— Спасибо, Надя. Выручила, — обнимаю я подругу.
— А ты еще ехать не хотела, — отмахивается она. — Правильно сделала, что поехала. Тима правда с Богданом подрались…
— О господи! Почему? — выдыхаю я, в ужасе хватаясь за щеки. — Они же с детства дружат.
— Да фиг поймешь этих мужиков. Я в дом вошла, они зло колотят друг друга. А окликнула, сразу врать стали про дружеский спарринг.
— Спрошу у Тимы, что там они не поделили, — пожимаю я плечами. Муж мне расскажет. Точно врать не станет.
И войдя во двор, любуюсь спящими в коляске дочками.
— Красавицы наши, — улыбается Надежда. Только улыбка вымученная. Невеселая.
— Дали тебе джазу?
— Нормально все, — отмахивается она. — Просто настроения нет. Торганов, скотина, сначала зазывал на свидание. А когда я согласилась, умотал к очередной мымре…
— У него кто-то еще есть? — охаю я.
— Да вот, птичка на хвосте новые сплетни принесла. У него роман с какой-то девицей. Говорят, на Выселках живет.
— Может, врут?
— Весь город врать не может, — отрезает Надежда и добавляет с горечью: — Опять загулял, зараза. Второй раз точно не прощу.
— А первый?
— Сразу после школы. Мы жениться надумали. И Виктор Петрович наш пустился во все тяжкие. Его Тима с Даном три дня искали. А оказалось, у соседки прижился.
— Да ну? Ерунда какая-то!
— Тиму спроси, раз мне не веришь. Он его как-то вычислил. Да дело даже не в этом. Хотя и в этом тоже. Торганов считает, что главный врач не должен на медсестре жениться. Не по уставу…
— Глупости, — заявляю я негодующе. — Какой устав? Если люди любят друг друга.
— Ладно, проехали, — печально роняет Надежда. — Зря я ему поверила… Теперь уж точно пошлю подальше.
— Погоди, — останавливаю я подругу. — Спроси Виктора Петровича…Может, у него эти… обстоятельства.
— Лера, — осаживает меня она. — Вот про твоего Морозова никто ничего не говорит. Я ни одного плохого слова не слышала. А про великого Виктора Петровича на каждом углу судачат. Только копни… Не хочу я в этой грязи копаться…
— Аня, Лена, а ну домой быстро! — вваливается во двор Морозов.
Хихикаю, глядя на мужа. Сам того не ведая, умудрился разрядить ситуацию.
И конечно же, сразу спешит к дочкам. Улыбается довольно. Маленькие принцесски давным-давно заняли папино сердце. А у меня на душе становится легче. Тима мой вне подозрений.
— Надь, хочешь, до понедельника выходной возьми. Я дома буду. Помогу Лере с дочками, — предлагает Тимофей, обнимая меня. — Сейчас Вите позвоню, может, в кино сходите…
— В следующий раз, — отрезает Надежда и добавляет с горькой усмешкой: — А то уволишь меня, Морозов. Куда я пойду? В роддом точно возврата нет.
— Торганов опять облажался? — тут же догадывается муж.
— Да ну его, — отмахивается Надежда. Растягивает губы в улыбке, пытаясь скрыть обиду. — Вот девочкам год исполнится, уеду я из Шанска…
— До трех хотя бы побудь, — морщится Тимофей недовольно. — Ну кому я еще могу дочек доверить, Надь? Вот как я сам сойду с этих галер, так мы тебя и отпустим…
Включает на полную катушку свое обаяние.
— Ладно, посмотрим, — неуверенно соглашается Надежда. — Но я не хочу с ним в одном городе жить. Понимаешь?
— Придурок, блин, — ругается дорогой Тимофей. Осторожно катит коляску по улице. — Торганов, урод, мне всю малину испортил… Башку ему оторву при встрече.
— Ты так всех жителей Шанска распугаешь, — усмехаюсь я, открывая калитку. — Грозный и страшный Морозов…
— Я такой, — соглашаясь, хмуро кивает муж.
— А Столетова зачем побил?
— За дело… — роняет он отрывисто. На скулах тут же проступают желваки. А губы складываются в тонкую полоску.
Значит, повод серьезный!
— Расскажи, — прошу я настойчиво. А про себя загадываю. Если сейчас откажет, грош цена нашему уговору.
— Щербининой надо язык подрезать, болтает много, — выдыхает раздраженно Тимофей, ставя коляску под вишней. Сам плюхается на лавку. Сажусь рядом. Смотрю испытующе.
Если уж условились говорить правду, то оба должны.
— Твоя сестра наврала, что у тебя с Богданом роман. Ну я и не выдержал. Сначала врезал, а потом понял, что зря повелся, — неохотно признается Тимофей. Каждое слово дается ему с трудом. И это Морозову, у которого на каждый случай речь заготовлена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А Богдан? — охаю я в ужасе.
— А что ему сделается? Здоровый конь.
Глава 25
Тимофей
— А Богдан? — испуганно охает жена.
По голове сразу тюкает молоточком. В такой ситуации женщины обычно оправдываются. А моя Лерочка Богданом интересуется.
— А что ему сделается? Здоровый конь, — отмахиваюсь я недовольно. Внимательно слежу за реакцией. Порывы искренние, но беспокойства ни грамма.
— Ты его сильно побил? — спрашивает она растерянно и произносит досадливо: — Меня его здоровье не интересует. Главное, чтобы он на тебя в полицию не заявил.
— Это очень смешно, Лера, — усмехаюсь я весело. — Адвокат Морозов избил бывшего опера Столетова. Его же потом пацаны засмеют.
— А он служил в полиции?
— Ага. Навел тут порядок. А потом обиделся и ушел в спецназ. Это из серии «назло маме отморожу уши». Но иногда мне кажется, Столетову нужно выбить нечто подобное на собственном гербе или хотя бы на шее.
Вспомнив о чем-то своем, жена улыбается грустно. Будто кто-то выключает свет изнутри.
— Нина всегда врет. Зря ты ей поверил.
— Никому я не верил, — огрызаюсь я устало. — А Богдану за дело дал. Тоже мне, страж порядка нашелся! Почему Лера ходила в баню, а зачем не сказала, — передразниваю Столетова и добавляю мстительно: — Пришлось объяснить, кто в нашем доме хозяин и хозяйка.
— А-а, это… я уже забыла, — отмахивается Лера, поднимаясь с лавки. Негодующе фыркает как ежик. — Для чего он здесь отирается?
— Да я думал, что охраняет тебя и девчонок. А получается, лезет куда не просят.
— А нам нужна охрана? Вроде никто не нападает.
— И не нападет, — заявляю я в полной уверенности. — Сейчас не девяностые и все решается мирным путем. Но мне так спокойнее, Лерочка, — призываю на помощь собственное обаяние.
Я не вру. Ни в коем случае! Но некоторые факты сознательно опускаю. Не нужно Лере знать про угрозы Копылова и губера. Сам разберусь. Да и они берега не попутают.
В жарком мареве июньского дня больше всего хочется забыть о делах. Хоть на время взять передышку. Поплавать в бассейне, повозиться с дочками и поздно вечером растянуться рядом с женой на постели. Лениво вести пальцами по гладкой бархатистой спине. А затем, резко перевернув жену, усадить ее к себе на живот.
Все, конечно, происходит именно так. Вот только моя голова занята другим. Пытаюсь сообразить, как отправить по месту прописки тещу и ее старшую дочуру. Но получается плохо. Пока.
Дурацкие мысли портят настроение. Я вроде бы и дома, а по большому счету нет.
Снова прорабатываю планы и многоходовки. Прикидываю в уме плюсы и минусы. Но ничего толком не сходится. Не хватает у меня данных, блин!
Вместе с Лерой купаю дочек. Улыбаюсь, наблюдая, как они барахтаются в воде. Бьют ладошками по рыбкам и уточкам. Смеются, и мы вместе с ними.
— Все. Пора выходить, — командует наша мама. По очереди заворачивает малышек в махровые полотенца и отдает накупанные сокровища мне.
Перевожу взгляд с одной розовощекой мордахи на другую, и аж дух захватывает.
Мои! И Лера тоже моя!
— Красивые они у нас, правда? — шепчу я, укладывая малышек на пеленальный столик.
— Самые красивые, — подтверждает Лера. Вдвоем мы одновременно вытираем дочек, надеваем на них подгузники. Кошусь, наблюдая за каждым Лериным движением.
Быстро она с малышней справляется.
— Тебе помочь? — смотрит жена лукаво.
— Тут все просто. Я сам, — киваю я сосредоточенно. Но липкая застежка пристает сначала к пальцам, потом к самому подгузу. Анечка смотрит выжидательно. Лера с Аленкой тоже.
— Кажется, получилось, — выдыхаю я, справившись.
