— Да нет, не это главное. Она, конечно, расстроится. Но дело в том, что это необычное кольцо — его мой прадед делал.
— Сам? — удивилась Света.
— Конечно, сам. Он был очень хорошим ювелиром. Иешуа Гольдман. В переводе «золотой человек».
— Как ты сказала? Бывают же такие совпадения! — Света даже села на кровати, подтянув колени к самому подбородку и укутав плечи байковым одеялом.
— Почему совпадения? — отвлеклась от переживаний Нина.
— Потому что мою маму, знаешь, как зовут? Ли Гым Нё! — торжественно произнесла девочка.
— И что?
— Гым переводится как «золото», а Нё — «девушка». «Золотая девушка».
— Здорово! — восхитилась Нина. — Действительно совпадение! И какое красивое имя. Прямо поэтическое. А ты почему просто Света?
— А я не просто Света. Меня зовут Ли Су Ни.
— Ой, как красиво! Лучше бы тебя так и звали. Зачем еще одно имя?
— Мы в России живем. Так принято. У всех есть русские имена. Только к нам относятся, как к иностранцам, — помрачнела девочка.
— Это я уже заметила.
И Нина рассказала о том случае в автобусе, который не давал покоя, постоянно всплывая в памяти.
Тогда Света, перейдя на шелестящий таинственный шепот, сказала:
— Я тебе сейчас страшную тайну открою. Только поклянись, что никому не расскажешь!
— Клянусь!
— Мой папа в Хабаровск этой весной по чужому паспорту летал. С родным братом повидаться. Они тридцать лет не виделись.
— А почему по своему паспорту не мог? — захваченная детективным сюжетом, спросила Нина.
— Потому что он «бэгэ».
— Что? Какой «бэгэ»? — ничего не поняла Нина.
— «Бэгэ» — это «без гражданства». Чтобы поехать куда-нибудь, нужно разрешение получить. А его ждать долго, бывает, целый месяц. Но дядя сообщил, что будет проездом в Хабаровске: он к сыну летел в Иркутск. Они с папой последний раз виделись еще до войны. Мы на Сахалине живем, а дядя — на Камчатке. И это была единственная возможность увидеть друг друга. Поэтому папа взял паспорт нашего родственника. У него гражданство есть. И поехал.
— А как же в аэропорту не заметили, что документ чужой? Я сама летала и знаю, что на фотографию внимательно смотрят.
— Так ведь мы для вас все на одно лицо, — с горечью произнесла Света. — Узкоглазые.
— Не говори так! Это неправда! — повысила голос Нина. — Вот моя мама просто ужасно расстроилась, когда того парня из автобуса вывели. Она считает, что это безобразие!
— Тише! Разбудишь всех. Я-то знаю, о чем говорю. Вот, к примеру, я не уверена, что смогу поступить в медицинский, хотя только об этом и мечтаю.
— Не дадут разрешение на выезд? — заволновалась Нина, услышав знакомую тему.
— Наверное, дадут. Правда, в Москву или Ленинград вряд ли разрешат поехать. Для нас определили несколько городов: Новосибирск, Иркутск и Хабаровск. Поехать разрешат, но скорее всего по конкурсу не пропустят. Поэтому у меня только один шанс — получить золотую медаль. И я все сделаю, чтобы она у меня была, — решительно сказала Света. — Ну все. Давай спать. Только имей в виду — никому ни слова. Иначе у моих родителей будут крупные неприятности.
— Могила! — серьезно пообещала Нина.
* * *
Подготовка к концерту шла полным ходом. Как только выдавалось свободное время, Нина с Наташей репетировали свою песню. Их назойливый вокал звучал изо всех якобы укромных мест, куда удалялись настойчивые любительницы пения, сопровождаемые благодарной аудиторией в лице Светы. Нина тоненько заводила:
Дивлюсь я на небо, та й думку гадаю,Чому я не сокiл, чому не лiтаю…
И Наташа низким густым голосом подхватывала:
Чому менi Боже та й крилець не дав…
Голоса рвались вверх, в небо, обложенное облаками:
Я б землю покинув, та й в небо злiтав…
Нине казалось, что голоса с берега Анивского залива летят, летят сквозь серую мглу на далекую любимую Украину, где остался родной дом на тихой улице под Андреевской церковью, где скучают и ждут встречи бабушки, тетя Леля, Лера и Женя.
Далеко за хмари, подалiвiд свiту…
На этих строках у Нины неизменно наворачивались слезы. Сопки и кедровый стланик расплывались смутными очертаниями. «Гриша, где ты?»
А песня лилась, то взмывая ввысь и набирая силу, то почти затихая. Света садилась рядом, обхватив тонкими руками колени, и внимательно слушала. Когда последняя фраза улетела в открытое море, она задумчиво сказала:
— Какой красивый язык, будто из сказки.
— Еще бы! — гордо произнесла Нина, как будто сама изобрела рiдну мову. — У нас все песни замечательные.
И девочки стали петь все подряд: и про звездную ночь, и про девичьи очи, и про казака, собравшегося за Дунай, и про мать, которая ночей не доспала, вышивая рушник. Все трое — и исполнительницы, и слушательница — были счастливы.
Воскресным утром, в день концерта, обнаружилось, что вчерашнее пение не прошло даром: Наташа потеряла голос. Она сипела и шипела, как старая граммофонная пластинка:
— Ой! Говорить не могу. Петь не могу. Как мы будем выступать?
— Я знаю! — вспомнила Нина. — Надо пить горячий чай.
В столовой во время завтрака девочки заставили осипшую певицу выпить три стакана. Каждый глоток сопровождали озабоченными взглядами, сосредоточившись на целебных свойствах процедуры. После второго стакана пациентка взмолилась:
— Все! Больше не могу!
— Можешь! — категорично сказали подружки.
Несчастная жертва вокала, давясь и морщась, выпила третий.
— Пой! — приказала Нина.
— Дивлюсь я на небо… — захрипела Наташа.
— Молчи! Нужны сырые яйца, — решила Света.
Подружки помчались в кухню, подлизываться к поварам, и выпросили два сырых яйца. Нина взболтала их в наспех ополоснутом после бесполезного чая стакане.
— Пей!
На лице Наташи отразились отвращение и ужас.
— Пей! — Нина сунула стакан прямо ей под нос.
Та, закрыв глаза, героически выпила.
— Ну как? — девочки ожидали немедленного результата. Наташа послушно зашипела:
— Дивлюсь я на небо… Ой!
Нина безнадежно произнесла:
— Ничего не поделаешь. Песня отменяется. Жаль.
— А можно, я с тобой спою? — неожиданно предложила Света. — Пока вы репетировали, я все слова выучила.
Наташа молча, в знак согласия, затрясла головой, а Нина бурно обрадовалась:
— Здорово! Давай попробуем спеть, а?
Голосок у Светы был небольшой, но чистый. Она старательно выводила мелодию, и ее глаза сияли от удовольствия.
— Класс! — Нина расцеловала Свету, и троица вернулась в отряд.
Перед концертом, за импровизированными кулисами, к Нине подошли ведущие, девочки из их отряда.
— Вашу песню убираем из программы. Наташка-то хрипит, — деловым тоном уточнила энергичная Лена-маленькая.
— Нет-нет, не убираем. Света будет петь вместо Наташки.
— Света? Украинскую песню? — презрительно процедила медлительная Лена-большая.
— Да не волнуйтесь, она слова прекрасно знает и поет просто замечательно, — заторопилась Нина.
— Дело вовсе не в тексте. Ты себе представляешь, как это будет выглядеть? Света! Поет! Украинскую песню! — четко разделяя слова, чтобы их смысл дошел до непонятливой Нины, объяснила Лена-маленькая. — Абсурд!
— Ты что, хочешь, чтобы вас засмеяли? — поддержала ее Лена-большая. — Кореянка поет по-украински! Курам на смех! Короче, песню из программы вычеркиваем. Свету я уже предупредила. Она все поняла.
Нина бросилась искать подругу. Концерт уже начался, и над сопками летели бодрые слова:
Дети разных народов,Мы мечтою о мире живем.В эти грозные годыМы за счастье бороться идем.В разных землях и странах,На морях, океанахКаждый, кто молод,Дайте нам руки,В наши ряды, друзья!
И многоголосый хор дружно утверждал:
Песню дружбы запевает молодежь,молодежь,молодежь,Эту песню не задушишь, не убьешь,не убьешь,не убьешь…
Светы нигде не было: ни в мокрой беседке, ни в столовой, ни на пустой танцплощадке. Нина забыла и об испанском танце, и о кастаньетах, и о том, что в зрительном зале ждут ее выхода на сцену мама и Федор.
Единственным неисследованным местом оставалась спальня. Девочка действительно оказалась там. Нина застала ее в тот момент, когда она защелкивала замки на своем коричневом фибровом чемоданчике.
— Уезжаешь? — горестно спросила Нина.
— Да. Мы с мамой как раз на автобус успеваем.
Нина молча стояла, не находя слов. Обида за подругу переполняла ее. Света улыбнулась:
— Не грусти! Все нормально. Ну, я пошла. Пока! — и, подхватив чемодан, исчезла за дверью.
