— И?
— Я сбежал. Обоих запер в подвале. После сдал милиции, через гонца.
Андрей задумался, а я поспешил добавить.
— Я знаю, о чем ты думаешь... Разговорить их и узнать, как выйти на Клыка? Не выйдет. Я пытался. Они просто местные гастролеры, которым хорошо заплатили за их работу. Они понятия не имеют, на кого работали.
— Ты сказал люди! — заметил Петров. — Люди, которые связаны с аварией. Значит, их много?
— Верно. Одного я преследовал и почти поймал, но тот разбился, спрыгнув с большой высоты. Еще одного схватили люди из КГБ, когда тот планировал взорвать третий реактор с использованием бомбы.
— Ясно. Дохлый номер. Если так, он уже в Москве на Лубянке и поговорить с ним никто не даст.
— Нет, не на Лубянке, — поправил я.
— А где? — удивился Андрей. — Здесь, в Припяти?
— На кладбище, скорее всего. Он совершил самоубийство, так ничего толком и не рассказав, — мрачно пояснил я.
— Зараза! — процедил Петров, стукнув кулаком по столу. Бутылка и бокал жалобно звякнули. Конечно, только появлялась надежда, как тут же отваливалась...
— Далее, когда я сбежал и пытался перебраться из Чернобыля в Припять, прямо на дороге на меня напало еще двое, — продолжил я. — Наверняка слышал про аварию?
— Да, что-то такое было, — нахмурился капитан. — Около недели назад, да? Но там труп. Черепно-мозговая была при аварии. Мутное дело, местные опера его уже на полку повесили. Висяк, следов никаких. Еще и комитетские вмешались по своим интересам.
— Трупов было два, — поправил я. — Второй с пулевым ранением в грудь. А первому голову проломили монтировкой. Видимо эту информацию изъяли из материалов дела... ну или как там у вас, ментов, принято?
Андрей был предельно сконцентрирован на том, что я ему сказал. Включился режим анализа поступившей информации, в голове шел сложный мыслительный процесс. Все отражалось у него на лице — мне подобное было хорошо знакомо.
— Выходит, четыре человека из окружения этого Клыка, мертвы?
— Да. И сколько еще у него людей, неизвестно.
— Значит, отец может быть у него? Причем, где угодно. Никто и понятия не имеет, кто это такой и что за человек скрывается за этой дурацкой кличкой?
— Все так, — подтвердил я, затем аккуратно добавил. — Видимо твой отец раскопал что-то такое, что привлекло внимание Клыка. Все сводится к одной и той же проблеме — диверсии на АЭС. Когда поймем, кто такой Клык, разгадаем его план. Определим точку дислокации и выясним, как он причастен к исчезновению твоего отца.
Повисла напряженная пауза.
Андрей взял бокал, залпом выпил почти половину бокала и поставил пустой стакан на стол.
Шумно выдохнул, посмотрел на меня каким-то странным взглядом.
— Ранее я отказал тебе в помощи... Авария на Чернобыльской АЭС меня никаким боком не затрагивала. Теперь затрагивает. Беру свои слова назад, — ответил он. — Готов оказать тебе содействие в предотвращении аварии!
Я кивнул. Только что одна проблема решилась сама собой.
Теперь целых два попаданца работают над предотвращением Чернобыльской аварии... Двое, это уже сила!
* * *
Объективно, у нас не было никакой информации.
До аварии оставалось семь месяцев. Отчего-то, несмотря на насыщенность последних дней, я склонялся к тому, что хронология событий останется прежней. Ну, скорее предполагал.
Радовался я не долго. Да, хорошо когда кто-то делает то же самое, что и ты — больше уверенность и соответственно отдача. Вот только сложность всего этого дела оказалась поистине чрезвычайной.
Мы встретились с Андреем через пару дней, в городском парке. Времени все обсудить было достаточно, место тихое. Особенно в будний день.
— Ну и с чего мы начнем? — поинтересовался Андрей. — Я так полагаю, твой вопрос с дезертирством еще не решен?
— Все идет к тому, что меня восстановят. Мне предлагали комиссоваться из армии по ранению, но я отказался и попросил знакомых из КГБ замолвить словечко. В общем, буду продолжать службу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Там же, в «Чернобыле-2»? — уточнил Петров.
— Да, на базе учебного центра, — кивнул я. — Все командование там заменили — прежнее спалилось на взятке и пособничестве иностранной контрразведке. Приставили туда своих людей. Как раньше уже не будет, подразделение «Барьер» воссоздавать уже не будут. Про Черненко что-то слышно?
— Не много, — помрачнел Андрей. — Он все еще под следствием. Из-за всех этих событий у него начались проблемы с сердцем. Черненко в больнице, в Москве и судя по всему, никакой помощи от него ждать не стоит. А как твой знакомый? Ну, тот, у которого фамилия не склоняется.
— Иванец? Не знаю. К нему обращаться чревато. Я все еще не знаю, чего от него можно ожидать и вообще, какую должность он занимает. И вообще, сейчас он явно расслабился. Считает, что раз задержали одного, то дело сделано и опасность миновала. Его люди к моим подозрениям отнесутся скептически, если вообще станут слушать.
— Логично, знаю такую категорию людей! — согласился Андрей. — Слушай, все хотел задать тебе вопрос, а откуда ты столько про эту аварию знаешь?
— Я сам родом из Припяти. У меня отец был ликвидатором. Семью эвакуировали через тридцать шесть часов после аварии, мне тогда тринадцать лет было. Так что для меня эта авария как красная тряпка для быка. Едва оказавшись в этом времени, я сразу понял, в чем смысл моего появления здесь. А непосредственно про саму аварию... Много и долго изучал не только устройство реактора и техническую документацию, но и хорошо знаком со всеми отчетами, касающиеся выяснения причин самой аварии. А их за послеаварийные годы было много. Ну и просто личный интерес.
— Понятно. Так все-таки, что я вилось причиной аварии? Ошибка персонала?
— Нет. Тут целая совокупность факторов. Диверсия подготавливалась задолго до часа «Икс». Возможно, даже за год.
— То есть, не бомба?
— Думаю, что нет. С бомбой они уже пытались, не прокатило. Теперь они пойдут другим путем. Попытаются представить диверсию, под видом аварии. Но сами по себе аварии не случаются, только тогда, когда что-то работает не так, как задумано. То же и с реактором. Я точно знаю, что его загнали в такой режим работы, что рано или поздно он должен был рвануть.
— Объясни проще. Чем быстрее я пойму суть, тем больше от меня будет толку.
Я вздохнул.
— Смотри! — я взял лист бумаги и принялся рисовать цифры. — Во-первых, персонал. В ту ночь работал молодой и неопытный персонал. Второй фактор — вроде бы рядовой эксперимент, который до этого пытались провести три раза, но успешно так и не получилось. Более того, в тот раз программу эксперимента значительно изменили, но персонал об этом осведомлен не был. Третий момент — чтобы ввести сотрудников станции в заблуждение и усугубить общую обстановку, оттуда были изъяты все дозиметры среднего и верхнего порядка. Это привело к тому, что люди пытались ликвидировать последствия аварии, при этом, не зная реального уровня радиоактивности. Отсюда и много пострадавших. Ну и самое интересное, персонал попросту не знал, что будет, если создать те условия, в которых находился реактор РБМК. Для них мысль о том, что реактор вообще способен взорваться была в принципе невозможной. Могла расплавиться активная зона, деформироваться канал, мог взорваться бак «СУЗ»... Короче, до Чернобыльской аварии реакторы не взрывались!
— Охренеть… — Петров вытер взмокший лоб. — Я всю свою жизнь мент. От и до расскажу тебе все оперские хитрости и методы криминалистики. Расскажу про способы выбивания и выуживания информации, о разработке агентурной сети осведомителей. Но про реакторы и радиацию я не знаю ничего. Хотя в практике, уже в этом времени, был у меня один неприятный случай. В одной квартирке вся семья, один за другим, неожиданно отправилась на тот свет. Оказалось, в стене с каких-то времен случайно был замурован высокорадиоактивный элемент.
— Слышал о таких делах. К сожалению, бывает, — кивнул я, затем продолжил. — И это я тебе рассказал еще очень поверхностно. Вкратце, так сказать. На самом деле факторов было куда больше и все это очень сложно.
