Впрочем, и Баг по натуре своей не был расположен к буйным изъявлениям чувств – а уж особенно нынче. Кивнув коту, он автоматически исполнил все его нехитрые чаяния, открыл бутылку пива для себя и прошёл в комнату.
Встреча с Мандрианом Ци оставила неприятный осадок.
Уловка удалась вполне. Давно не общавшийся с газетчиками Мандриан встретил его, можно было бы сказать, с распростёртыми объятиями – если бы мог как следует поднять руки. Бывший красавец-сердцеед, а ныне полупарализованный после мозгового удара и иссохший от чрезмерных жизненных усилий калека, Мандриан в своё время, по-видимому, являл собой ещё более впечатляющий образчик статной мужской породы, нежели его младший брат. При виде Бага он лишь оживлённо поморгал с дивана и помахал левой рукой – очевидно, это стоило расценивать как знаки крайней приязни и приветливости. За Мандрианом ухаживала лишь приходящая платная прислужница – из числа немногочисленных участниц возглавляемого им общества; на склоне лет Мандриан остался по-человечески совершенно одиноким. «Достойный конец столь несообразной жизни», – холодно подумал Баг.
Впрочем, Мандриан, судя по его речам, не унывал. На все вопросы, которые ему принялся задавать Баг, он отвечал охотно.
– Вы записывайте, записывайте, драгоценный… М-да. Плёночка крутится, вы проверили? А вы проверьте! Ещё проверьте. А много её там у вас, плёночки-то? Хватит? Хорошо подготовились?
– Вполне, драгоценный преждерожденный, вполне… – отвечал Баг. Он действительно подготовился хорошо.
– Что ж вам сказать, молодой человек? Я чуть ли не с детства стремился к справедливости во всех её проявлениях. М-да. А тут, понимаете ли, несправедливость просто вопиющая. Такая невозможная несправедливость! Почему, скажите, нам почти что всем можно иметь нескольких жён, а подругам нашим замечательным, верным, нежным, понимаете ли, – по нескольку мужей иметь нельзя? Несообразно! М-да. И ведь подлость какая: светский закон не запрещает, там про это вовсе ни словечка нету – так ведь сами не хотят. Не хотят! Вы обращали внимание? А почему? Потому что во всех основных религиях запрещено. Мужчинам разрешено, а женщинам – запрещено. М-да. И, стало быть, мы имеем тут в самой что ни на есть ярко выраженной, понимаете ли, форме устарелый предрассудок, который столь цивилизованной и просвещённой стране, как Ордусь, тянуть за собою в двадцать первый век просто-таки зазорно. Просто-таки зазорно. Я понятно излагаю? Вы понимать успеваете? А плёночка-то ваша, плёночка-то исправно крутится? Вы проверьте!
– Всё в порядке, драгоценный преждерожденный, – смиренно отвечал Баг. “Ну и адова же работа у газетчиков, – раздражённо думал он тем временем про себя, – со всякими вот такими беседовать… Да ещё взаимопонимание изображать, чтоб человек не замкнулся, не сбился с мысли…” – Расскажите мне, как продвигалась ваша яшмовая борьба? Много ли было у вас успехов?
– Успехов… – трескуче хихикнув, повторил Мандриан. Он-то как раз не собирался сбиваться с мысли. Паралич его рассудка совершенно не затронул. – Моя борьба! Борьба с вековыми предрассудками – дело трудное и рискованное, доложу я вам, драгоценный молодой человек… М-да. Прежде таких, как я, в Европе – на кострах, понимаете ли, сжигали. Правда! Джордано Бруно – слышали, может? Ну, дело-то громкое было…
– Нет, – пожал плечами честный человекоохранитель. – Ужас какой…
– Множественность обитаемых миров преждерожденный провозглашал. М-да. А они что? Сожгли живьём! Тут, конечно, можно сказать, что где космос, а где многомужество – но, обратите внимание, и тут и там: множественность. Множественность миров! Множественность мужей!
– Гх… – с трудом удержал рвущиеся на волю слова Баг. Мандриан и Бруно. Бруно и Мандриан. Борцы за множественность. Тьфу!
Впрочем, Мандриан, похоже, списал гыкание Бага на проявление восторга – и оживился пуще.
– Я всё это до тонкости продумывал ещё смолоду! До тонкости! У меня, скажем, жён было… м-да… уж не вспомню сколько. А уж помимо… – Мандриан, видимо углубившись в воспоминания, даже глаза прикрыл мечтательно; не удержавшись, он даже причмокнул синеватыми узкими губами. – И это хорошо, это приятно, это полезно. Инь и Ян, знаете ли! Знаете, да? Правда? М-да. Так и крутятся, так и обмениваются! Так, понимаете ли, и сливаются в гармонии! Но ведь ни одной женщины мне не удалось найти, у которой было б столько же мужей. Я так искал, не поверите! Ну? М-да… А это несправедливо! Пусть живут и радуются, правда?
Баг неопределённо пожал плечами, стараясь не раздавить в кулаке магнитофончик.
– Чем больше жён или мужей – тем больше радости, правда? С этим-то вы не станете спорить? Это же очевидно! Ну?
– Правда, – деревянным голосом согласился Баг. Он почти справился с собой: природа многообразна в своих проявлениях и существование каждого её создания целесообразно. Даже такого.
– Предрассудки живучи… – вдруг опечалился Мандриан.
– Что вы имеете в виду, драгоценный преждерожденный? – ухватился за эту обмолвку Баг.
– Что, что… Известно что. Так называемые порядочные женщины, куда ни пойди, за редчайшими, просто-таки редчайшими, понимаете ли, исключениями оказывались однолюбками. М-да. Ну, во всяком случае, долголюбками. Множественность одновременных мужей, к моему искреннему изумлению, их совершенно не прельщала. Представляете? Они же, понимаете ли, непременно хотят зачем-то знать, от кого у них дети! А непорядочные… Во-первых, где их найдёшь, а во-вторых, им брак и вовсе не нужен, они и так… гармонично сливаются… Вы понимаете? – Мандриан трескуче хихикнул снова. – Я за всю свою жизнь двух таких встречал. М-да. Ох, доложу я вам, драгоценный молодой человек… Ох одна из них была и штучка! – Он воодушевлённо причмокнул. Потом как-то сразу остыл. – Но вторая – сущая карга…
“Пора с этим заканчивать”, – подумал Баг и попытался приблизить разговор к нужной теме:
– А вот вы, драгоценный преждерожденный, вы как-то пытались воздействовать… Хотя бы… это… личным примером?
– Ха! Ещё бы не пытался! С молодости пытался! Всю жизнь пытался! – Мандриан возбуждённо задёргался под тёплой накидкой. – Здоровье на том потерял! Когда стареть-то начал, принялся жизнеусилители глотать, то одни, то другие… Можно сказать, всех своих последовательниц… м-да. Личным, понимаете ли, примером. Конечно! А то! У вас плёночка там не остановилась, мне отсюда плохо видно…
– Крутится, драгоценный преждерожденный, крутится, – заверил стойкого убежденца терпеливый Баг.
– Последовательниц у меня негусто, – признался Мандриан. – Честно вам скажу: всё больше старые девы, которым и одного-то мужа порадовать нечем, ни духовно, ни плотски… Трудно было их… личным примером. Как тут не приняться за жизнеусилители?
– Понимаю ваши трудности, – озабоченно выпятив нижнюю губу, закивал ланчжун. И правда: что ещё оставалось делать несчастному борцу за множественность? Ну не луной же любоваться.
– А потом я с этой повстречался… со штучкой. М-да. Ну, тут уж больше она меня в оборот взяла, пришлось лекарства пригоршнями есть. А как же, я же – буквально всё для главного! И тогда как раз только-только появилось новое, совершенно замечательное снадобье, “Лисьи чары” называется. Рекомендую, молодой человек, настоятельнейшим образом рекомендую. Мне-то вы можете довериться! То есть вы себя не узнаете. Дорогонько, конечно, что правда, то правда… Но эффект просто поразительный. Просто поразительный. Даже она у меня, помнится, пару раз пощады просила… – Мандриан причмокнул. – Пережди, говорит, не могу… Зато, – подвижник помрачнел, – прям на ней меня и шандарахнуло. Я всё доказать ей тщился, что не пощажу. Ну и… м-да. Как сейчас помню её лицо… а уж завизжала-то как, завизжала… А потом в две минуты собралась и… м-да. Хорошо хоть лекарей вызвала по телефону и дверь оставила отворённой… С тех пор я её не видал. Да и, честно признаться, не горю желанием. Чего теперь…
– А может, она не виновата? Может, вы просто пилюль, извините, переели, драгоценный преждерожденный? – хмыкнул Баг. – Так бывает, наверное.
Борец с предрассудками поджал губы.
– Нет, – решительно ответил он. – И она ни в чём не виновата, и пилюли тут ни при чём. Просто жизненная сила, знаете ли, выработалась… Раз – и нету. Нету, – пробормотал Мандриан с непередаваемым сожалением. И для верности поискал глазами по одеялу. – Принимал я всё по инструкции, не злоупотреблял. М-да.
– И как же вы теперь?
– А что? Руковожу по-прежнему теми, кто остался. Но, конечно, всё больше по телефону, его мне Марфутка подносит… Прислужница, добрая душа. Статьи диктую, письма. “Как нам реорганизовать наш брак”, “Лучше больше – так лучше”, “Письмо к жёнам”… Не читали? Да что вы? Ну как же вы!.. Возьмите там, на столе, копии. Взяли? Ну и хорошо. Изучите внимательно. Самое важное я там подчеркнул. Вам польза будет, вы ещё так молоды. М-да… Нет, быстро великие дела не делаются. Ещё великий, понимаете ли, Конфуций учил: “Даже если к власти придёт истинный правитель, человеколюбие сможет надёжно утвердиться лишь при жизни следующего поколения”…[45]
