9 октября ощенилась Сквинт из первого помета Сусси. Так как было трудно рассчитывать на то, что такая молодая собака сможет выкормить щенят, особенно в такое холодное время года, то оставили ей в виде опыта только одного щенка.
Неделю спустя ощенилась опять Сусси, принеся 9 сучек и 2 кобельков. Из них оставили обоих кобельков и одну сучку.
Вскоре оказалось, что держать обеих сук с их щенятами в одной конуре невозможно. Как только одна из матерей на минуту отлучалась, другая немедленно забирала всех щенят себе, а когда первая, вернувшись, требовала обратно свою собственность, начиналась драка. Нечто подобное случилось, по-видимому, как-то ночью со Сквинт. Хенриксен нашел ее утром около конуры настолько примерзшей ко льду, что немалых усилий стоило ее освободить. Не очень приятную ночь пришлось ей провести: температура была -33 °C; хвост у нее примерз к одной из задних лап, и пришлось снести ее в кают-компанию, чтобы она там «оттаяла». Во избежание таких неприятностей на будущее время я распорядился построить для нее отдельную «виллу», где бы Сквинт жила одна со своим детенышем.
Однажды вечером, когда Мугста хотел впустить щенят на ночь в конуру, оказалось, что двое из них исчезли. Хенриксен и я немедленно пустились с фонарем и ружьем на поиски. Мы думали, что в окрестностях появился медведь, так как несколько раньше слышали к востоку от судна на льду собачий лай. Но медвежьих следов не оказалось. После ужина снова вышли на поиски. На этот раз пошло пять человек, все с фонарями. Проискав с час вдоль полыней и по торосам, мы, наконец, нашли щенят по ту сторону новой полыньи. Несмотря на то что молодой лед на полынье был теперь достаточно крепок и мог выдержать их тяжесть, щенки были так напуганы купанием, что не отважились пройти к нам с той стороны, и пришлось, сделав большой обход, самим подойти к ним.
В начале декабря самых маленьких щенят взяли на борт судна; они уже подросли и стали такими резвыми, что за ними нужен был глаз да глаз. Штормтрап на ночь не закрывался, и обе матери могли приходить навещать своих щенят и уходить, когда им вздумается.
По характеру своему «родоначальники» и те собаки, которые родились на борту, сильно различались. Первые были воинственны и то и дело дрались между собой – часто не на жизнь, а на смерть, потомки были смирными и благонравными, что не мешало им, однако, быть смелыми и прыткими, когда дело касалось, например, преследования медведя. Конечно, и между ними происходили иногда драки, но это случалось не так уж часто. Хуже всего был Аксель, из первого помета Сусси. Незадолго перед Рождеством он вдруг набросился на мирно спавшего Коббена, на которого уже давно поглядывал косо. Получив раза два-три на ужин порку, он удивительно быстро отучился от такой повадки.
Погода в первой половине сентября стояла довольно бурная; ветры дули преимущественно западные и юго-западные; не раз выпадали осадки, главным образом дожди, часто наблюдались подвижки льда. Ночью мороз доходил до 10–11 °C, молодой лед окреп настолько, что выдерживал человека, за исключением льда позади кормы, куда выливались помои. Здесь лед был изломан и образовал густую кашу, которая, правда с поверхности, покрылась коркой, но такой слабой, что сквозь нее легко было провалиться. Однажды так и случилось: три человека один за другим ступили на это предательское место, и все приняли холодную ванну. Первым был Петтерсен. Он хотел, обойдя ледяную кашу, взглянуть на лаглинь, спущенный с левого борта, но не успел дойти до места, как лед под ним раздался. Немного спустя та же участь постигла Нурдала, а еще через полчаса наступил черед выкупаться Бентсену. Он окунулся с головой, «до самых корешков волос», как он утверждал, но тотчас же выскочил, словно пробка, и решительно влез на край льда. По случаю всеобщего провала наблюдение за лагом было отменено, а пострадавшие опрометью помчались на судно натягивать на себя сухое.
15 сентября лед настолько развело, что между нами и Большим торосом образовалось целое море. На следующий день лед опять был неспокоен, и пришлось всерьез думать о перевозке на судно вещей, которые все еще лежали на Большом торосе. Перед обедом я пошел к торосу поискать подходящую дорогу и нашел очень хорошую. Но когда мы несколько часов спустя тронулись туда на нартах, оказалось, что вокруг наших «владений» образовалось много открытых полыней, от поездки пришлось отказаться. Только 23-го и 24-го удалось привезти вещи и сложить их на льду неподалеку от судна. Нарты с окованными нейзильбером полозьями скользили отлично, но на деревянных полозьях шли тяжело. Кое-где пришлось подправить дорогу. Когда принялись, наконец, за перевозку, дело пошло довольно быстро.
Весь сентябрь и октябрь почти беспрерывно происходили подвижки льда; во всех направлениях возникали новые полыньи; некоторые подходили вплотную к судну; часто бывали сжатия. Зимняя гавань наша оказалась превосходной; внутри бухты, где стоял «Фрам», сжатия не особенно беспокоили благодаря окружающему молодому льду, давление которого на судно было невелико; он легко ломался, и обломки нагромождались друг на друга или набивались один под другой, тогда как самые жестокие удары принимали рога полумесяца – мощные ледяные мысы бухты.
Несколько раз казалось, что «Фрам» еще освободится, прежде чем зима прочно и верно скует его своими холодными цепями. 25 октября, например, лед в ближайшей полынье настолько развело, что судно от ахтерштевня и до переднего края фок-ванта оказалось на чистой воде; но потом лед сжало и он снова сковал судно. Самый сильный нажим льда был у нас 26 и 27 октября, но и тогда он оказался мало чувствителен для судна. Зимой сжатия были неприятны из-за оглушительного шума, который сопутствовал давлению льда на борта судна. Совсем другое дело летом: лед в эту пору отличается большой вязкостью и эластичностью и сжатие проходит тише и спокойнее.
После 1 ноября наступил более спокойный период; напор льда почти совсем прекратился, мороз крепчал, ветер дул с востока. Оставшуюся часть года судно несло с равномерной скоростью на северо-запад.
Что касается дрейфа, то он в течение всей осени подвергал наше терпение тяжелым испытаниям. При господствовавших западных ветрах нас непрерывно гнало на восток, и мы тщетно со дня на день ждали перемены. Единственно, что поддерживало наши надежды, это то, что если и относило назад, то во всяком случае медленно, очень медленно. Даже свежий западный ветер, дувший несколько дней подряд, не смог отнести нас настолько далеко, чтобы при хорошем попутном ветре в течение двух-трех дней мы не только вернули утраченное, но еще и наверстали немного.
22 сентября исполнилась вторая годовщина с того дня, как «Фрам» вмерз в лед; событие это отметили небольшим пиром. Мы имели все основания быть довольными дрейфом последнего года, так как продвинулись вперед на расстояние, почти вдвое большее, чем за первый год. Если так будет продолжаться, отпадут все сомнения; мы освободимся из ледового плена осенью следующего, 1896 г. Теперь присоединился еще и хороший зимний дрейф, продолжавшийся непрерывно до самого конца года; с 22 сентября до конца первой недели января мы продрейфовали с 82°05 до 41°41 восточной долготы, т. е. прошли расстояние, равное примерно 217 морским милям, в какие-нибудь 3,5 месяца – примерно 2 морские мили в сутки. Координаты дрейфа видны из следующей таблицы:
