то на меня.
— Сейчас?
Я киваю.
Руни быстро встаёт перед плитой и смотрит на сковородку.
— И что я делаю? — шепчет она, пока её губы изгибаются в улыбке.
— Смотри, когда края покроются пузырьками и станут коричневыми. Потом мы снимем этот блинчик со сковородки на тарелку и нальём следующий.
— Хорошо, — она сосредоточенно хмурится, закатывая рукава платья до локтей. — Сейчас? — спрашивает она.
Я наклоняюсь посмотреть поближе, и моя грудь ненамеренно задевает её спину.
— Нет.
Проходит мгновение тишины.
— Сейчас? — снова спрашивает она.
— Нет. Будь терпеливой.
— Не могу, — она нетерпеливо поводит плечами. Постукивает ногой. Глядит то на часы, то на сковородку. — Ладно, как насчёт сейчас? Давай. Они коричневые!
— Теперь да.
Руни хватает рукоятку и наклоняет сковородку, чтобы блинчик соскользнул на тарелку.
— Вау, — произносит она. — Совсем как блинчики5.
— Pannkakor похожи на тонкие блинчики, только, как сказала бы моя мама, блинчики далеко не такие вкусные.
Она улыбается.
— Что такое pannkakor? Шведские блинчики?
— Да, — я тянусь к миске теста и отдаю ей в руки, затем распределяю ещё немного сливочного масла по сковородке. — Давай, налей ещё порцию.
— А в чём разница между блинчиками и pannkakor? — спрашивает она, следуя моим указаниям.
— Ну первые французские, вторые шведские, что делает вторые безгранично лучше, если верить моей матери. Ещё в шведских блинчиках меньше муки, но больше яиц и сливочного масла. Если приготовить их правильно, они лёгкие и воздушные.
Я инстинктивно хватаюсь за ручку, чтобы наклонить сковородку и ровно распределить тесто. Тогда я осознаю, что ладонь Руни уже там. Она неестественно неподвижна между моими руками — одна лежит на столешнице шкафчика, вторая направляет сковородку.
— Прости, — бормочу я. — Автопилот.
Она слегка качает головой.
— Всё в порядке. Я забыла про эту часть.
— А я забыл сказать тебе.
Из её горла вырывается мягкий смешок.
— Я продолжаю отвлекать тебя вопросами.
Я отпускаю её руку на ручке сковороды, но ни за что не могу заставить себя сделать шаг назад. Я смотрю на изгиб её плеча, переходящего в шею, на мягкие завитки светлых волос, льнущих к её коже.
Я хочу поцеловать эту кожу. И я определённо не должен этого делать.
Мои руки сжимаются в кулаки вдоль боков. Я отворачиваюсь, шаря в холодильнике.
— Умеешь готовить омлет?
— Буду честна, — говорит она через плечо. — Я очень мало что умею готовить. А то, что умею, получается отвратительным. Так что считай это моим ответом по умолчанию: нет.
Я бедром закрываю холодильник и хватаю новую сковородку.
— Почему бы нам не изменить это?
* * *
Еда была плохой идеей.
Очень плохой идеей.
Может, потому что каждый раз, когда она приходила в гости в дом моих родителей, я непременно садился на противоположном краю стола, как можно дальше от неё (стандартная процедура в присутствии Руни), но я никогда не знал, что она наслаждается своей едой… вот так.
Постанывает. Вздыхает. Проводит языком по зубцам вилки.
У меня эрекция размером с Сиэтл. И теперь я паникую.
— Я помою посуду, — говорит она, потянувшись к моей тарелке.
— Нет! — это звучит громче, чем я намеревался, но мне нужно, чтобы она села, расслабилась и перестала быть такой чертовски услужливой. Проблема в том, что я сейчас не могу встать и позаботиться обо всём сам, потому что… эрекция.
— Просто… — я оглядываюсь по сторонам. — Как насчёт чая?
Не хочу я чая. Я хочу ледяную ванну. Но пока что это даст мне время взять своё тело под контроль.
— Конечно, — говорит Руни, улыбаясь и собирая тарелки в стопку. Я забираю их у неё, заслужив её притворно недовольный взгляд. — Я так понимаю, он в шкафчике над чайником?
— Ага.
Она обходит стол. Пока она проходит мимо, я давлю пальцами на свои глазные яблоки, чтобы не пялиться на её задницу. Это ад. Жениться на той, которую ты желаешь — это ад.
— Кто-нибудь ещё хочет чая? — спрашивает она, оставляя позади наш сервированный стол под открытым небом и открывая дверь в дом.
— Да, пожалуйста, — отвечает Беннет. — Я помогу, — встав, он собирает оставшиеся тарелки и приборы, затем следует за ней.
— Оставь мытьё посуды мне, — кричит Паркер через плечо.
— Я так и собирался, — отвечает Беннет.
Руни смеётся, и этот звук стихает, когда она и Беннет скрываются в доме.
Паркер возится с цветами, которые он поставил в вазу (я практически уверен, что он нарвал их возле шалаша), затем смахивает крошки со стола. Его взгляд скользит ко мне.
— Всё в порядке, друг мой?
Делая медленные, глубокие вдохи, я представляю, как дюйм за дюймом погружаю своё тело в озеро посреди зимы. Теперь, когда мой член уже не угрожает прорвать ширинку, я убираю ладони от лица и смотрю на небо. Проклятье. Погода всё ещё идеальна для похода.
— Я в порядке, — говорю я ему.
— Всё ещё планируешь…
— Ага.
Паркер кивает, покосившись на Скайлер, которая спит рядом с ним на складном стуле, закутавшись в одеяло из моего дома.
— Думаю, это хороший жест.
Я откидываюсь назад и дёргаю себя за воротник, делая глубокий вдох.
— Только на сегодняшний день.
Зная меня достаточно хорошо, чтобы почувствовать, когда я почти исчерпал свой ресурс, Паркер откидывается на спинку стула и наблюдает за спящей Скайлер, позволяя тишине воцарится на несколько минут. До нас доносятся тихие отголоски того, как Беннет и Руни готовят чай. Скайлер подёргивается во сне и улыбается.
Наконец, он нарушает тишину.
— Могу я кое-что сказать?
Я стону.
— Ты же всё равно скажешь.
— Думаю, она сейчас немного… сбилась с пути.
Я хмуро смотрю на него.
— Как ты вообще мог прийти к подобному выводу, проведя с ней такое небольшое количество времени?
— Потому что я узнаю такое состояние. Я бывал в нём. Я это чувствую. И слушай, может, я вообще ошибаюсь. Но я просто хочу сказать — придерживайся своего плана, если хочешь, сохраняй всё платоническим и деловым, но… хотя бы постарайся быть для неё другом, пока она здесь.
— Это последнее, чем я буду для неё.
— Ты такой упрямый, — говорит он, переводя взгляд на Руни и Беннета, когда они выходят из дома, неся подносы с чайными чашками, разными добавками, чайником и тарелкой безглютенового печенья.
— Поверь мне, — говорю я ему. — Это к лучшему.
— Чушь собачья, — отвечает он сквозь улыбку, когда двое других присоединяются к нам за столом.
Я всё ещё хмуро смотрю на него, когда Руни окликает меня по имени.
— Чёрный чай? — спрашивает она. — И без сахара, верно?
Я киваю.
Она ловко наливает его, а Беннет готовит следующую чашку, принимая
