Охрипшим голосом он сказал.
— Чёрная Дина… Дина… Так это чудовище моя сестра? Вот почему она так на маму похожа!
— Ты сам не белый и не пушистый. Не тебе её осуждать. Хорошо, хоть Софи и Сергей никогда не увидят, во что превратили единственного сына. Сын героев бандит, убийца и насильник. Рыло-то не вороти. Мне сказки про ваши методы можешь не рассказывать. Сестре твоей очень многие люди благодарны, за то, что избавила их от таких, как ты. Да и за тебя лично тоже весьма благодарны.
Линк злобно глянул на неё. Она сказала немыслимую вещь. Она правильно назвала имена отца и матери, его пытались уверить, что это было что-то вроде их псевдонимов, и на самом деле их звали по-другому. Сестру звали не Дина. Говорили ему. Он для вида поддакивал. Оставаясь при своём мнении — мать и отца действительно звали Софи и Сергей и сестра Дина. А если и были псевдонимы, то он про них ничего не знал. Никого из них мёртвыми не видел. Но ведь о матери и отце он судил в основном по рассказам. М. С. посеяла в душе определённые сомнения. Правду о себе узнать всё-таки стоит. У него и раньше были некоторые сомнения в истинности того, что ему рассказывали. Он никому не говорил о иных своих детских воспоминаниях. Ибо слишком они не походили на то, про что ему говорили. А вот на всё то, о чём сказала ему М. С., это весьма и весьма похоже. М. С. сказала жуткую вещь. Но откуда она знает те имена, которые Линк считал настоящими. И откуда ей так хорошо известно, как они жили? Сознанием ему хотелось, что бы это всё оказалось ложью. Разумом же он понимает:
М. С. правду ему сказала. К смерти родителей она непричастна. И как удар — почему жестокая Дина Еггт так похожа на его мать? Он это заметил в тот момент, когда впервые увидел её.
А М. С. неужели это провокация? Только зачем ей это надо? Чего она хочет? Непохоже, что она врёт. И лучше ей всё-таки ответить. Пока она ещё не пытается добраться до важных вещей. И она явно знает что-то о нём. Что-то, о чём ему никто ему не говорил, и о чём не догадывался он сам. И это лучше выяснить немедленно, тем более, что она вовсе не против сообщить об этом ему. Вот только какие последуют выводы?
Он рассказал ей всё. Что помнил сам. О чём ему говорили. Говорил, понимая, что несёт несусветную чушь. Ничего общего не имеющую с реальностью. Об участии матери и отца в восстании против тирании М. С., об их важной роли в новом правительстве, о том, как мать потом вынуждена была скрываться… М. С. вдруг прервала его.
— Кроме вас троих в том месте, где вы прятались был ещё кто-нибудь?
— Да, ещё две девочки. Они были постарше нас, им было, наверное, лет десять-одиннадцать, я помню, как мы с ними играли.
— Как их звали? Помнишь?
— Одну вроде очень странно, Марина, а вторую…
— Эрия. У одной были тёмные волосы, и она пониже, а вторая светленькая и повыше?
— Да. Но откуда…
Он резко вскочил, и вцепился руками в стол. Её ведь там не было! А мама не раз говорила о том, что мать Марины пропала! И что мать Марины её родная сестра! А потом исчезли Марина и Эрия. Мама сказала Линку, что их увезла мать Марины! То есть М. С… Его мать родная сестра М. С.! Та ведь Еггт! Дальше рассказывать уже не имело смысла! Всё ложь! Всё что ему говорили, а правда — только отрывочные детские воспоминания. У него в голове всё перемешалось. Этого не может быть! Она не может быть права! Но то что она говорит… До чего же это похоже на правду! А если так, то значит, это ему лгали всю жизнь. Лгали те, кого он любил почти как своих родителей! Из-за их лжи он чуть не убил своей родной сестры! Но ведь она тоже ничего не знала!
— Успокойся, парень, у вас, по вашей вере нет фамилий, это так удобно. Все люди типа братья! Но у тебя она есть! Мне прекрасно твоя фамилия известна! Ты Еггт-Саргон. Родной брат Чёрной Дины, сын великой Софи Саргон. И мой племянник. Хотя лучше бы не было у меня подобной родни. — она зачем-то полезла во внутренний карман. Некоторое время копалась в нём, а потом вытащила и швырнула на стол старую фотографию очень хорошего качества. — На, полюбуйся, изображённых, думаю и сам узнаешь!
Линк берёт снимок. Раскалённый кусок металла взять легче. Тот сожжет только кожу и мясо, может быть кости. Снимок сжег душу. Раз и навсегда. На нём пять человек. Он сразу узнает всех. Маму в саргоновской форме, теперь-то он точно знает, что никаким очень ценным и великолепно законспирированным агентом она не была, а саргоновскую форму носила только потому что сама саргоновец. Чёрный саргоновец. Чему-то ухмыляющуюся сестру, и ту Марину. И её — ту, которую он до сегодняшнего дня считал своим личным врагом. А была ли она его врагом? Или это так внушили? Теперь он уже ни во что не верит. Ибо некому уже верить. Если враг говорит правду, и лжёт лучший друг. То… Кому же верить? Сколько времени вглядывался в фотографию? Он не знал. М. С. не торопит. У неё тоже не легко на душе. Вот значит, во что превратился человек, которого двадцать лет считала погибшим! А кого винить? Саму себя, увёзшую из столицы только своего ребёнка? Чужаков, устроивших им всем такую жизнь? Запаниковавших солдат, потерявших мальчика? Или гада Гретта, так здорово промывавшего ему мозги все эти годы? Смысла нет разбираться. Гретта — то вот-вот поймают. И расстреляют. Но и Линка есть за что расстрелять. Он преступник, с какой стороны не посмотри. Он был одним из главарей повстанцев. Линк Еггт! Сын Софи Саргон! Будь его мать жива… Как бы она поступила? Она ведь и застрелить могла бы. И наоборот, попытаться спасти, возможно, ценой своей жизни. Софи-Софи, ты всегда была такой сложной и непредсказуемой. И честной. К себе, и к другим.
А твой сын одновременно и преступник. И жертва. Как с ним поступить? Он ведь очень много знает. Почти сломлен. Случай? Конечно. Но им не помешает воспользоваться. Кто он, наружу может и не всплыть, ибо таких частенько судит особое совещание. А судопроизводство там довольно упрощённое. Этот орган полностью подконтролен ей.
— Лучше бы Чёрная Дина тогда не промазала. — сквозь зубы выдавил Линк. Слишком легко разрушила М. С. всё то, чем он жил раньше.
Снова отвели в камеру. Только вот несколько иначе он смотрел теперь на всё. В том числе и на происходящее с ним. Он, злейший враг Чёрных Саргоновцев вдруг оказался сыном одной из них. Возможно, лучшей из них. Он убивал Чёрных. Они платили повстанцам тем же. Не ему решать, кто там был более жесток. Он уже не верил в успех дела за которое сражался. Только никто не знал об этом его неверии. Он ведь был почти символом для очень многих.
Только вот его-то всю жизнь обманывали. М. С. он ненавидел по личным причинам. Но причин-то и не было! М. С. крута, зла, жёстка и временами жестока. А сам-то лучше был? Та хоть могла что-то создавать. А он-то мог только убивать. И ничего больше. За что они сражались? Разве искренне помогали им колонисты? Да нет, они просто испугались усиливающихся с каждым днём Чёрных. Старались попросту натравить на них всех, кого могли. В том числе, и Линка. А борьба-то с каждым годом становилась всё более и более бессмысленной. Одновременно становясь, всё более и более кровавой. Обе стороны почти одинаково жестоки. А вот с Чёрными становилось всё тяжелее и тяжелее воевать. Крестьяне, раньше безоговорочно поддерживавшие повстанцев, стали сдавать их саргоновцам. А те двигались всё дальше и дальше в глубину бывшей своей территории. Двигались, словно машина, рубящая всё, что попадало в неё. Не повстанцам её останавливать. Свой-то главный бой — бой за поддержку местного населения они уже проиграли. Они не могли дать людям спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. А для многих это главное. А вот саргоновцы оказались способны на это. А лидеры повстанцев умели только болтать. Делать же… На страхе да клятвах крови далеко не уедешь. А что до холмов на окраине деревень, в которых зарыты подписанные кровью договоры о вечной поддержке повстанцев. Явятся саргоновцы и даже не с автоматами, а с лопатами, разроют холм, выроют договоры, соберут мужиков, разожгут костёр и давай читать ''Ты такой-то вот твой договор. Мы освобождаем тебя от этой клятвы. И пусть она сгорит. '' И летит всё в огонь. Потом уезжают. И никого не трогают, и с собой не увозят. Только вот повстанцем в такую деревню лучше больше не соваться. Сдадут при первой возможности. Народ повстанцам верит всё меньше и меньше. Линк это понимал, и ещё совсем недавно мучительно думал о том, как выйти из сложившегося положения. Ничего сколько-нибудь дельного он придумать так и не смог.
А лично ему сейчас главное — разобраться в себе.
Среди повстанцев он слыл почти что гуманистом, ибо был принципиальным противником любых акций устрашения и несколько раз под тем или иным предлогом не допускал участия в этих мероприятиях своего отряда. Причин он не объяснял, но вполне справедливо считал, что вспарывать животы беременным — не лучший способ повышать свою популярность. Саргоновцы при всех своих недостатках, подобных номеров не выкидывали, по крайней мере, он про такое не слышал. А вот про методы сбора ''Налога свободы'' иными командирами он знал предостаточно. И даже сам расстрелял парочку особо ретивых сборщиков.
