«Помню, помню. А когда приедешь, гражданин мира?»
«Пока — не могу никак. Контракты железные. Пашу, как конек-горбунок. А заодно, и кую железо, пока горячо».
«Понятно, понятно».
«А что понятно-то тебе, Ларка непутевая? А что — ему? Что взрослые мужчина и женщина, разъединенные городами и странами, свободны, ничем не связаны и вольны поступать, как им заблагорассудится? А ты, как думала, дорогуша? Не ковала железо, пока было горячо, пока тебя замуж звали. Так чего ж ты сейчас хочешь понимать-то? И сам не ам — и другому не дам? Так не бывает».
Так не бывает. Да еще с таким красавчиком — удачливым, востребованным и обеспеченным. Лариса это понимала. Понимала также, что ни до каких пошлых интрижек Мишель не опустится никогда. А вот сколько соблазнов среди всех этих камерных концертов в заграничных «Русских домах», встречах в посольствах с их фуршетами… Она про это была уже наслышана из своих источников. Какие там дамочки бывают, какие красотки, какое обхождение… А тут такой «подарок» — молодой и неженатый… Впрочем, разве нельзя познакомиться с какой-нибудь иностранкой, случайно оказавшись за одним столиком в кафе? И почему-то Ларисе всегда представлялось именно французское кафе, и девушка была обязательно француженкой… «Мишель, ведь, натура эмоциональная, увлекающаяся, — вздыхала она про себя, — чего уж там понимать»…
И продолжала заниматься самоедством. Ей порой казалось, и не раз, что она — майская — родилась не в том месяце. И что должна была она быть вовсе не Близнец по знаку зодиака, а Скорпион, потому что сама себя жалила постоянно и нещадно. А от месяца мая ей досталось ни много, ни мало — маяться по жизни. Она искренне так считала.
Эта ее всегдашняя фраза — «простите, а где вы видите мужчин?» — не была женским кокетством. Лариса ее выстрадала. Говоря так, она подразумевала, естественно, мужчин отечественных.
Но бывая в театрах, на концертах, разных симпозиумах и встречах иностранных делегаций, она не могла не заметить, что иноземные особи мужеского пола выгодно отличаются от соотечественников (кроме журналистов, естественно, которых она на дух не переносила).
То есть, среди них мужчины встречаются, и не так уж редко. Но она как-то, до поры до времени, не придавала этому значения. Встречаются и встречаются. И ладно. И пусть. Менталитет у нее с ними разный. Да и к тому же она — артековская пионерочка и патриотка, рожденная в СССР, и министерская дочка, ни перед какими иностранцами прогибаться и лебезить не собирается, как иные особи женской стати.
Но то, что витало в воздухе, в общественной атмосфере, так сказать… Ее знакомство с Михаилом, который показав «класс», перевернул душу и исчез в тех же закордонных просторах… Наконец, такое уж долгое ее ощущение одинокого путника в пустыне… Всё это невольно заставляло развернуть голову в ином направлении: а вдруг именно там окажется оазис? Ну, если и не оазис, то, хотя бы надежда на глоток свежести и новизны, а то и спасение в виде некоего утешительного приза? Неужели не заслужила? Сколько еще она такая молодая, красивая, умная и всё понимающая, будет пропадать и чахнуть? Нет, замуж за иностранца, она, конечно, не собирается. Но вот присмотреться получше к тому, что она раньше «автоматом» сбрасывала со счетов, не помешало бы…
Жизнь вокруг нее так стремительно меняется, а она всё стоит на месте. Отечественное бабье оптом и в розницу повалило замуж за иностранцев. То ли от всплеска большой любви, то ли от элементарного отсутствия нормальных мужиков в стране, то ли в поисках лучшей жизни в стороне от отечества, дым которого стал не «сладок и приятен». А уж как задымило… Раз нет пророка в своем отечестве, не поискать ли и ей в чужом? А что? Ну, и кто первый бросит в нее камень?
Как-то забежала к ней по делу коллега по работе — Тонька Курбатова, которая была тассовским фотокорреспондентом. Принесла снимок «культурной тематики» — концерт в зале Чайковского, к которому надо было срочно придумать расширенную информацию. А заодно вывалила ей на стол массу других фотографий, которые Лариса тут же стала рассматривать с удовольствием. Антонина была классным фотографом.
Один снимок неожиданно привлек внимание молодой журналистки. На нем был запечатлен интересный брюнетистый мужчина на какой-то выставке.
— Понравился? — Антонина усмехнулась. — У тебя, Ларка, глаз-алмаз и губа не дура.
— А кто это? — поинтересовалась женщина.
— Это итальянец. Зовут Антонио. Он возглавляет делегацию бизнесменов, приехавших из Италии по обмену опытом с нашими мебельщиками. Меня к ним сейчас прикрепили, мотаюсь, в общем.
— Как странно, — в раздумье сказала Лариса. — Пару дней назад я была в Большом театре на «Лебедином озере». В партере, неподалеку от меня расположились трое южан. Я еще подумала тогда: то ли испанцы, то ли итальянцы. Впрочем, внимание мое привлек именно он, — и журналистка кивнула на снимок.
— Вполне возможно, у них обширная культурная программа, — сказала коллега и добавила, улыбнувшись, — на аристократов потянуло? Антонио — отпрыск каких-то там благородных и знаменитых итальянских фамилий… У меня всё записано про него, только я сейчас тороплюсь. Сегодня сопровождаю их на подмосковную мебельную фабрику «Шатуру». Но, если уж так на сердце легло, чего-нибудь можно и придумать.
— А когда их группа уезжает из Москвы? — поинтересовалась Лариса.
— Через пару недель, так что давай не затягивай. А то — поехали со мной, сегодня и познакомишься. Представлю тебя, как свою коллегу, которая интересуется итальянской мебелью…
— Нет, погоди, — Лариса была в раздумье. — Прежде, чем познакомиться, мне бы разузнать о нем чего-нибудь поподробнее, что ли…
— Поезжай в Экспоцентр на Красную Пресню. Там у них шикарная экспозиция. И они всё время крутят небольшой документальный фильм, типа рекламного ролика. И в нем Антонио этот всё рассказывает и о себе, и о своей фирме. Правда, на итальянском языке.
— Отлично, заметано. Тонь, спасибо за подсказку.
— Ты только не затягивай, подруга, — подмигнула Тонька, исчезая в дверях с тяжелой сумкой фоторепортера наперевес.
Лариса вздохнула: «Интересно, что это — планида у нее теперь такая — внутренним женским чутьем угадывать отпрысков благородных семейств?»
Она задумчиво посмотрела в окно, вспоминая случайную встречу в Большом театре. А, может, не совсем случайную?
Тогда, в театре, она почувствовала, что ее потянуло к нему, как магнитом. Незаметно наблюдая за незнакомцем, она просто получала эстетическое удовольствие. От того, как он реагировал на происходящее на сцене. Как что-то тихо и быстро говорил своим спутникам, как поворачивал голову, как держал спину. Да, было что-то такое-эдакое даже в повороте его головы, невозможно притягательное и вальяжное…
Ах, вон оно что оказывается. Потомки, значит, графов итальянских каких-то. Что ж удивляться, что, прям, выпирает это благородство и достоинство. Ну, правильно, у них же никто графскую породу не истреблял и не выкорчевывал «до основанья, а затем»… Никто «ход естественных событий не прерывал», как выразился Мишель. Отчего же не гордиться своим родом счастливым и знатным потомкам? В них эта гордость в крови от рождения, как некая печать, запечатленная на лбу. Повековая печать от плебейства… И Ларисе было очень приятно, что ей дано было эту печать разглядеть.
Друзья, коллеги
И уж совсем стало неожиданностью, что эта приятная случайная встреча может иметь какое-то продолжение. Спасибо Антонине.
Коллегу по работе Лариса ценила и уважала. Тонька Курбатова тоже училась на факультете журналистики МГУ, только на два курса младше Ларисы.
Так и стоит она у нее перед глазами: невысокого росточка девчонка-подросток типа «травести», с короткими, вечно растрепанными вихрами и обвешанная сразу несколькими фотокамерами, с которыми, казалось, она даже ночью не разлучалась… Вездесущая, пронырливая, знакомая со всеми студентами с разных курсов и отделений, для всех свой «рубаха-парень». Да, не красавица, этакая «маленькая собачка до старости щенок», но талантливая, напористая и целеустремленная.
Приехавшая в Москву из Тюмени провинциалка, живущая студенческим неустроенным и полуголодным бытом, с сибирской напористостью стала завоевывать мегаполис, публикуясь в столичных газетах и журналах, а то и в Агентстве печати «Новости».
Поэтому, когда уже два года спустя после своего окончания МГУ Лариса однажды в тассовском буфете встретила Антонину, совсем не удивилась. И даже очень обрадовалась.
Пока сибирячка училась, она своим трудом заработала такое портфолио, что ее без лишних вопросов и протекций взяли в фотохронику ТАСС.
Квартиру, правда, никто фотожурналистке не обещал. И съемное жилье в разных концах Москвы, ставшие неотъемлемой частью ее столичной жизни, было словно продолжением ее неустроенного студенческого быта. Но это обстоятельство Антонину не пугало. Кто знает, сколько бы еще так продолжалось, если бы однажды в очередной съемной квартире где-то в Ясенево у нее не украли всю дорогущую фототехнику: и личную, и служебную…
