На одном из портретов — Мао Цзэдун. На другом — видимо, Ким Ир Сен.
Из кухни доносится грохот посуды. Несколько женщин и мужчин выходят из бамбуковых зарослей. Одежда перепачкана в глине с рисового поля. Печет солнце.
Они стоят, Суонг смотрит на Нхепа, Нхеп смотрит на Суонга.
Третья картина изображает Пол Пота. Национального лидера. «Объективного, справедливого, замечательного лидера».
Прошло пятнадцать лет с тех пор, как они видели его в последний раз. Но они переглядываются — нет, они не ошиблись. Пол Пот — это Сар, их брат. Их застенчивый Сар, любезный до самоуничижения. Сар с его заразительной улыбкой.
117.
Раньше я не думал о параллелях между «1984» Джорджа Оруэлла и Демократической Кампучией Пол Пота. Быть может, они лежат на поверхности?
Я прочел Оруэлла когда-то давно, еще будучи подростком. Единственное, что я помню спустя столько лет, — это первые страницы, о новоязе. Как язык с каждым годом упрощался и «ненужные» слова вычеркивались из словарей. Зачем столько лишних слов, когда вполне достаточно минимума, который можно изменять с помощью приставок «плюс-» и «плюсплюс-», и отрицательной приставки «не-»?
Долой оттенки и сбивающие с толку степени прилагательных — вместо расплывчатого «хороший» следует использовать «плюсовой» или «плюс плюсовой».
Под конец партия пыталась контролировать даже мысли людей. Слова «критика», «возмущение», «частный» звучать не должны. Слово «свободный» следует использовать только в таких фразах, как «поле свободно от сорняков». И никогда применительно к человеку.
Чем больше я просматриваю материалов о Кампучии, тем чаще вспоминаю Уинстона Смита и его жизнь при диктатуре Старшего Брата.
Наконец я сажусь на велосипед и еду в букинистический магазин на улице 240. В Пномпене это единственный магазинчик в своем роде. Книжных в городе вообще немного. Большинство торгует устаревшей теорией менеджмента из США, которая в США уже никому не нужна.
Этот букинист — исключение. Книги не всегда хорошо разобраны, но здесь полно художественной литературы. В основном — книжки, оставленные отдыхающими в отелях. Отпускная литература.
Тропическая влажность плохо сказывается на бумаге. Большинство книг разбухло, и к когда-то приятному сухому запаху старой книги добавился оттенок плесени.
Хозяин лавки не удосужился расставить книги по алфавиту. Чтобы что-то найти, нужно время. Наконец, торжествуя, я держу в руках нужную мне вещь — одно из пугающих изданий Оруэлла 1984 года, когда название романа использовалось как реклама: «1984 may not arrive on time, but there is always 1985»[15].
118.
«Ты свободомыслящий человек, товарищ».
Это не комплимент. Это смертный приговор.
119. [ПЕСНЯ СТОКГОЛЬМСКОГО НАРОДНОГО ХОРА, ЗАПИСАННАЯ В 1978 ГОДУ]
Всего через несколько дней в городпридут товарищи в черной форме!Молодые мужчины и женщины с винтовками на плечах,люди выйдут на улицы и будут смотреть на них.Камбоджа свободна, власть у народа,армия освобождения входит в Пномпень.
120.
— Ок Сакхун живет в Париже. — Филип Шорт в этом точно уверен.
Филип Шорт — английский журналист, последние годы посвятивший биографии Пол Пота. Его исследование строится на интервью с всевозможными людьми, которые либо сами были красными кхмерами, либо были близко связаны с ними.
— Он отказался говорить со мной, хотя меня представил один из его старых товарищей. Думаю, он просто не хочет возвращаться к прошлому.
121.
Ванна приносит еще кофе. Он ставит чашку рядом с моим компьютером и любопытно заглядывает мне через плечо, рассматривая непонятные слова на мониторе. Жарко, пальмовые листья застыли в неподвижности. Где-то в квартале раздается стук молотка. Он спрашивает, что я пишу.
— Книгу, — говорю я, хорошо осознавая, что в Камбодже книг почти не печатают. То, что для меня является очень конкретным предметом, для Ванны — абстракция.
— А-а… Кхмер Крохом. Понятно, понятно. Я тогда был совсем маленький, я мало что помню. Моего отца убили Кхмер Крохом. Он был в Кампонгчаме, и они пришли в его дом, арестовывать моего дядю. Но они перепутали и по ошибке взяли его. Потом они его убили.
— А что случилось с дядей? — спрашиваю я.
Ванна пожимает плечами.
— Ничего. Он спрятался. Сейчас жив-здоров.
122.
Город-призрак. Пустые улицы, дома. Камера Яна Мюрдаля жужжит, мы проезжаем мимо министерств, жилых домов. Дорога от аэропорта до центра Пномпеня. Я узнаю эти здания. С виду аккуратные и красивые.
Но.
Ни единой души.
Нигде ни единой души.
Такое трудно себе представить даже в документальном кино.
Большой город без единого признака жизни. Дома и конторы, магазины и школы. Все пусто, тихо, опустошено.
До войны в Пномпене было приблизительно 600 тысяч жителей. Когда сельские жители бежали в город от американских бомбежек и гражданской войны, население увеличилось более чем втрое. Некоторые говорят, что в 1975 году город вмещал в себя два миллиона людей. Кто-то говорит, что три.
Ян Мюрдаль в фильме объясняет:
В апреле 1975-го, когда одержали победу и люди дождались мира, общество было разрушено и исковеркано. С этой нулевой точки и пришлось начинать строительство. Это наложило на него свой отпечаток.
Образ Кампучии для окружающего мира складывался, например, из пустых улиц брошенного Пномпеня. Города постепенно оживают. Но в основном они все еще пустые.
Говорят, этому есть несколько причин. Отчасти было необходимо освободить чрезвычайно перенаселенные города, иначе миллиону людей грозил бы немедленный голод. Кроме того, руководство хотело предотвратить новую гражданскую войну. А еще надо было бросить все силы на выполнение большого плана по производству риса, который обеспечил бы будущее благосостояние.
Когда шведская делегация в 1978 году посетила Пномпень, в городе насчитывалось приблизительно 30 тысяч жителей. Это были в основном представители партийной верхушки, министерские чиновники и работники фабрик, помещавшихся на окраинах города. Камера едет дальше, и мы вместе с ней. Чисто, красиво, пусто. Может, по замыслу Пол Пота именно так и должны были выглядеть города? Может, он и не собирался снова их заселять? За годы, проведенные в джунглях, революционеры привыкали к все более спартанским условиям. Они брали пример с местных народов, которые и тогда жили так же, как тысячу лет назад. Простые деревенские сообщества, где все помогают друг другу. Они не имеют денег и живут натуральным хозяйством. В глазах красных кхмеров это выглядело как своего рода примитивный коммунизм. Камбоджийская версия руссоизма, входившего в программу их среднего французского образования.
Но еще у революционеров все было подчинено борьбе. Их идеал — скромное, контролируемое существование, индивидуальная свобода считалась контрреволюционной. В их пропаганде постоянно звучат слова «чистый» и «истинный». Мысли следовало очистить от эгоизма и слабости.
Нет никаких официальных документов, запрещающих легкомысленный образ жизни. Однако некоторые признания, полученные в тюрьме S-21, указывают на обратное — на существование своеобразной теневой стороны идеала. Например, в 1977 году человек по имени Суонг признает себя предателем, так как думал только «о развлечениях, еде, алкоголе и женщинах».
Другой, Тханг Си, бывший член Центрального комитета, сознается в неуважении к партийному руководству, ибо «любил развлечения, вечеринки, алкоголь и женщин».
Еще один человек, Сун, обвиненный в отсутствии «коммунистической морали», признал, что предавался «моральному разложению» с тремястами женщинами. Его преступление состояло не только в необузданном сексуальном аппетите — он говорит, что потом еще и шантажировал этих женщин. Экономический саботаж налицо.
Взгляд на сексуальность не был однозначным. Женщинам и мужчинам следовало жить порознь. Если любовь все же возникала, брак должна была одобрить Организация. Свадьбы были коллективные, без особых торжеств. Часто после церемонии молодожены возвращались к работе. В то же время людей призывали заводить как можно больше детей. Демократической Кампучии нужно было много новых граждан, чтобы воплотить идеалы революции в жизнь.
Камера жужжит, мы проезжаем Пномпень. Вот бульвар Нородом. Над запертыми дверьми домов черные дыры окон.
Может, так и должно было быть. Город с минимальным населением, которое не тратит свое время на бары, кинотеатры и ненужную любовь. Которое работает от рассвета до заката, а остальное время посвящает занятиям, политическим семинарам, физической тренировке и другим полезным делам.
