— Я такой никогда не слышал.
— Я пошла к колдунам, чтобы найти ответы, а они наградили меня кучей новых вопросов.
На улицах снова стал появляться народ.
— Дорогу! — кричал Агго, а Чхого, подозрительно понюхав воздух, заявил:
— Я чую ее, кхалиси. Чую дурную воду. — Дотракийцы не доверяли морю и всему, что плавает в нем. Они не признавали воду, которую не могут пить лошади. «Ничего, научатся, — решила Дени. — Я переплыла их море вместе с кхалом Дрого — они переплывут мое».
Кварт был одним из величайших портов мира, и его большая крытая гавань ошеломляла изобилием красок, звуков и ароматов. Склады, игорные притоны и кабаки чередовались с дешевыми борделями и храмами неведомых богов. В толпе сновали карманники, головорезы, гадальщики и менялы. Набережная представляла собой сплошной рынок, где купля-продажа велась день и ночь и любой товар можно было купить за малую долю его базарной цены, если не спрашивать, откуда он взялся. Сгорбленные старухи торговали сладкой водой и козьим молоком из глазурованных кувшинов, которые носили на спине. Моряки пятидесяти разных народностей бродили между лотками, пили пряные напитки и перешучивались на непонятных языках. Здесь пахло солью, жареной рыбой, горячей смолой, медом, благовониями, маслом и мужским семенем.
Агго купил у мальчишки за медяк вертел поджаренных с медом мышей и ел их, сидя в седле. Чхого разжился горстью крупных белых черешен. Повсюду продавались красивые бронзовые кинжалы, сушеные кальмары, резной оникс, волшебный эликсир из молока девственниц и «вечерней тени» — даже драконьи яйца, подозрительно похожие на расписные булыжники.
У длинных каменных молов, отведенных для кораблей Тринадцати, Дени видела сундуки с шафраном, ладаном и перцем — их как раз сгружали с «Алого поцелуя» Ксаро. На соседнюю «Лазурную невесту» тащили по сходням бочки с вином, вязанки кислолиста и кипы шкур — она собиралась отплыть с вечерним приливом. Чуть дальше толпа собралась у гильдийской галеи «Солнечный блеск», торгующей невольниками. Всем известно, что раба дешевле всего покупать прямо с корабля, а флаг на мачте оповещал, что «Солнечный блеск» только что пришел из Астапора в Заливе Работорговцев.
Дени не ждала больше помощи ни от Тринадцати, ни от Турмалинового Братства, ни от Гильдии Специй. Она ехала милю за милей на своей Серебрянке, мимо причалов и складов, в дальний конец подковообразной гавани, где позволялось причаливать судам с Летних островов, из Вестероса и Девяти Вольных Городов.
Она спешилась у бойцовой ямы, где василиск под крики зрителей-мореходов терзал большого рыжего пса.
— Агго и Чхого, стерегите лошадей — мы с сиром Джорахом поговорим с капитаном.
— Как скажешь, кхалиси. Мы будем присматривать за тобой.
Приятно было услышать снова валирийскую речь и даже общий язык. Моряки, грузчики и купцы расступались перед Дени, озадаченные видом стройной молодой девушки с серебристо-золотыми волосами, одетой на дотракийский манер, но сопровождаемой рыцарем. Сир Джорах, несмотря на жару, надел поверх кольчуги свой зеленый шерстяной камзол с черным медведем Мормонтов.
Но ни ее красота, ни его рост и сила не помогли им в переговорах.
— Значит, я должен взять на борт сотню дотракийцев вместе с конями, вас двоих да еще трех драконов? — сказал капитан большой барки «Задушевный друг» и отошел со смехом. Когда Дени сказала лиссенийцу с «Трубача», что она Дейенерис Бурерожденная, королева Семи Королевств, он ответил:
— А я лорд Тайвин Ланнистер и каждую ночь сру золотом в мой горшок.
Грузовой мастер с мирийской галеи «Шелковый дух» заявил, что драконы слишком опасны в море, где даже слабая струйка огня может поджечь снасти. Владелец «Брюха лорда Фаро» соглашался на драконов, но дотракийцев брать не желал.
— Этих безбожных дикарей я на своем «Брюхе» не повезу. — Два брата, капитаны кораблей «Ртуть» и «Гончая», посочувствовали им и пригласили в каюту на бокал красного вина из Бора. Видя их учтивость, Дени возымела надежду, но они запросили цену, намного превышавшую ее возможности — а быть может, и возможности Ксаро. «Ущипни меня» и «Косоглазка» были слишком малы для нее, «Головорез» шел в Яшмовое море, «Магистр Маноло» непонятно как держался на плаву.
На пути к следующему причалу сир Джорах коснулся ладонью ее спины.
— Ваше величество, за вами следят. Нет, не оборачивайтесь. — Он осторожно направил ее к лотку медника. — Вот отменная работа, моя королева, — сказал он громко, подавая ей большое блюдо. — Видите, как оно блестит на солнце?
В ярко начищенной меди Дени увидела себя, а когда сир Джорах слегка отвел блюдо вправо — и то, что происходит позади.
— Я вижу темнокожего толстяка и другого — старого, с посохом. Который?
— Оба. Они преследуют нас с самой «Ртути».
Медь искажала отражение — один незнакомец казался длинным и тощим, как скелет, другой — необычайно широким.
— Превосходное блюдо, госпожа, — уверял торговец. — Яркое, как само солнце! Для Матери Драконов — всего тридцать монет.
Блюдо стоило не больше трех.
— Где моя стража? — воскликнула Дени. — Этот человек хочет ограбить меня! — Джораху она, понизив голос, сказала на общем языке: — Быть может, они не желают мне зла. Мужчины глазели на женщин испокон веков — возможно, все дело в этом.
Медник не обращал внимания на ее шепот.
— Тридцать? Разве я сказал тридцать? Экий я дуралей. Двадцать, конечно.
— Вся медь у тебя на лотке не стоит двадцати монет, — бросила Дени, изучая отражение. Старик с виду походил на вестероссца, а темнокожий, должно быть, весил не меньше двадцати стоунов. «Узурпатор обещал сделать лордом того, кто меня убьет, а эти двое заплыли далеко от дома. А может, их наняли колдуны, чтобы захватить меня врасплох?»
— Десять, кхалиси, — за твою красоту. Будешь в него смотреться. Только моя медь достойна отражать твое лицо.
— Да, оно может пригодиться — нечистоты выносить. Если ты его выбросишь, я, может, его и подберу, но платить за него? — Дени сунула блюдо обратно. — Видно, черви заползли тебе в нос и съели твои мозги.
— Восемь монет, — вскричал торговец. — Мои жены побьют меня и обзовут дураком, но в твоих руках я — беспомощное дитя. Ну же, восемь! Себе в убыток!
— На что мне тусклая медь, если у Ксаро Ксоана Даксоса я ем на золоте? — И Дени отвернулась, посмотрев при этом на незнакомцев. Темнокожий был почти столь же широк, как отражение в блюде, с блестящей лысиной и гладким лицом евнуха. За его потемневшим от пота желтым шелковым кушаком торчал длинный кривой аракх. Выше пояса он был гол, если не считать до нелепости маленькой безрукавки с железными заклепками. На мощных ручищах, широкой груди и объемистом животе виднелись старые шрамы, белые по сравнению с коричневой кожей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
