– А что слышно про кадетов? С последним аэропланом что сообщали?
– Да ничего особенного. Они, браток, нам с тобой своих стратегий на расскажут. Сидорин – он, брат, дока! Из него не сразу вытянешь. Есть такой план у них – порвать фронт красных и кинуть нам подмогу. Сулились помочь. Но ить посулы – они не всегда сбываются. И фронт порвать – нелегкое дело, знаю, сам рвал с генералом Брусиловым. Почем мы с тобой знаем, какие у красных силы на Донце? Может, они с Колчака сняли несколько корпусов и сунули их, а? Живем мы в потемках! И дальше своего носа ничего зрить не можем!
– Так о чем ты хотел гутарить? Какое совещание? – спросил Григорий, скучающе позевывая.
Он не болел душой за исход восстания. Его это как-то не волновало. Изо дня в день, как лошадь, влачащая молотильный каток по гуменному посаду, ходил он в думках вокруг все этого же вопроса и наконец мысленно махнул рукой: «С Советской властью нас зараз не помиришь, дюже крови много она нам, а мы ей пустили, а кадетская власть зараз гладит, а потом будет против шерсти драть. Черт с ним! Как кончится, так и ладно будет!»
Кудинов развернул карту; все так же не глядя в глаза Григорию, сказал:
– Мы тут без тебя держали совет и порешили…
– С кем это ты совет держал, с князем, что ли? – перебил его Григорий, вспомнив совещание, происходившее в этой же комнате зимой, и подполковника-кавказца.
Кудинов нахмурился, потускнел.
– Его уж в живых нету.
– Как так? – оживился Григорий.
– А я разве тебе не говорил? Убили товарища Георгидзе.
– Ну, какой он нам с тобой товарищ… Пока дубленый полушубок носил, до тех пор товарищем был. А – не приведи господи – соединилися бы мы с кадетами да он в живых бы остался, так на другой же день усы бы намазал помадой, выхолился бы и не руку тебе подавал, а вот этак, мизинчиком. – Григорий отставил свой смуглый и грязный палец и захохотал, блистая зубами.
Кудинов еще пуще нахмурился. Явное недовольство, досада, сдерживаемая злость были в его взгляде и голосе.
– Смеяться тут не над чем. Над чужою смертью не смеются. Ты становишься вроде Ванюшки-дурачка. Человека убили, а у тебя получается: «Таскать вам не перетаскать!»
Слегка обиженный, Григорий и виду не показал, что его задело кудиновское сравнение; посмеиваясь, отвечал:
– Таких-то и верно – «таскать бы не перетаскать». У меня к этим белоликим да белоруким жалости не запасено.
– Так вот, убили его…
– В бою?
– Как сказать… Темная история, и правды не скоро дознаешься. Он же по моему приказу при обозе находился. Ну и вроде не заладил с казаками. За Дударевкой бой завязался, обоз, при котором он ездил, от линии огня в двух верстах был. Он, Георгидзе-то, сидел на дышлине брички (так казаки мне рассказывали), и, дескать, шалая пуля его чмокнула в песик. И не копнулся вроде… Казаки, сволочи, должно быть, убили…
– И хорошо сделали, что убили!
– Да оставь ты! Будет тебе путаться.
– Ты не серчай. Это я шутейно.
– Иной раз шутки у тебя глупые проскакивают… Ты как бык: где жрешь, там и надворничаешь. По-твоему, что же, следует офицеров убивать? Опять «долой погоны»? А за ум тебе взяться не пора, Григорий? Хромай, так уж на одну какую-нибудь!
– Не сепети, рассказывай!
– Нечего рассказывать! Понял я, что убили казаки, поехал туда и погутарил с ними по душам. Так и сказал: «За старое баловство взялись, сукины сыны? А не рано вы опять начали офицеров постреливать? Осенью тоже их постреливали, а посля, как сделали вам закрутку, и офицеры понадобились. Вы же, – говорю, – сами приходили и на коленях полозили: „Возьми на себя команду, руководствуй!“ А зараз опять за старое?» Ну, постыдил, поругал. Они отреклись: мол, «сроду мы его не убивали, упаси бог!». А по глазам ихним б… вижу – они ухондокали! Чего же ты с них возьмешь? Ты им мочись в глаза, а им все – божья роса. – Кудинов раздраженно скомкал ремешок, покраснел. – Убили знающего человека, а я без него зараз как без рук. Кто план накинет? Кто посоветует? С тобою вот так только погутарим, а как дело до стратегии-тактики дошло, так и оказываемся мы вовзят негожими. Петро Богатырев, спасибо, прилетел, а то словом перекинуться не с кем бы… Э, да ну, к черту, хватит! Вот в чем дело: если наши от Донца фронт не порвут, то нам тут не удержаться. Решено, как и раньше говорили, всею тридцатитысячной армией идти на прорыв. Если тебя собьют – отступай до самого Дона. От Усть-Хопра до Казанской очистим им правую сторону, пороем над Доном траншеи и будем обороняться.
В дверь резко постучали.
– Войди. Кто там? – крикнул Кудинов.
Вошел комбриг-6 Богатырев Григорий. Крепкое красное лицо его блестело пóтом, вылинявшие русые брови были сердито сдвинуты. Не снимая фуражки с мокрым от пота верхом, он присел к столу.
– Чего приехал? – спросил Кудинов, посматривая на Богатырева со сдержанной улыбкой.
– Патронов давай.
– Дадены были. Сколько же тебе надобно? Что у меня тут, патронный завод, что ли?
– А что было дадено? По патрону на брата? В меня смалят из пулеметов, а я только спину гну да хоронюсь. Это война? Это – одно… рыдание! Вот что!..
– Ты погоди, Богатырев, у нас тут большой разговор. – Но, видя, что Богатырев поднимается уходить, добавил: – Постой, не уходи, секретов от тебя нету… Так вот, Мелехов, если уж на этой стороне не удержимся, то тогда идем на прорыв. Бросаем всех, кто не в армии, бросаем все обозы, пехоту сажаем на брички, берем с собой три батареи и пробиваемся к Донцу. Тебя мы хочем пустить головным. Не возражаешь?
– Мне все равно. А семьи наши как же? Пропадут девки, бабы, старики.
– Уж это так. Лучше пущай одни они пропадают, чем всем нам пропадать.
Кудинов, опустив углы губ, долго молчал, а потом достал из стола газету.
– Да, ишо новость: главком приехал руководить войсками. Слухом пользовались, что зараз он в Миллерове, не то в Кантемировке. Вот как до нас добираются!
– На самом деле? – усомнился Григорий Мелехов.
– Верно, верно! Да вот, почитай. Прислали мне казанцы. Вчера утром за Шумилинской разъезд наш напал на двух верховых. Обое красные курсанты. Ну, порубили их казаки и у одного – немолодой на вид, говорили, может, и комиссар какой – нашли в планшетке вот эту газету по названию «В пути» от двенадцатого этого месяца. Расчудесно они нас описывают! – Кудинов протянул Мелехову газету с оторванным на козью ножку углом.
Григорий бегло взглянул на заголовок статьи, отмеченной химическим карандашом, начал читать:
ВОССТАНИЕ В ТЫЛУ
Восстание части донского казачества тянется уже ряд недель. Восстание поднято агентами Деникина – контрреволюционными офицерами. Оно нашло опору в среде казацкого кулачества. Кулаки потянули за собой значительную часть казаков-средняков. Весьма возможно, что в том или другом случае казаки терпели какие-либо несправедливости от отдельных представителей Советской власти. Этим умело воспользовались деникинские агенты, чтобы раздуть пламя мятежа. Белогвардейские прохвосты притворяются в районе восстания сторонниками Советской власти, чтобы легче втереться в доверие к казаку-средняку. Таким путем контрреволюционные плутни, кулацкие интересы и темнота массы казачества слились на время воедино в бессмысленном и преступном мятеже в тылу наших армий Южного фронта. Мятеж в тылу у воина то же самое, что нарыв на плече у работника. Чтобы воевать, чтобы защищать и оборонять Советскую страну, чтобы добить помещичье-деникинские шайки, необходимо иметь надежный, спокойный, дружный рабоче-крестьянский тыл. Важнейшей задачей поэтому является сейчас очищение Дона от мятежа и мятежников.
Центральная Советская власть приказала эту задачу разрешить в кратчайший срок. В помощь экспедиционным войскам, действующим против подлого контрреволюционного мятежа, прибыли и прибывают прекрасные подкрепления. Лучшие работники-организаторы направляются сюда для разрешения неотложной задачи.
Нужно покончить с мятежом. Наши красноармейцы должны проникнуться ясным сознанием того, что мятежники Вешенской, или Еланской, или Букановской станиц являются прямыми помощниками белогвардейских генералов Деникина и Колчака. Чем дальше будет тянуться восстание, тем больше жертв будет с обеих сторон. Уменьшить кровопролитие можно только одним путем: нанося быстрый, суровый, сокрушающий удар.
Нужно покончить с мятежом. Нужно вскрыть нарыв на плече и прижечь его каленым железом. Тогда рука Южного фронта освободится для нанесения смертельного удара врагу.
Григорий докончил читать, мрачно усмехнулся. Статья наполнила его озлоблением и досадой. «Черкнули пером и доразу спаровали с Деникиным, в помощники ему зачислили…»
– Ну как, здорово? Каленым железом собираются прижечь. Ну да мы ишо поглядим, кто кому приварит! Верно, Мелехов? – Кудинов подождал ответа и обратился к Богатыреву: – Патронов надо? Дадим! По тридцать штук на всадника, на всю бригаду. Хватит?.. Ступай на склад, получай. Ордер тебе выпишет начальник отдела снабжения, зайди к нему. Да ты там, Богатырев, больше на шашку, на хитрость налегай, милое дело!
