Следующими прибыли Арескои и га‑Мавет с подарками и прощальными напутствиями. Победитель Гандарвы хотел было отдать Каэ на прощание свой невероятный шлем, но эта затея с успехом провалилась, потому что голова богини по самые плечи утонула в черепе дракона. Она хохотала так, что оба брата тоже не выдержали и искренне последовали ее примеру.
В этом приподнятом настроении они посетили рощу Салмакиды, а часом позже познакомились с новыми спутниками Каэтаны — Магнусом, Рогмо и Номмо. Альв произвел на бессмертных неизгладимое впечатление своим сходством с Воршудом, смерть которого га‑Мавет перенес тяжелее всего. Поэтому Хозяин Лесного Огня был смущен и даже потрясен теплой встречей, которую устроили ему грозные и свирепые в его представлении боги. Наверное, Номмо был одним из первых живых существ, которым приятно было ощущать пристальное внимание Смерти к их скромной персоне.
Каэтана заметила, что га‑Мавет уже успел привыкнуть к своему увечью и одной рукой довольно ловко производил все манипуляции. Поймав ее взгляд, он широко улыбнулся и сказал:
— Мечом я уже вполне владею.
Но в его желтых вертикальных зрачках стыла тоска. Оба брата еще не успели уйти, когда Тиермес и Траэтаона появились в храмовом парке и двинулись им навстречу.
— И вы тут! — весело заметил Вечный Воин. — Я так и думал. Прощаетесь?
— Да, — немного грустно ответил Арескои. — Тебе не тревожно?
— Я утешаю себя тем, что мы можем хотя бы время от времени навещать их в течение всего странствия. Если же случится какая‑нибудь скверная история, то Каэ обязательно позовет нас. Так мы условились.
— Уже легче, — сказал га‑Мавет, — но отчего‑то мне кажется, что все так просто не обойдется.
— А просто ничего и никогда не бывает, — вставил прекрасный и сияющий Жнец, — даже если кажется, что никаких сложностей нет.
— Не пугайте меня раньше времени, — возмутилась Каэ. — Если теперь это называется «пожелать счастливого пути», то как же накликают беду? Справимся как‑нибудь. Главное, присматривайте за Вардом — ведь такое количество проблем. По сравнению с ними путешествие на Иману — сущий отдых.
— Если бы так, я был бы только рад.
— Жнец, — обратилась Каэ к великолепному Тиермесу, — у меня к тебе сразу много просьб. И ко всем присутствующим тоже. Главная… — Она немного замялась, но Траэтаона пришел ей на помощь, лихо подмигнув остальным:
— Самая главная проблема на сегодняшний день — это стабильность империи Зу‑Л‑Карнайна, которая занимает слишком большую территорию, чтобы мы могли забыть о ней. А также процветание нынешнего императора и его приближенных, которые способствуют процветанию самой империи. Можешь не просить — я всегда был прекрасным политиком и военачальником. Пригляжу за твоим, тьфу ты, прошу прощения, нашим императором.
Каэтана тепло посмотрела на своего неугомонного родича. Она была ему бесконечно признательна и за заботу, и за ту радость, которую он в последнее время распространял вокруг себя.
— А мне что делать прикажешь? — шутливо осведомился Тиермес.
— Не представляю того безумца, который возьмется приказывать самому Тиермесу! — сказала Каэ торжественным шепотом. Потом продолжила уже серьезно:
— На Джемаре новая «радость», ты уже знаешь?
— Краем уха. Что‑то о хорхутах.
— Вот именно. Их скрестили с людьми. А Веретрагна и Вахаган поехали на охоту и не вернулись. Не ждите очень долго, пока Джоу попросит вас о помощи. Вы же знаете, когда это произойдет.
— Когда реки потекут вспять, — моментально отреагировал га‑Мавет. — Не волнуйся.
— И еще не забывайте поглядывать на урмай‑гохона Самаэля…
— Хорошо.
— Ну что, — она улыбнулась во весь рот, — кому еще голову не заморочила на прощание? Знаете, я себя чувствую старой, склеротичной тетушкой, которая, покидая большое семейство своих родственников, никак не может вспомнить, упаковала ли она зонтик и калоши и передала ли привет троюродной сестре племянника, будто та без этого привета тут же скончается…
— Приятные ощущения, — рассмеялся Арескои. — Говорю вполне серьезно. Я и сам почти то же самое чувствую, хоть и не смог бы так образно выразиться.
— И это самое прекрасное! — торжественно отметил Траэтаона. — Когда вы выступаете?
— Завтра на рассвете, — ответила Каэ, нервно пожимая плечами. — Кто мне объяснит, почему необходимо обязательно не выспаться перед дальней дорогой? Почему на рассвете? Чем девять часов утра не устраивают странников?
— Ты все равно этого не поймешь, — отечески улыбнулся Тиермес, — лучше следуй традиции, не рассуждая.
— Тогда завтра на рассвете выходим к Охе, затем садимся на корабль и спускаемся вниз по течению. Потом нам предстоит сомнительная радость плавания через море Надор до самого Хадрамаута. Там по суше до Эш‑Шелифа, и уже оттуда через Коралловое море выйдем в океан.
— Географию ты выучила, — похвалил га‑Мавет. — Я тобой просто горжусь.
— Не смейся, мне ведь не до смеха, — пожаловалась Каэтана. — Я плохо представляю себе, как мы увезем всю ту кучу вещей, которую сейчас пакует наш верховный жрец.
— Самое идеальное решение, — откликнулся Арескои, — это аккуратно упаковать их и оставить на месте.
Каэтана пристально посмотрела на рыжего бога. Что это? Неужели у грозного и величественного воина вдруг прорезалось чувство юмора? Или он скрывал его до недавнего времени? Пока она размышляла над этим немаловажным вопросом, к компании бессмертных ковыляющей, утиной походкой приблизился Барнаба. Толстяк был наряжен в еще более неописумые одежды, такие яркие, что в глазах рябило, и казался страшно довольным. Это довольство собой физически ощущалось уже на расстоянии нескольких десятков метров. Когда же он подошел поближе, всем стало трудно дышать.
— Я умен! — грозно возвестил Барнаба некую аксиому, неопровержимость которой пока что была видна только ему одному. — Я настолько умен, что иногда ужасаюсь этому. Я где‑то гениален… мне кажется.
— Ничего, ничего, — успокоил его невозмутимый Тиермес, — это распространенное заболевание. То и дело кому‑то кажется, что он гениален, но от этого быстро излечиваются, не бойся.
— Издеваешься, — скорбно констатировал Барнаба, изобразив на своем лице благородное негодование. Эффект был еще тот: на его физиономии, с которой нос, словно оползень, намеревался скатиться куда‑то в область рта, благородное негодование выглядело всего лишь комично. — А я, между прочим, кое‑что придумал. И это кое‑что стоило мне бессонной ночи. Скажу больше — бессонных ночей и смятенных дней, мятых простынь и отсутствия аппетита…
— Если так, — сказал га‑Мавет, — тогда дело действительно серьезное.
— Более чем! — Толстяк назидательно поднял кверху сразу два указательных пальчика на правой руке: любимый жест. — Я знаю, как сделать, чтобы наша дорогая Каэ все же потратила на странствие меньше времени.
— Как? — рявкнули все дружным хором. Проблема времени была самой серьезной. Его катастрофически не хватало с тех самых пор, когда стало ясно, что на Каэ абсолютно не действуют никакие заклинания или попытки Барнабы вернуть ее в ту же самую секунду, в которую она начинала свое странствие. Истина абсолютно не желала проживать куски своей жизни с огромной скоростью.
— Это оказалось очень просто и, с другой стороны, очень сложно. Но чего не сделаешь ради общего дела?
— Конкретно, Барнаба, конкретно, — попросил га‑Мавет таким голосом, что разноцветное чудо тут же сдалось.
— До сих пор я пытался воздействовать только на Каэтану, и ничего не выходило. Но я пытался, снова и снова. А вчера меня осенило: пусть не поддается она, но весь мир‑то остался прежним! Я замедлю течение времени во всем мире — он даже этого не заметит. И мы успеем очень быстро обернуться, не знаю точно за сколько, но уж не за полгода.
— Неплохо, неплохо, — улыбнулся Тиермес. — Я рад, что найдено хоть какое‑то решение. — Потом он обернулся к Каэ:
— Но ты‑то, голубушка, какова? Можешь гордиться, что на одной чаше весов ты, а на другой весь Арнемвенд и ты перевесила.
— Какой Арнемвенд? — возмутился Барнаба. — Если бы речь шла об Арнемвенде, я бы так и сказал, но это практически очень сложно и чревато катаклизмами, которые я сейчас и предвидеть не могу. Нет, мне гораздо проще затормозить во времени большой кусок Вселенной, так сказать наше измерение.
Каэ подняла на смеющихся друзей печальные глаза:
— Честное слово, я не виновата.
* * *
Тод проснулся раньше всех и отправился будить Каэтану. Каким‑то образом этот пес сам записал себя в ее собаки, не спросясь ни Рогмо, ни свою новую хозяйку. Этот факт был обнаружен еще за ужином, в день приезда троих путников в Салмакиду, и опротестованию не подлежал. Тод исправно и четко выполнял все просьбы богини, причем проявил такие чудеса сообразительности и ловкости, что у полуэльфа только рот безмолвно открывался и закрывался. Когда пес решил, что убедил Каэ в том, что он ей жизненно необходим, он спокойно улегся рядом с ней, вывалив длиннющий розовый язык и преданно заглядывая ей в глаза время от времени.
