– Вэль, что случилось? – повторил мастер Йувейн.
– Это… трудно сказать, сир. – Я посмотрел на яркий клинок Элькэлэдара. – Когда мой меч сначала вспыхнул, было мгновение надежды. И я понял, что он ведет нас к камню Света. Но там ждет и Красный Дракон – он всегда наблюдает и ждет. И моя надежда обратилась в отчаяние.
Мастер Йувейн мрачно кивнул.
– Здесь тебя ожидает великая опасность – и для всех нас. Опасность не в том, что нас схватят и будут пытать, или в том, что мы можем в любой момент умереть. Это превращение, что произошло с тобой… видимо, лорд Лжи имеет талант отравлять даже самые крепкие деревья и превращать добро во зло.
Он спросил меня, выполняю ли я те упражнения, которым он научил меня, особенно медитацию света.
– Да, сир, постоянно. И меч помогает мне. Силюстрия помогает. Он защищал меня все то время, что мы пробирались через Наргаршат, так что я начал думать, что битва против иллюзий Дракона выиграна.
– Эту битву невозможно выиграть. Мы проигрываем в тот момент, когда начинаем думать, что победили.
Кейн постучал своим мечом по моему, в слабо освещенном чертоге зазвенела сталь.
– Даже лучший щит бесполезен, если его опустить, не так ли?
– Спасибо, что напомнил, – кивнул я.
– Как и ты напомнил нам. – Он свирепо улыбнулся. – С самого начала в тебе было больше огня для поиска камня Света, чем во всех нас. Без тебя мы не зашли бы так далеко.
И мастер Йувейн, и Атара, и остальные смотрели на меня, надеясь, что я отыщу путь из, казалось, бесконечного лабиринта и приведу их к камню Света.
И неожиданно я понял, что выход есть. Соединившись с темными коридорами разума Морйина, я познал извилистую логику его поступков – логику его жизни и всех творений его рук, равно как и этого лабиринта. Ибо множество часов я брел через него. Извилистые ходы и перекрестки запечатлелись в моей крови, словно в жидкой живой глине. И теперь, когда я взглянул на яркий серебряный кристалл своего меча и раскрыл разум, то увидел весь лабиринт, от этого чертога до самого его центра.
– Идем, – сказал я, направляясь к двери. – Нам осталось пройти совсем немного.
Имайра шел следом за мной. Он пробирался по извилистым коридорам, не отрывая глаз от светящегося меча. Из всех моих спутников, за исключением Лильяны, он один не мог видеть Огонек и оставался слеп к его странным пляшущим огонькам. Но остальные различали его достаточно хорошо и дивились тому, что теперь он превратился в спокойную пылающую спираль как раз над моей головой. Его присутствие позволяло им более уверенно двигаться через изгибы лабиринта.
В конце концов повернув на восток и на север и резко сменив направление в черной каменной трубе, мы добрались до разрыва в изгибавшейся стене, который открывался в новый ход. А тот вел прямиком на юг, так что я понял, что мы наконец отыскали выход из южного конца лабиринта.
– Ты уверен, что этот ход ведет на юг? – спросил Имайра. – Мы столько раз поворачивали.
– У Вэля есть чувство направления, – отозвался Мэрэм откуда-то из-за него. – Он никогда не блуждает.
Не то чтобы никогда, подумал я, вспомнив исчезавшую луну в Черной трясине. Но теперь, похоже, я привел всех верно, ибо в сотне ярдов от нас тоннель неожиданно переходил в лестницу.
– Спасены! – воскликнул Мэрэм. – Это, должно быть, ступени на первый уровень!
– Тихо! – зашипел на него Кейн. – Мы еще не знаем, что найдем там!
Лестница прорезала камень, изгибаясь налево, как в замке моего отца. Имайра поведал, что расстояние между уровнями Аргатты равно пятистам футам. Однако Морйин построил свой спасательный тоннель как раз под первым, так что, судя по всему, нам совершенно не требовалось подниматься так высоко. Уже через несколько минут лестница перешла в короткий коридор, ведущий прямиком к открытому дверному проему огромного зала.
Я сделал первый шаг и сразу заметил, что зал слабо освещен несколькими древними яснокамнями, закрепленными в стенах. Огромные каменные колонны, многие из которых распались на потрескавшиеся базальтовые диски, разбросанные по твердому полу зала, поддерживали изогнутый потолок в трех сотнях ярдах над нами. Потрясающая величина этого места, вырезанного в самом сердце горы, наполнила меня благоговейным трепетом. Но в нем ощущался и ужас – и не только мой. Ибо как только Имайра и остальные присоединились ко мне в нескольких футах у дверного проема, я заметил, что мы здесь не одни. У южного конца зала, немного левее, маленькая оборванная фигурка яростно сражалась с цепью и замком, защелкнутым у нее под коленом.
– Смотри! – сказала Атара. – Это ребенок.
Я шагнул было к нему, но Кейн опустил руку мне на плечо.
– Будь осторожен – это может быть ловушка!
Ребенок или то, что казалось ребенком, немедленно заметил нас и теперь забился на своей цепи, в страхе озираясь.
– Все хорошо, – прошептал я. – Мы тебя не обидим.
Я все-таки прошел через полуразрушенную дверь, сражаясь с запахом страха, исходившим от ребенка и пересиливающим все зловоние в воздухе – смесь корицы, пота, горящей смолы, раскаленного камня и зла такого же древнего, как сама гора.
– Кто ты? – спросил я его, потихоньку подходя ближе. – Кто приковал тебя здесь?
Я увидел, что это на самом деле ребенок – мальчик лет девяти. Черные волосы сосульками свисали по сторонам грязного личика. Темнокожий, с миндалевидными глазами, он явно принадлежал Морйину, ибо носил на лбу знак рабства: извивающийся красный дракон, выжженный в плоти.
– Смотри! – сказал Кейн, подбежав ко мне.
Он указал на дальний, северный конец комнаты. Там, между двумя колоннами, стояла пирамида из черепов высотой, наверное, футов двадцать. Их округлые кости и пустые глазницы сияли призрачным желтым светом в слабом свете яснокамней.
– О, мне не нравится это место! – прошептал Мэрэм. – Давайте уйдем отсюда.
Он посмотрел на огромный открытый портал в западной стене напротив лестницы, по которой мы попали в зал. Двери обоих проемов, видимо, давно уже сорвались с петель. Какое, интересно, применение Морйин нашел для этого вонючего помещения? Темница для пыток и наказаний своих врагов? Но как ребенок может быть врагом, даже для Морйина?
– Как тебя зовут? – спросил я перепуганного мальчика, кладя руку ему на голову. – Где твоя мать? Твой отец?
Он дернулся от прикосновения, отбросил мою руку и со страхом посмотрел на портал, некогда перекрытый огромными железными воротами.
– Он идет! – сказал малыш звонким голоском. – Он идет!
– Кто идет?
Я посмотрел на голые ноги мальчика. Он так яростно пытался вырваться из оков, что кандалами изранил ноги до крови. На колене виднелись ссадины и следы укусов. Я не хотел верить в то, что увидел: несчастный мальчик, словно пойманное животное, пытался отгрызть собственную ногу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
