Опьянение? Какое слабое и пресное слово! Он надрался, нализался, наклюкался, залил зенки, окосел, напился в лоск, а также вдрабадан, дрезину и дымину.
Разумеется, если бы во время своей прогулки он миновал вращающуюся дверь «У Майка» и сделал еще несколько шагов, то понял бы, что у зрелища, которое ему только что довелось наблюдать, было самое простое объяснение. Эти шаги привели бы его к сан-францисскому «Палас-Варьете» и огромным афишам, объявлявшим, что на этой сцене выступают – только две недели! —
ЛИЛИПУТЫ ЛИНДЛИ
Больше и лучше, чем когда-либо
Однако существование этих афиш осталось ему неведомым, и не будет преувеличением сказать, что душу Уильяма Муллинера пронзила безжалостная сталь.
То, что его ноги временно развинтились в суставах, он перенес с мужеством. То, что в его голове жужжал пчелиный рой, избрав ее своим ульем, было неприятно, но терпимо. Однако то, что его мозг сорвался с катушек и заставляет его галлюцинировать, решительно выходило за всякие рамки.
Уильям всегда гордился остротой своего ума. На протяжении долгого плавания, пока Десмонд Франклин распространялся о случаях из своей жизни, представлявших его Человеком Действия, Уильям Муллинер утешался мыслью, что стоит ему захотеть, и по части умственных способностей он в любой момент уложит Франклина на обе лопатки. А теперь он лишился даже этого преимущества перед своим соперником. Пусть Франклин последний меднолобый олух, но все же и его мозги не настолько ничтожны, чтобы ему вообразилось, будто он видит, как мужчина ростом два фута восемь дюймов ест рагу ногами. Эта жуткая бездна умственной деградации была уготована Уильяму Муллинеру.
Он угрюмо вернулся в отель. В уголке Пальмового зала он увидел Мертл Бенкс. Она увлеченно беседовала с Франклином, но желание отвесить ей оплеуху уже совсем угасло. Поникнув головой, Уильям вошел в лифт и вознесся в свой номер.
Там, с той быстротой, на какую были способны его трясущиеся пальцы, он разделся, забрался на кровать, когда она завершила второй круг, и некоторое время лежал с широко раскрытыми глазами. Уильям был слишком потрясен, чтобы погасить свет, и лучи лампы озаряли украшенный лепниной потолок, который покачивался над ним. Он вновь предался размышлениям.
Без сомнения, решил Уильям, вновь все обдумав, у матушки имелись самые веские причины не допускать его до спиртных напитков. Конечно же, ей была известна какая-то фамильная тайна, которую тщательно скрывали от его младенческих ушей, – какая-нибудь темная история о роковом наследственном пороке Муллинеров. «Уильям ни в коем случае не должен узнать про это!» – вероятно, вскричала она, прослышав старинную легенду о том, как на протяжении веков Муллинер за Муллинером умирал в состоянии помешательства – очередной жертвой роковой жидкости. И вот нынче вечером ее нежные заботы не уберегли сына и он узнал эту тайну на опыте!
Теперь Уильям понимал, что аберрация зрения была лишь первой ступенью в постепенном процессе распада личности, этом Проклятии Муллинеров. Вскоре он лишится слуха, затем осязания.
Он приподнялся и сел на кровати. Пока он смотрел на потолок, ему почудилось, что значительная часть его отделилась и грохнулась на пол.
Уильям Муллинер смотрел на обломки в тупом отчаянии. Разумеется, он понимал, что это всего лишь галлюцинация. Но до чего реалистическая галлюцинация! Если бы он не разгадал свою фамильную тайну, то со всей категоричностью заявил бы, что над ним зияет дыра в шесть футов шириной, а на ковре под ней высится груда штукатурки.
И не только глаза обманывали его, но и уши! Ему чудились вопли и крики. Он готов был поклясться, что из коридора доносится топот бегущих ног. Все вокруг наполнилось грохотом, треском и глухими ударами. Сердце Уильяма оледенело от страха: слух уже начал ему изменять!
Все его существо сопротивлялось последней проверке, но он принудил себя встать с кровати и протянул палец к ближайшей куче штукатурки. И тут же со стоном отдернул его. Да, как он и опасался, осязание тоже ему изменило. Штукатурка, хотя и была плодом его больного воображения, казалась вполне реальной на ощупь.
Вот так! Один умеренно веселый вечерок «У Майка», и Проклятие Муллинеров настигло его. Не прошло и часа, как его губы впервые в жизни прикоснулись к спиртному, и вот оно уже отняло у него зрение, слух и осязание. Быстрое обслуживание, заключил Уильям Муллинер.
Когда он забрался назад в постель, ему померещилось, будто две стены рухнули на улицу. Он закрыл глаза, и вскоре сон, сей сладостный восстановитель сил Природы утомленной, как удачно определил это состояние поэт Эдвард Юнг, принес ему желанное забвенье. Последней его мыслью было, что ему померещилось падение еще одной стены.
Уильям Муллинер имел обыкновение спать крепко и долго, так что миновало много часов, прежде чем он пробудился. Открыв глаза, он с изумлением посмотрел вокруг себя. Страшные ночные кошмары остались в прошлом, и теперь он, хотя и испытывал сильнейшую головную боль, не сомневался, что видит мир таким, каков он есть на самом деле.
И все-таки как-то не верилось, что это явь, а не отголоски полуночного бреда. Мир не просто выглядел чуть пожелтевшим и расплывшимся по краям – со вчерашнего дня он радикально изменился. Там, где восемь часов назад была стена, теперь зияла пустота, в которую свободно лились солнечные лучи. Потолок расположился на полу, и единственным, что сохранилось от дорогого номера в первоклассном отеле, была кровать. Очень странно, подумал Муллинер, и даже возмутительно.
Его раздумья нарушил голос:
– Как! Мистер Муллинер?
Уильям обернулся и, подобно всем Муллинерам, свято соблюдая благопристойность, тотчас нырнул под одеяло. Ибо голос принадлежал Мертл Бенкс. Подумать только – она стояла в его номере!
– Мистер Муллинер!
Уильям осторожно высунул голову. И тут он обнаружил, что приличия вовсе не были нарушены, как ему почудилось: мисс Бенкс стояла не в его номере, а в коридоре. Просто разделявшая их стена исчезла. Ошеломленный, но испытывая глубокое облегчение, он сел на кровати, задрапировавшись одеялом.
– Неужели вы все еще в постели? – ахнула Мертл.
– А что, уже так поздно? – спросил Уильям.
– Неужели вы оставались тут с начала и до конца?
– С начала и до конца чего?
– Землетрясения.
– Какого землетрясения?
– Землетрясения, которое произошло ночью.
– А! Этого землетрясения? – небрежно сказал Уильям. – Да, я как будто заметил что-то вроде землетрясения. Помню, я увидел, как рухнул потолок, и сказал себе: «Не удивлюсь, если это землетрясение». Тут обвалились стены, и я сказал: «Да, несомненно, землетрясение». После чего перевернулся на другой бок и уснул.
Мертл Бенкс смотрела на него глазами, которые отчасти напомнили ему две звезды, а отчасти глаза улитки на стебельках.
– Вы, наверное, самый отважный человек в мире.
Уильям коротко усмехнулся.
– Ну что же, – сказал он. – Возможно, я не трачу свою жизнь на то, чтобы с перочинными ножиками гоняться за несчастными акулами, но, мне кажется, я умею сохранять хладнокровие в критические моменты. Мы, Муллинеры, такие. Мы много не говорим, но внутри у нас все тип-топ.
Он стиснул голову в ладонях. Ломота в висках напомнила ему, что с тип-топом внутри он явно переборщил.
– Мой герой! – произнесла Мертл еле слышно.
– А как чувствует себя ваш нареченный в это ясное солнечное утро? – небрежно осведомился Уильям. Упомянуть этого слизняка было пыткой, но он должен был показать ей, что Муллинеры умеют с достоинством глотать самые горькие пилюли.
Мертл брезгливо вздрогнула.
– У меня нет нареченного, – объявила она.
– Но мне казалось, вы упомянули, что вы и Франклин…
– Я больше не помолвлена с мистером Франклином. Вчера вечером, когда началось землетрясение, я взывала к нему о спасении, а он торопливо бросил через плечо «Как-нибудь в другой раз!» и унесся прочь быстрее пули. Я в первый раз видела, чтобы человек мчался с такой стремительностью. И утром я разорвала нашу помолвку. – Она презрительно засмеялась. – Акулы и перочинные ножики! Ни за что не поверю, будто он убил хотя бы одну за свою жалкую жизнь!
– А если бы и убил, – сказал Уильям, – что с того? Я вот о чем: часто ли в семейной жизни возникает необходимость убивать акул перочинными ножиками? Хороший муж не нуждается в этом даровании, потребном только искателям приключений. Да это всего лишь салонный фокус. Нет, надежный ровный характер, отзывчивая щедрая натура и любящее сердце – вот что отличает хорошего мужа.
– Как это верно! – мечтательно вздохнула она.
– Мертл, – сказал Уильям, – я могу быть таким мужем. Надежный ровный характер, отзывчивая щедрая натура и любящее сердце, которые я только что упомянул, ждут вас. Примете ли вы их?
– Да, – сказала Мертл Бенкс.
Такова (заключил мистер Муллинер) история любовного романа моего дяди Уильяма. И, выслушав ее, вы без труда поймете, почему его старший сын, мой кузен Дж. С.Ф.З. Муллинер, получил такое имя.
