Гроссмейстер резко кивает. Я разворачиваю Мундраккан и начинаю охоту, а позади расходятся клином мои воины.
Над полем боя клубится облако заразы. Порча слишком сильна для наших союзников из семнадцатого бриндельвельдского полка Имперской Гвардии. Даже мы, обладающие усиленными телами космодесантники, вынуждены дышать через шлемы, чтобы не заразиться. Я чувствую себя загнанным, отрезанным от первородных сил охоты, ветра и земли. Но пусть мои чувства и притуплены металлом и керамитом, я знаю, что добыча близко. Я всегда знаю. Таков мой путь.
Мои Белые Шрамы и я мчимся на мотоциклах через безумие, видя обрывки кошмара: ковыляющие нелюди вырывают глотки отважных гвардейцев, Тёмные Ангелы в зелёных доспехах осыпают болтерным огнём чудовищную, многорукую машину разрушения, стаи крошечных чумных демонов карабкаются на танк, чтобы добраться до уязвимого экипажа. Я игнорирую всё. Если бы я мог спасти их, то спас бы, но охота важнее всего. Всего.
— Мой хан, вот он. — Это Хемру, остроглазый даже в шлеме. На дисплее вспыхивают координаты и я разворачиваю Мундраккан, ускоряю двигатели и…
Они появляются из ниоткуда, мерзкие твари из гниющей плоти и ржавого металла парят над нами. Они выглядят как огромные раздувшиеся мухи, удерживаемые в воздухе жужжащими винтами на месте крыльев. Из мясистых волдырей вырываются вымазанные в гное орудия, стреляющие в нас. Я ухожу влево, стреляя из болтеров, но от взрывающихся в плоти одного из дронов снарядов нет толку.
Я вижу, как выбивают из седла Хемру, как его мотоцикл катится и останавливается в грязи, как замирает под неестественным углом его шея. Сейчас не время его оплакивать.
— Рассредоточиться. Избегать их огня, — приказываю я, оглядываюсь и вижу, как к нам мчатся фигуры в чёрной броне, во главе с Корвексом. Они помогут нам, и вместе я и Саммаил покончим с Парамиксом. Мы не можем спасти мир, но можем отомстить за него.
Я оборачиваюсь к проклятым Императором тварям и выхватываю из ножен тулвар. Обычно чогорийской стали Лунного Клыка достаточно, когда не справляются болтеры. Я мчусь вперёд и пронзаю разбухшее брюхо одного из дронов, на землю падают сгнившие и смердящие внутренности. Я вгоняю Клык внутрь и попадаю во что-то важное, убивая мерзкую тварь. Но я не торжествую никогда, пока ещё не окончен бой. Таков мой путь.
Вокруг погибают всё новые Белые Шрамы. Марче срывают шлем, и порез на лбу разносит заразу за каждый удар сердца. Я вижу изумление и отвращение на его лице, когда яд наполняет вены, а жизнь покидает моего брата. Ещё одна душа на счёт Парамикса. Перед смертью он будет страдать.
Тёмные Ангелы должны были уже быть с нами, но их нет. Я вновь оглядываюсь, рубя парящую чумную тварь, повергая её на землю. Наши союзники исчезли. Я не знаю куда. Меня наполняет холодная ярость, но я сдерживаю её. Гнев бесполезен. Гнев заставляет делать ошибки. Я больше не вижу своё отделение и открываю вокс-связь.
— Братья, ко мне!
Ответа нет. Неестественный туман расходится, и на мгновение я вижу их — горящие обломки полудюжины мотоциклов и изувеченные тела моих братьев. Я остался один и не могу победить. Я не могу закончить охоту. С тяжёлым сердцем я разворачиваюсь и устремлюсь прочь быстрее, чем могут лететь дроны. Грязь брызжет на шлем, но я не чувствую её. Я не чувствую ничего.
Битва закончилась. Она обернулась плохо не только для нас, Белых Шрамов. Имперская Гвардия отступает по всему фронту, Тёмные Ангелы выходят из боя, и ходят слухи, что этот мир не достанется врагу из-за последней санкции — Экстерминатуса. Я знаю, что к тому времени Парамикс уже исчезнет и отправится к новому миру, чтобы разнести заразу и смерть. Моя охота не закончена. Через год или век я настигну его, и тогда он заплатит за каждого погибшего сегодня Белого Шрама.
Я подхожу к Тёмным Ангелам. Мой гнев угас, но я узнаю, почему они не помогли нам.
— Саммаил! — кричу я сидящему в седле воину. Прилетевший за ним «Громовой ястреб» уже готовится к взлёту, поднимается рампа. — Стоило ли этого то, ради чего ты нас бросил?
— Я ещё не знаю, — спокойно отвечает Тёмный Ангел.
— Я спросил, что ты за человек, — я говорю достаточно громко, чтобы меня было слышно сквозь рёв двигателей. — И я спрошу это вновь, Тёмный Ангел.
Саммаил смотрит на что-то прицепленное к седлу Корвекса. Кажется, на книгу. И я словно впервые вижу его чувства.
— И этого я тоже ещё не знаю, — отвечает Тёмный Ангел, когда поднимается рампа, и я теряю его из виду. Я задумываюсь над этим, а затем качаю головой. Возможно, однажды мне выпадет шанс вновь сразиться вместе с ним на ином мире и понять его. А пока я должен покинуть Гехофт, пока не поздно. Я вернусь на ждущий меня корабль и продолжу охоту за чумным владыкой.
Таков мой путь.
Обреченные орлы
Каван Скотт
Обреченный полет
Город внизу пылал.
Сержант Керик толкнул от себя ручку управления, и «Ярость Аквилы» перешла в пикирование, оглашая разрушенные улицы злобным ревом двигателей. По обеим сторонам «Грозового когтя» возвышались руины зданий, словно он летел в глубоком каньоне, а внизу, потревоженные ударной волной, вздымались облака пыли и мелких обломков.
Полет на сверхмалой высоте над истерзанным войной городом нес в себе немало рисков, и любая ошибка в пилотировании могла стать последней. «Ярость Аквилы» стремительно приближалась к группе высоких, выгоревших дотла строений, и Керику стоило немедленно изменить курс, если он не хотел врезаться в их почерневшие остовы. Даже полусекундное промедление могло оказаться гибельным.
Холодные серые глаза сержанта сузились за лицевой пластиной шлема. Керик, воин Обреченных Орлов, не ведал сомнений и не испытывал колебаний. Для него не существовало вторых попыток.
Впереди под «Яростью Аквилы» громыхал неповоротливый вражеский транспорт с толстыми шипастыми колесами, терзавшими и без того почти разрушенную мостовую. Керик за километр заметил густой дым, изрыгаемый мотором развалюхи, и инстинктивно скривил губы в гримасе отвращения. Сержант почти физически ощутил поганую вонь тварей, набившихся в поеденный ржавчиной кузов, словно услышал, как они издают идиотские тревожные вопли, заметив «Грозовой коготь», заходящий в атаку на грузавоз.
Сейчас орки карабкались по головам друг друга, пытаясь добраться до нелепо огромного орудия на турели, кое-как притянутой болтами к дырявой крыше транспорта. Другие потрясали примитивным огнестрельным оружием и чуть не сваливались с ускорившегося грузавоза, стараясь получше прицелиться и сбить штурмовик Керика.
— Не в этот раз.
Пули удачливых стрелков начали отскакивать от носа «Грозового когтя», но на визоре шлема сержанта уже загорелась руна, сообщившая о завершении автоматической наводки боковых лазпушек. Керик надавил большим пальцем на встроенный в ручку управления спусковой крючок, и орочий транспорт мгновенно взорвался ослепительным огненным шаром, прямо в сердце которого влетела «Ярость Аквилы». Хотя «Грозовой коготь» быстро прорвался сквозь вихрь адского пламени, немыслимый жар успел опалить серебристый низ фюзеляжа. Резко потянув ручку на себя, Керик заставил штурмовик набрать высоту, одновременно ложась на правый борт, и «Ярость Аквилы» устремилась в просвет между надвигающимися строениями. Очень узкий просвет. Если бы сержант принадлежал к любому другому ордену, то засомневался бы в возможности проскочить столь опасным путем.
Будь так, он уже догорал бы на земле.
«Грозовой коготь» пролетел сквозь просвет с сантиметровым зазором.
Никаких колебаний.
Тем не менее, Керик облегченно выдохнул, лишь поднявшись на безопасную высоту. Его маневр, опасный и даже опрометчивый, был вызван суровой необходимостью, поскольку вонючие твари, набившиеся в грузавоз, могли укрепить оборону орков на этом участке. Конечно, кто-нибудь мог возразить, что несколько убитых зеленокожих ничего не изменят, что столица Квадканы все равно уже потеряна. Возможно, некоторые даже приняли бы поступок Керика за изощренную попытку самоубийства. Но Обреченные Орлы, принимавшие, даже приветствовавшие собственную смертность, никогда умышленно не искали гибели, пусть и самой славной.
Смерть неизбежна. Имеет значение лишь то, как ты послужил Императору в предшествовавшие ей годы или даже секунды.
Керик сменил курс, взмывая в небо над городом, после чего бросил взгляд на тактический экран, запросив движением зрачка текущую сводку. Вся его эскадрилья погибла, и на схематичной карте улья сиял одинокий символ, обозначавший «Ярость Аквилы», последний штурмовик, остающийся в воздухе.
