настоящим. Лавров заметил, что она стала еще желаннее, еще соблазнительнее, чем прежде.
«Она приворожила меня, – думал он, пугаясь своей привязанности к ней. Теперь не один покойный карлик, но и Колбин казался ему соперником. Он ревновал уже к двоим, ужасаясь этому наваждению и будучи не в силах противостоять ему. – Она ведьма! Ведьма! Что-то же привело ее в этот чертов дом! Между ней и бывшим хозяином есть много общего. Просто я не умею уловить, определить это общее… то, что роднит их на невидимом уровне, недоступном моему пониманию. Я ей не нужен. Она пользуется мной, как пользуется Сантой. Я – Санта, только для внешнего мира, для Москвы, для поездок и встреч, на которые ей жаль тратить свое время».
Но он не помышлял освободиться от этой оскорбительной и сладкой зависимости. Он сознательно погружался все глубже и глубже в пучину, словно ныряльщик за раковинами, ловец жемчуга. Тот хотя бы знал, какая добыча его ждет. А Лавров действовал импульсивно, подвластный чужой воле и собственному вожделению.
По ночам ему снились эротические сны. Днем он едва успевал справляться с работой в компании и с поручениями Глории, отдавая предпочтение последним. Частный сыск оказался неожиданно захватывающим занятием. Лавров делал вид, что злится, тогда как на самом деле с удовольствием играл роль детектива. Всю добытую информацию он излагал в лаконичных письменных отчетах.
«Иначе забуду или упущу детали, – объяснил он Глории. – Мне так легче. Написал, и с плеч долой!»
Она не возражала.
Поселившись в Черном Логе, она узнавала жизнь с иной, непривычной стороны. Не снаружи, а изнутри.
В той глубине, куда она заглядывала, открывались тайные лабиринты, длинные, запутанные и темные. Она блуждала по этим бесконечным коридорам без смысла и цели… но постепенно то тут, то там брезжил свет, и появлялись и смысл, и цель. Она убедилась, насколько легко свернуть в ложный туннель, оказаться в тупике или бродить по кругу, возвращаясь на одно и то же место.
Глория перестала винить себя в смерти Полины Жемчужной. У каждого – своя судьба, и она за других не в ответе. Но освободиться от ответственности за тех, кого еще можно было спасти, она не могла. Да и деньги, уплаченные Жемчужной за предсказание, Глория посчитала авансом за разоблачение убийцы. Теперь это стало для нее не просто делом чести, но экзаменом на зрелость, на право занимать дом Агафона и называться его преемницей.
Она как бы проверяла, испытывала себя, желая убедиться, что действительно обладает неким даром, полученным в момент смерти карлика. Что это не мрачный и жестокий розыгрыш, а неоспоримый факт. Что она не тронулась умом и все ее прозрения не бред воспаленного мозга. Куда ее заведет сей дар, Глория старалась не думать.
Отчеты Лаврова были скупы, лишены эмоциональной окраски и тех неотъемлемых мелочей, которые порой красноречивее слов. Они давали общую картину, не позволяя проникнуть в область чувств и мыслей участников драмы. В конце каждого отчета Роман делал приписку с собственными выводами.
Эти выводы редко совпадали с выводами Глории.
«Забудь о заключениях ума, – вещал карлик, незримо наблюдая за ней и каким-то образом внедряясь в ее сознание. – Положись на чутье. Оно не подведет!»
Глория не обольщалась по поводу своего чутья. Эта способность, как и любая другая, требовала тренировки. Ум с его коварными подсказками весьма успешно вставлял палки в колеса ее интуиции. Как отрешиться от привычного и отдаться на волю неизведанного?
Читая отчеты начальника охраны, она попадала под влияние его логики, становилась пленницей чужих рассуждений. Отделить зерна от плевел оказалось нелегкой задачей.
Лавров постоянно подшучивал над ней и не упускал случая указать на огрехи. Являлись ли их разногласия «ошибками» Глории или, наоборот, правильной точкой зрения, судить было рано.
– Ты встречался с Шанкиной, врачихой, которая вымогала у Полины деньги? – спросила она Лаврова, когда тот привез ей очередной отчет.
Вопрос вызвал у него неудовольствие. Он опросил почти всех сотрудников театра, которые ничего не добавили к уже известным сведениям. А до Шанкиной руки не дошли.
– Во-первых, у меня есть основная работа, если ты помнишь. Я не могу целый день мотаться по городу по твоим нуждам. Во-вторых… я не уверен, что речь шла о ребенке, – заявил он, повторяя собственные же выводы. – Жемчужную шантажировала Наримова! Это установленный факт. Она сама призналась.
– По-твоему, Полина меня обманула?
– Ввела в заблуждение…
– Зачем?
– Не хотела признавать, что у самой рыльце в пушку. Она крутила роман сразу с двумя мужчинами. Кстати, если Зубов узнал об измене, он мог прикончить любовницу. Из ревности!
– Ты видел Зубова?
– Со стороны, на любительском видео. Канавкин показывал мне фильм, снятый во время открытия театрального сезона.
– Зубов производит впечатление человека, обуреваемого страстями?
– Вроде бы нет… но внешность бывает обманчива.
– Убийство – неадекватная мера наказания, к тому же и опасная. Ты бы стал убивать любовницу, которая тебе изменила?
– Я? Пф-ффф… Зачем мне проблемы с уголовным кодексом? Нашел бы другую… и дело с концом! Бабы вокруг ходят косяками, сами на шею вешаются!
Лавров осекся под насмешливым взглядом Глории. Кажется, он опять попал впросак. Ляпнул не то.
Он сделал вид, что задумался, припоминая внешний облик хозяина театра. Не похож тот на неврастеника или психопата. Мужик в жизни состоялся, умеет зарабатывать, знает себе цену. Солидный респектабельный господин… правда, малость повернутый на искусстве. Корчит из себя мецената. Но это не такой уж опасный порок…
– На Отелло Зубов не тянет, – признал начальник охраны. – Ему африканского темперамента не хватает, горячей крови. Вспыльчивости, бешенства…
– Вернемся к шантажу, – вздохнула Глория. – Я полагаю, Наримова, как она и утверждает, потребовала денег всего один раз. На фоне прочих неприятностей Полина выпустила это из виду. Зато врачиха собиралась подоить ее как следует.
Лавров раздраженно дернул плечом:
– Ладно. Завтра же съезжу в клинику, где она числится, и все выясню. Только зачем врачихе убивать источник дармового дохода?
– Из страха, что Жемчужная не выдержит и пожалуется Зубову. Тогда шантажистке не поздоровится.
– Значит, раньше не боялась, а тут вдруг испугалась?
– Скажи еще, «ее не было на той репетиции»!
– Но ведь не было?
Лавров, вопреки сомнениям, подумал, что врачиха могла подкупить кого-нибудь из сотрудников театра. Не исключено, что среди них есть ее сообщник. Они вместе разработали план добычи денег, а потом делились прибылью. В силу профессии Шанкина разбирается в лекарственных средствах и выбрала для убийства раствор наперстянки. Достать препарат для нее тоже не проблема…
