ожидать. Он отправился к парижским менялам за 10.000
франков наличными, чтобы распределить их между советниками Дофина. Арно Гийом де Барбазан отказался их принять. По его словам, он "никогда не брал денег ни у кого, кроме своего господина". Остальные с радостью приняли щедрость герцога. Но для большинства из них мир означал серьезную неудачу. Они были вынуждены согласиться на конференцию в Корбее, чтобы сорвать переговоры герцога с англичанами. Но в результате Дофин оказался под влиянием сильной личности Иоанна, и произошло то, что они пытались предотвратить с предыдущего лета[797].
Герцог Бургундский вернулся в Понтуаз, где его ждали король и королева. Вскоре после его прибытия, примерно 19 июля, прибыла английская делегация во главе с графом Уориком. Англичане, конечно, знали о переговорах в Пуйи и понимая, что их позиция на переговорах слабее, чем раньше, привезли с собой новое предложение по территориальному урегулированию. Его условия не сохранились, но, очевидно, оно представляло собой отступление от более крайних требований, выдвинутых Генрихом V в Мёлане. Ответ, который им дали королева и герцог, был совершенно неудовлетворительным. Он состоял из копии договора о мире в Пуйи и просьбы дать им еще месяц на принятие решения. К тому времени, по их словам, они ожидали, что Дофин вернется ко двору своего отца и тогда можно будет завершить переговоры с английским королем, имея за спиной объединенное правительство. Это потрясающе бесчестное заверение, которому противоречили сами условия мира в Пуйи, не могло произвести впечатление на графа Уорика. Он прибыл с полномочиями продлить перемирие с бургиньонами, срок которого истекал 29 июля. В итоге он решил, что в этом нет смысла. В Манте Генрих V пришел к такому же выводу. "Поскольку наши противники не хотят ни мира, ни согласия с нами, и в итоге отказались от всех мирных предложений, — писал он лондонцам, — мы будем вынуждены вернуться к основательному неисполнению собственных обязательств". 23 июля французский двор покинул Понтуаз и, избегая Парижа, временно обосновался в Сен-Дени[798].
Перед рассветом 31 июля 1419 года англичане поднялись по штурмовым лестницам на стены Понтуаза. Ранее они провели разведку оборонительных сооружений города, пока там находился французский король. Когда срок перемирия истек, они пошли на ночной штурм под командованием Гастона де Фуа, капталя де Бюша, подгадав его к смене часовых на стенах. Часовые были перебиты, ворота открыты, а сигнал тревоги прозвучал слишком поздно. В город ворвалось около 3.000 английских солдат, которые пронеслись по улицам с криками "Святой Георгий!" и "Город наш!". Французский гарнизон был распределен по разным местам в городе, а замок оставлен без защиты. Бургиньонский капитан, Жан де Вилье, сеньор де Л'Иль-Адан, накинул на себя одежду и вышел на улицы в одной лишь кирасе и шлеме, чтобы попытаться сплотить солдат. Но солдаты уже думали только о том как сбежать. Наконец Л'Иль-Адан взошел на стены и закричал: "Все пропало! Каждый сам за себя!" Жители, в ужасе поднимаясь со своих кроватей, хватали одежду и все ценное, что попадалось под руку, и высыпали на улицы. Англичане проходили по улицам, убивая всех, кого встречали, врываясь в дома в поисках добычи. Толпа беженцев хлынула через ворота, нагруженная багажом и детьми. Они текли по дорогам на север и восток из города, их число увеличивалось за счет жителей деревень встречавшихся на их пути. На дороге в Бове беглецы столкнулись с бандами рутьеров, нанятых герцогом Бургундским, которые ограбили их, отобрав деньги и ценности. Большая часть гарнизона наткнулась на второй отряд английских войск, приближавшийся к городу под командованием графа Хантингдона, и была взята в плен. Остальные бежали по парижской дороге.
Это был праздник Святого епископа Жермена, одного из покровителей Парижа. Большая часть населения была в церкви или готовилась к празднику, когда первые беженцы из Понтуаза достигли ворот города. Это были двадцать или тридцать измученных людей, пробежавших четыре часа под жарким июльским солнцем. Они были напуганы и измучены, а некоторые из них были ранены. "Мы бежали из Понтуаза, — кричали они, — англичане взяли его сегодня утром". Священник, который в эти годы записывал повседневную жизнь города, стал свидетелем сцены у ворот Сен-Дени:
Привратники смотрели в сторону деревни Сен-Лазар. Приближались большие толпы людей, мужчин, женщин и детей, некоторые были ранены, некоторые полуголые, некоторые несли детей на руках или на спине. Там были женщины без головных уборов. Некоторые из них были одеты только в нижнее платье или накидку. Были и бедные священники, с непокрытой головой, на которых не было ничего, кроме нижней рубашки. Пробегая мимо, они плакали, стонали и кричали. "Господи, по милости Твоей сохрани нас от отчаяния! — рыдали они, — сегодня утром мы были спокойны в своих домах, а сейчас только полдень, и мы уже изгнанники, просящие хлеба". Когда они произносили эти слова, некоторые из них падали в обморок. Другие сидели на земле, измученные и несчастные. Многие истекали кровью или несли своих детей и не могли идти дальше. Это был очень жаркий, гнетущий день.
В Сен-Дени королева и герцог Бургундский отказались от ужина, спешно собрали свой багаж и, взяв с собой короля, бежали к мосту в Шарантоне. Оттуда они направились в Ланьи на Марне и укрылись за его стенами[799].
"Слава Богу, мы завоевали указанный город штурмом, через который мой господин проехал в Париж", — писал герцог Кларенс лондонцам. Понтуаз был западным барбаканом французской столицы. Он контролировал главную переправу через Уазу в районе Парижа. Теперь стало ясно, что Париж станет следующей крупной целью Генриха V. В первой половине августа герцог Кларенс провел серию конных рейдов по равнине к северу от города, занимая замки и другие опорные пункты, угрожая Сен-Дени и подходя к стенам и воротам столицы. Другие английские отряды проникли на север в Бовези и Пикардию. Это были шевоше старого образца, нацеленные скорее на разрушение и грабеж, чем на завоевание. Они были призваны заставить герцога Бургундского вернуться за стол переговоров. В Иль-де-Франс дисциплина в гарнизонах герцога и Дофина пала. Обе стороны приступили к новым акциям насилия на дорогах, ведущих к столице. К ним присоединились вольные отряды бретонцев и гасконцев, грабивших в свою пользу. Урожаи зерна и вина были потеряны. Обезлюдение и разорение Иль-де-Франс достигли наихудшей точки. Цены выросли до рекордных высот: зерно в Париже продавалось в шестьдесят раз дороже, чем в 1415 году. "Это не война, а бандитизм, — писал дофинистский поэт Ален Шартье, — неприкрытое насилие под видом войны, жестокое изнасилование, разрешенное крахом правосудия и провалом закона". Париж был более или менее брошен
