Лионель Шассен, заходивший к Антуану почти каждый вечер поиграть в шахматы, часто находил его поглощенным какой-нибудь новой математической или физической загадкой, которую он только что выдумал как вызов своему беспокойному мозгу. Добавляя глицерин к мылу, он вспенивал теплую воду в бассейне и мог надувать огромные пузыри, достаточно крепкие, чтобы их можно было выпускать на улицу, подобно воздушным шарам, а куря сигарету, обычным способом или через мундштук, он мог даже заполнять пузыри серым дымом, к восхищенному изумлению мальчишек-пострелят на улице.
Но своими экспериментами Антуан не просто развлекал соседских ребятишек, и Шассен утверждает, что заставал его не раз за необычными гидродинамическими испытаниями, предусматривающими использование игральных карт в ванне, заполненной водой. На следующий день Сент-Экс записывал результаты в алгебраические уравнения, которые вовсе не напоминали дилетантскую «гимнастику ума». Если верить Шассену, «за беспечным внешним видом скрывался упорный трудяга, необыкновенно упорный». Что касается математических шарад Антуана, они столь впечатлили профессора из университета Алжира, что он как-то сказал Шассену: «Ваш друг – математический гений. Вам следует попросить его доказать теорему Ферма. Этого никто не сумел начиная с XVII столетия. Но в нем есть нечто такое, что позволит ему это сделать».
Но эти занятия отвлекали и избавляли Сент-Экса от тяжелых дум, успокаивали, сглаживали беспокойство максимум на несколько часов в день, но недели медленно перетекали в месяцы, и подавленное настроение Антуана стало влиять на состояние его здоровья. Друзья забеспокоились. Анри Конт, приехавший с визитом в трясущийся от холода Алжир (в январе 1944 года город как раз засыпал снежный буран), нашел Сент-Экса низведенным до интриг с власть предержащими голлистами, глубоко в душе им презираемыми. Едва ли хоть день проходил без его звонка Этьену Бюрэн де Розьеру – влиятельному сотруднику общественного секретариата Де Голля, который каждый раз сообщал Антуану, что никакого нового решения по его кандидатуре не принималось. Все более и более встревоженный кровавой чисткой «коллаборационистов» и «предателей», которую он предвидел как следствие освобождения, Сент-Экзюпери сказал Конту, что планирует десантироваться с парашютом во Франции с целью оградить лидеров Сопротивления от развязывающегося кровопролития.
Идея такого гигантского прыжка в темноту, кажется, появилась у Сент-Экса как следствие последних злоключений Поля Данглера в Алжире, связанных с голлистами. В своем родном Эльзасе Данглер свел знакомство с немецким бизнесменом, контактирующим с абвером адмирала Канариса (разведывательная служба вермахта, ставшая центром антинацистского заговора Уоррена). Какой ветер нашептал об этом сотрудникам Управления стратегических служб Уильяма Донована, неизвестно, хотя весьма вероятно, что информация поступила от Алена Даллеса, который, обосновавшись в Берне, возглавил все подразделения Управления стратегических служб в Швейцарии и имел контакты с несколькими группами антигитлеровских заговорщиков. В Алжире, во всяком случае, Данглер был представлен Селдену Чапену, сменившему Роберта Мэрфи на посту американского посла, и полковнику Генри Гайду из Управления стратегических служб, проявившему повышенный интерес к восстановлению Данглером контактов именно с этим немецким бизнесменом. Данглер сомневался в возможности таких связей, но он мог предложить даже более интересный контакт с сотрудниками абвера Канариса в Ницце, где гестапо проводило сравнительно меньше репрессий, так как город располагался в зоне ответственности итальянцев.
Голлисты же тем временем расценили отказ Данглера от предложенной ему безопасной работы в Вашингтоне как признание его намерения возвратиться на свое место в движении Сопротивления во Франции. Немедленно последовал приказ, подписанный Де Голлем и Сустелем, разосланный во все порты и аэродромы Алжира, не выпускать Данглера.
В действительности приказ вылился в оправдание для его последующего ареста и сопровождался любопытными предупреждениями, которые начали поступать к нему вместе с предостережениями о соблюдении дополнительных мер осторожности при возвращении ночью в гостиницу. К декабрю город Алжир стал настолько неуютным для отважного жителя Эльзаса, что он оставил свою гостиницу и нашел убежище на вилле Жака Лемегр-Дюбрея, того самого Лемегр-Дюбрея, с которым Сент-Экс и Ванселиус общались в такой дали, как Сен-Режи близ Нью-Йорка. Лемегр-Дюбрей, ставший теперь неистовым антиголлистом, также подпал под местную анафему, и даже стоял вопрос о его насильственном удержании от возвращения во Францию. Этого было достаточно, чтобы заставить Данглера понять, что американцы – его единственная надежда. Контакт был возобновлен с полковником Генри Гайдом из Управления стратегических служб, который теперь взял его под свою защиту. Было согласовано, что Данглера десантируют на парашюте во Францию, но, чтобы исключить неудачу при выполнении этой миссии из-за возможного несчастного случая, его попросили найти кого-нибудь для сопровождения. Выбор Данглера пал на молодого профессора Риве, с кем он встретился у Сент-Экса. Все трое еще раз повстречались с Леоном Ванселиусом в Новый год, и двумя днями позже Данглер сказал Ванселиусу, что с удовольствием отвезет любые письма людям, живущим во Франции. Когда Сент-Экс услышал об этом предложении, после завтрака с Ванселиусом в «Серкль энтералье» он возвратился на свою квартиру и написал письмо матери. Оно было написано 5 января, вручено Данглеру 7-го и должным образом достигло пункта назначения (в Агее) после того, как Данглер и Риве тайно вылетели с аэродрома в Блиде на «летающей крепости» и сброшены с несколькими специальными комплектами радиоаппаратуры и ценной оптикой над Центральным массивом, недалеко от Клермон-Феррана.
Сент-Экзюпери был личным другом Дикого Билла Донована, главы Управления стратегических служб, и, естественно, эта история могла пробудить подобные надежды и у него. В отличие от Данглера, однако, он не говорил по-немецки и не имел никакого опыта подпольной работы. Донован, как мы увидим дальше, не отвергал категорически его нелепую надежду. Но вполне разумно предположить, что габариты Сент-Экса и особенности его характера не вызывали у Донована особого энтузиазма в вопросе использования его в качестве рыцаря «плаща и кинжала».
Через десять дней после тайного отъезда Данглера Сент-Экзюпери и сам уехал в Тунис. Его старые однополчане по эскадрилье уже перебазировались в Италию, но в Ла-Марса их «крестная мать» мадам Маст сохранила множество гостевых комнат для них в старом арабском дворце, который однажды служил летней резиденцией для турецких беев. Одна из комнат специально приберегалась для Сент-Экса, и он мог пользоваться ею по желанию. Это был крошечный арабский салон, который он счел очаровательным. В этом, «одном из немногих духовных оазисов на этом грустном континенте», как он позже напишет своей благодетельнице, он смог забыть «гадючник Алжира» и сконцентрироваться с новой силой на «Цитадели».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
