Окровавленный Перун каким-то чудом смог поймать оборотня за челюсти – и рывком порвал ему пасть, последнему Похвист проломил палицей голову. И тут же на богов обрушился целый ливень стрел. Викентий рывком опрокинулся на спину. Волк в его руках несколько раз дернулся и затих.
Этим схватка и закончилась – лучники, опустошив колчаны, развернулись и почесали к лесу.
– Догнать!!! – во всю глотку закричал Викентий, указывая в их сторону. – Не дайте им перезарядиться!
Воины и несколько пастухов послушались, кинулись в погоню. Остальные славяне столпились вокруг богов.
– Вот хрень! – бессильно опустился в пыль пришелец из будущего. – Кажется, сегодня я больше не боец…
Однако, как ни странно, ему в схватке досталось меньше всех. Раздробленная правая голень да обслюнявленная рука. Похвисту и богу справедливости оборотни прокусили ноги и руки, изрядно изгрызли мясо, вдобавок в каждого попало по несколько стрел, к чему добавлялась понятная слабость из-за потери крови.
– Поднимайте его! Осторожно!
Викентий ощутил, как туго стянулись штанины и куртка, тело его взметнулось ввысь и опустилось на что-то теплое и мягкое, живое и шевелящееся. Веревки крест-накрест перехватили живот, прижали ноги и грудь – и храбрый Один начал первое в своей жизни путешествие верхом на лосе. Отсюда, с высоты звериного загривка, он и увидел впервые полумифический Чердынь.
Выросший среди могучих северных лесов, сей град мало уступал размерами Вологде. Его стены венчали целых пять башен, многоярусный дворец в центре украшали золотистые луковки, а между чертогами хозяина и внешними укреплениями возвышались еще три ряда стен, одновременно служивших и домами для здешних обитателей, и их амбарами, и хлевами.
Раненых сварожичей встретил сам Дый-громовержец в красном плаще и островерхом кожаном шлеме; плечистый и высокий, как положено богу, – однако же с серым морщинистым лицом, из-за которого выглядел на все шестьдесят лет, если не больше. Правитель Чердыня самолично помог снять с лосей богов, осмотрел, покачал головой:
– Крепко вам досталось, братья. Поклон вам низкий за спасение стада дальнего и пастухов моих. Но теперича вам токмо об исцелении думать надобно… – Он выпрямился и приказал слугам: – К зеркалу их несите! Восвояси отправлю, дома и стены помогают.
– Не-не-не! – приподнялся на локте Викентий. – Какого хрена? Я не для того в такую даль добирался, чтобы меня, как мячик, тут же обратно отфутболивали! Валяться в койке я и здесь могу. Когда драка начнется, обязательно пригожусь. На ноги не встану, так хоть камнями с крыши могу покидаться.
– А ты еще кто? – удивился старик.
– Я великий Один, бог войны и сражений! – не стал скромничать Викентий.
Дый рассмеялся и щелкнул пальцами:
– Отнесите этого сварожича в светелку верхнего жилья. Гостя насильно прогонять – плохой знак. Пусть остается.
После этих слов молодой человек немного расслабился, позволил отнести себя куда-то наверх и уложить в шелестящую сеном постель. Закрыл глаза, прислушиваясь к боли в ноге.
Раны у Викентия всегда зарастали быстро, обычно к утру он уже бегал. Но вот как долго станут срастаться кости?
Сварожич внезапно ощутил дуновение ветерка, легкий холодок – поднял веки и увидел прямо над собой дородную даму с полным, румяным лицом, лучащимся золотистым светом.
– Меня зовут Додола, я хозяйка Чердыня, – низким мягким голосом произнесла она.
– Жена бога Дыя? – переспросил Викентий.
– Да, – согласно кивнула женщина и положила ладонь ему на лицо: – Спи!
* * *
Великий Один очнулся от режущей боли в ноге – от колена до ступни ее плотно стягивал лубок из липовой коры. И то и другое Викентия не удивило. Он имел некоторое представление о древнем врачевании и хорошо понимал, что раздробленная волчьими клыками кость так просто не восстановится. Однако – он был богом! И потому молодой человек попытался подняться. Боль резко усилилась, но нога выдержала, не подломилась.
– Отлично, – выдохнул он. – Значит, еще поживем.
Воин осторожно дохромал до двери, толкнул створку и оказался на балконе с высокими резными перилами. Балкон шел по кругу, опоясывая изнутри просторный дворец, а напротив была видна лестница. Похоже, вся планировка дома строилась вокруг светового колодца в центре. Здешние могучие боги, увы, не знали электричества и потому были слишком зависимы от естественного освещения.
Викентий доковылял до перил, поднял голову. В центре, на шести столбах, возвышалась кровля, а между столбами тянулись ряды слюдяных окон.
– Все великое просто, – пробормотал реконструктор.
– Ты должен лежать! – возникла перед ним старушка ростом с десятилетнюю девочку, в мешковатом дерюжном балахоне.
– Я должен сражаться! – отрезал молодой человек. – Сейчас вечер или утро?
Воструха исчезла, не удостоив его ответом. Викентий чертыхнулся. Опираясь рукой на перила, доковылял до лестницы, спустился на два этажа, очутившись возле вырезанного из темного гранита кресла, разглядел в сумерках напротив трона дверь, двинулся к ней.
– Полдень! – прозвучал откуда-то низкий мягкий голос.
– О чем ты, великая Додола? – сразу узнал голос хозяйки молодой человек.
– Ты спрашивал, что сейчас за время, – величаво подплыла к нему женщина в опрятном, усыпанном жемчугом платье, с жемчужной сеткой на волосах. В руках она держала деревянный корец, сделанный в форме уточки: большое тело-ковш, острый хвостик с одной стороны, высокая шея и длинноклювая голова с другой. – Полдень. Ты проспал остаток дня, ночь и все утро. Я чувствую в тебе силу, сварожич, однако она не столь велика, чтобы исцеляться за считаные часы. Тебе надобно полежать хотя бы три дня.
– Бока пролеживать, пока другие жизни кладут?
– До чего же вы все упрямы, мужчины, – укоризненно посетовала богиня. – Но это твоя нога и твоя жизнь. Поступай как знаешь. Только поперва испей мой настой.
Викентий спорить с хозяйкой не стал. Принял из ее рук тяжелый резной ковш, поднес к губами… Внутри оказался кисель, густой и тягучий, пахнущий малиной, медом, гвоздикой и еще какими-то неведомыми пряностями. Каждый глоток наполнял тело воина сытостью, уверенностью и спокойствием, боль ослабла. Незаметно для себя молодой человек допил все до капли и с поклоном вернул ковш богине:
– Благодарю за заботу, хозяюшка. Я твой должник.
– Нам с тобой считаться ни к чему, сварожич. Мы ведь одна семья. – Женщина посторонилась.
Викентий, сильно прихрамывая, прошел к двери, толкнул тесовые створки, еще одни и оказался на крыльце. Спустился по ступеням, оглянулся. Перед ним стоял классический русский рубленый собор – с луковками, гнутыми крышами, с расходящимися во все стороны приделами.
– Обитель богов, – прошептал реконструктор себе под нос. – И ведь попробуйте сказать, что это не так!
Крыльцо храма Додолы и Дыя выходило на глухую стену, возле которой рассевшиеся на кошме девицы неторопливо мездрили большущие лосиные шкуры. Небрежно ответив на их поклоны, Викентий нашел распахнутые ворота, вышел в похожий на бревенчатое ущелье второй двор, чертыхнулся и похромал по нему.
С точки зрения обороны город был выстроен безупречно. Враг, прорвавшийся в одни ворота, должен был долго и муторно прорываться по кругу через всю крепость, чтобы просто дойти до следующих дверей. Вот только выходить из внутренних строений наружу приходилось тоже долго и муторно. Пока Викентий добрался до внешней стены, у него опять разболелась нога, и ступать на нее стало крайне неприятно. Наконец он увидел входные ворота, поднялся наверх, на просторную боевую площадку со множеством направленных наружу и вдоль стен бойниц для лучников.
Дый стоял здесь, могучий и мрачный, в темно-красном плаще, в кожаной кирасе с золотыми неизвестными Викентию рунами, идущими по груди и плечам. На голове бога красовался меховой шлем с серебряными пластинами, седая борода была заправлена в два нефритовых кольца и свисала на грудь толстым плотным жгутом. Точно так же, но только в золотые кольца, правитель Чердыня заправил волосы. С его широкого, украшенного золотыми пластинами пояса свисали два ножа и булава с железным звездчатым навершием, а руки опирались на огромную секиру. Причем секиру – нефритовую!
– И что тут? – Растолкав окружающих бога воинов, Викентий пробрался вперед, выглянул через бойницы.
Снаружи происходило что-то странное. Там, на удалении примерно двух сотен метров, покачивалась плотная стена белого густого тумана. На самом краю этой белой дымки тут и там стояли одетые в меховые балахоны шаманы – мерно стучащие в бубны, протяжно воющие, мелко подпрыгивающие. Их волосы ниспадали множеством мелких косиц с вплетенными в них лентами, ремешками, костяшками и веточками, на поясах покачивались ивовые диски с нитчатыми «ловцами снов», мешочки, звериные челюсти…
