Вообще же положение «Фрама» было хорошее. Левый борт его прилегал к довольно низкому и ровному полю; по правому борту шла открытая полынья. Она, правда, скоро закрылась, но все-таки от нее осталось небольшое пространство чистой воды в 200 м длиной и 120 шириной. Я желал только одного: чтобы поскорее наступила зима и мы бы вмерзли в лед в этом удобном для нас положении. Но время еще было слишком раннее; подвижки льда продолжались и происходили часто. Нам предстояло еще немало схваток, прежде чем «Фрам» мог спокойно войти в свою последнюю зимнюю гавань.
Наш дрейф на запад в течение второй половины июня и большей части июля был в общем удовлетворительным. Для ориентировки прилагаются следующие наблюдения:
Как видно из таблицы, в дрейфе наблюдались сравнительно небольшие отклонения на юг и север, но более значительные в направлении на запад и восток.
С 22 по 29 июня мы быстро двигались на запад; в начале июля нас отнесло немного назад; потом несколько дней опять быстро несло на запад, и снова в течение нескольких дней – до 12 июля – также быстро назад. С этого дня и по 22-е мы опять хорошо шли к западу и достигли 72°56 восточной долготы; затем стал преобладать обратный дрейф, и 6 сентября судно очутилось под 79°52 , т. е. приблизительно там же, где находилось 29 июня.
Погода за этот промежуток времени стояла в общем ясная и мягкая. Иногда, правда, случалась непогода, выпадал снег и наступала такая слякоть, что приходилось безвыходно сидеть в каютах. Но дурная погода не особенно тяготила; напротив, мы были рады перемене погоды, в особенности когда она несла с собой надежду отнести «Фрам» хорошенько к западу и помочь поскорее выбраться из ледяного плена. Это не следует понимать в том смысле, что мы боялись провести во льдах еще одну зиму, прежде чем вернуться домой. Провианта и всего прочего необходимого у нас было достаточно, в случае надобности хватило бы даже на две или три полярные ночи; у нас был корабль, которому после всех тяжелых испытаний, выдержанных с честью, мы полностью доверяли. На состояние здоровья никто из нас не мог пожаловаться, мы были бодры и научились крепко держаться друг друга и в хорошие и в дурные минуты.
О Нансене и Йохансене едва ли кто-нибудь из нас серьезно беспокоился: как ни опасно было их путешествие, мы не боялись, что их сломят трудности пути, и верили, что они доберутся в этом же году до Земли Франца-Иосифа и даже до дому. Напротив, радовала мысль, что они скоро будут дома и смогут рассказать нашим родным и друзьям о том, что у нас все благополучно и что есть все основания ожидать нашего возвращения домой осенью 1896 г. Неудивительно, что всех разбирало нетерпение, и мы терзались телом и душой, когда дрейф замедлялся или когда длительный противный ветер и обратный дрейф делали, казалось, невероятным, чтобы мы вернулись домой к тому времени, когда нас там ждут.
Кроме того, важнейшая часть экспедиции была в сущности выполнена. Вряд ли можно было ожидать теперь, что судно отнесет дрейфом еще дальше на север; к тому же исследование более северных областей взяли на себя Нансен и Йохансен. В соответствии с инструкцией доктора Нансена нам надлежало наиболее кратким и безопасным путем выбраться на открытую воду и оттуда идти домой, прилагая все силы к тому, чтобы собрать наибольшие научные результаты.
Судя по тому, что мы уже выяснили до сих пор, ожидать новых крупных открытий не следовало. Общий характер Полярного моря при нашем движении на запад оставался почти неизменным: те же большие глубины, те же ледовые условия и течения и та же температура. Поблизости от нашего извилистого курса не было ни островов, ни скал, ни мелководий, ни тем более какой-нибудь обширной земли; куда ни глянь, всюду та же однообразная безотрадная пустыня более или менее неровного льда, плотно сжимавшего наш корабль и уносившего нас с собой.
Научные наблюдения продолжались все время с возможной регулярностью и точностью. Кроме обычных метеорологических наблюдений, производились промеры глубин, измерения мощности льда, определения широты и долготы, измерения температуры морской воды на различных глубинах, определения содержания соли, собирались образцы морской фауны, изучались явления, связанные с земным магнетизмом, с атмосферным электричеством и пр., и пр.
Поверхность льда по мере повышения температуры с каждым днем становилась все хуже; экскурсии на лыжах почти прекратились – даже на канадских лыжах продвигаться вперед было очень трудно: снег стал таким рыхлым, что мы проваливались в нем по колено.
Иногда на один какой-нибудь день даже в июле устанавливался хороший путь, и такими днями мы пользовались для небольших прогулок, экскурсий и охоты. Но спустя несколько дней лед снова становился отвратительным. И когда однажды в это время года я должен был пойти на лед подобрать подстреленную птицу, снег оказался настолько рыхлым, что местами я тонул буквально по пояс. Прежде чем удалось добраться до птицы, собаки стаей набросились на нее. Одна из собак схватила птицу, и затем начался дикий бег взапуски этой собаки и всех прочих. Наконец, собаки подошли к полынье; я воспользовался этим, и мне удалось отнять у них птицу. Правда, стоило это немалого труда, я обливался потом и изнемог от усталости, пробираясь по этому бездонному болоту.
Больше всего времени отнимала по-прежнему возня с нартами и каяками. Перенесенные с Большого тороса, где они пролежали всю зиму, нарты надо было починить и снабдить накладными полозьями. К 16 июля они все были готовы. Всего у нас было 10 нарт: восемь ручных и двое для собак.
Каяки, с которыми нам тоже пришлось немало повозиться, были приведены в порядок примерно к тому же сроку. У нас было теперь пять парных каяков и один одиночный. Этот последний сделал я сам, весил он 16 кг. Все каяки были испытаны в полынье; они оказались прочными и воду не пропускали. Вместе с нартами каяки были подвешены на стойках; в случае нужды их можно было сейчас же снять.
Моторная лодка, которая больше не была нужна, пригодилась как хороший материал для накладных полозьев и тому подобных поделок. Сняв ее с Большого тороса, мы разобрали ее на части. Она была построена из исключительно прочного вяза, несколько досок которого тотчас пошли на накладные полозья к тем нартам, которые их еще не имели из-за недостатка материала. Был принесен с Большого тороса также ящик с медикаментами, его поставили в одну из шлюпок, лежавшую на торосе возле корабля. Содержимое ящика оказалось в полной сохранности; ни одно лекарство не замерзло, не разорвало ни одного пузырька, хотя в ящике имелось много медикаментов, содержавших не более 10 % алкоголя.
