И друг Володька пропадал ночами в Катькином саду, который стал для молодого фронтовика райскими кущами.
Две свадьбы, как и намечали, сыграли в один день. Катькина родня напекла пирогов с яблоками, приготовила вареную картошку с жареным салом.
Яник же расстарался, чтобы по польскому обычаю на столе была запеченная курица, красный свекольный борщ и каравай из белой муки.
Каравай был накрыт полотенцем, и руки жениха и невесты — Яна и Клавдии — лежали на нем. Потом этим же полотенцем связывали их руки. Молодые должны были съесть по ломтику каравая. Оставшимся свадебным сдобным хлебом угощали гостей.
Кольца были серебряными. Свое кольцо мать подарила дочери. Ян же купил «обручку» всё на том же рынке, где обменял свой шерстяной свитер на мед.
Ну, и понятно, что от такой скорой и пылкой любви первенец не заставил себя долго ждать. В 46-ом году у них родился мальчик, которого назвали Томашем. В этом же году Клавдия с Яном расписались в советском Загсе.
Второй ребенок появился через пять лет — в 51-ом году. Это была девочка, которую назвали Магдой. А уж бутуз по имени Аристарх, родился в 63-ем, когда бывшему фронтовику Яну Рачинскому исполнилось сорок три года, а его, всё еще молодой жене — только тридцать три.
Аристарх рос обычным подмосковным мальчишкой: гонял футбольные мячи с соседскими друзьями, ходил с удочкой на рыбалку и летом отдыхал в пионерском лагере. И детство у него было вполне советское, несмотря на польскую фамилию, имя и отчество.
Его родители — медсестра районной поликлиники Клавдия и мастер мытищенского «Метровагонмаша» Ян — были очень рады, когда их сыну однажды предложили (очевидно, исходя из его природных физических данных) заниматься в легкоатлетической спортивной секции. Сначала — в местной, потом — в Москве. Что в последствии, очевидно, и определило будущее Аристарха: столичный институт физкультуры и звание международного мастера спорта по легкой атлетике. А чуть позже — и его работу в спортивной журналистике.
Веселое новоселье
Как комсомольский вожак, в качестве подарка на новоселье Антонине Аристарх приволок красивые настенные часы (очевидно, хранившиеся в каких-то тассовских закромах для разных торжественных случаев еще с «доперестроечных» времен).
Лариса подарила комплект красивого импортного постельного белья (не оскудело от этого приданое министерской дочки). А также набор из трех сковородок. И еще, учитывая пустые прилавки магазинов, принесла коробку шоколадных конфет (из отцовых подношений), пару банок прибалтийских шпротов, маленькую баночку «Мяса краба», попадавшуюся раньше иногда в хороших продуктовых заказах недавних советских (опять же, «доперестроечных») времен. И уж совсем диковинные для отечественного потребителя (но вполне обычные для ассортимента «Березки») маслины с лимоном, анчоусы и каперсы.
— Ларка, ты — настоящая подруга, — завизжала от восторга Тонька, оценивая щедрые продуктовые гостинцы. — А то мои сотоварищи — доки по отговариванию водочных талонов, а вот по части еды…
Тонька на секунду задумалась.
— Так, Ларка, — хозяйским тоном скомандовала Антонина, — из шпротов твоих сделаем бутерброды с вареным яйцом и маринованным огурцом. Мясо краба пойдет в деликатесный салат с теми же огурчиками, яйцами и баночкой зеленого горошка под майонезом…
— Вообще-то, в этот салат кладут консервированную кукурузу, — тихо заметила Лариса.
— Так, где ж я тебе ее возьму? — встрепенулась Антонина, — спасибо, что кто-то из гостей банку горошка притащил. Маслины тоже сразу на стол пойдут…
Затем новоиспеченная хозяйка осторожно взяла в руки две изящные стеклянные баночки.
— А это что такое? — спросила она у подруги, с изумлением рассматривая содержимое через хрупкое стекло.
— Анчоусы и каперсы…
— А вот эти… книперсы, — сказала с восторгом Антонина, — я спрячу в холодильник и есть не буду.
— Что же ты с ними собираешься делать? — удивилась Лариса.
— Я буду любоваться на них через стеклышко, нюхать через запечатанную крышечку и показывать эту диковинку всем, кто будет приходить ко мне в гости…
— Как хочешь, — улыбнулась Лариса и добавила, — очень вкусно пахнет картошкой с мясом.
Разговор происходил на коммунальной кухне. Тут молодая хозяйка спохватилась.
— Так я ж жаркое стряпаю, загляни в казанок и попробуй, не пересолила ли я.
Лариса подошла к газовой плите, кухонным полотенцем прихватила тяжелую чугунную крышку. И сразу пахнуло вкусным булькающим варевом. Гостья осторожно облизала горячую ложку.
— Посолено в меру. А вот лаврового листа сюда бы, или специй каких не помешало…
— Лаврушки нет, а вот перцу душистого щас кину…
— И еще, — Лариса улыбнулась, — правда, вкусно, только блюдо переварилось. Картошка превратилась в пюре, в котором плавают мясные волокна.
— Да ладно, — махнула рукой беспечная и молодая хозяйка, — парной телятиной картошку не испортишь. Два кило свежего мяса сегодня на Черемушкинском рынке ни свет, ни заря отхватила.
— Ну, тогда скажи своим гостям, — тут подружка призадумалась, — что это твой фирменный суп-пюре с телятиной «по-французски»…
— А что? — тюменская москвичка оживилась, — здорово ты придумала, Ларка, мне нравится.
Тут гостья увидела на одном из столов в самом углу нераспечатанную бутылку водки и торт «Чародейку». Подойдя ближе, прочитала записку, лежавшую на столе и написанную крупными буквами: «Уважаемые соседи, угощайтесь по случаю моего новоселья. Антонина».
— Тебе этого не понять, — вздохнула она, вспоминая хоромы министерской дочки.
Антонина не раз бывала в гостях у Ларисы.
— Представляешь, я сегодня праздную новоселье, а у меня как раз дежурство совпало на этот день.
— Какое дежурство? — не поняла подруга.
— Да общие места в квартире драить: ванну, раковины, унитаз. Мыть полы в кухне и коридоре. Вон видишь, график дежурств висит на стене.
Лариса подошла к рукомойнику, над которым висел пожелтевший от времени листок. Фамилия одного из соседей (понятно, бывшего) была перечеркнута, и над ней виднелась свежая надпись, выполненная шариковой авторучкой: «Курбатова Антонина Ивановна».
— Я тут договорилась с одной бабулей — божьим одуванчиком. Она согласилась.
Тонька вздохнула.
— С соседями надо ладить. Правда, не представляю, как буду соблюдать все эти «графики», ведь, я всё время по командировкам мотаюсь, — и она засмеялась.
Тут на кухню заглянула опрятная старушка лет семидесяти пяти.
— Вас к телефону, — вежливо сообщила она.
Тонька быстро выскочила в коридор коммунальной квартиры, и Лариса через пару секунд услышала ее недовольный голос.
— Да вы что… Я на вас жаловаться буду. Вы стол и стулья должны были привезти еще четыре дня назад! Крайний срок — сегодня утром. А уже вечер. И у меня новоселье. Я, по-вашему, гостей на полу буду угощать?
Всклокоченная Тонька появилась на кухне.
— Представляешь? — обратилась она за моральной поддержкой к приятельнице.
— Я всё слышала, — с сочувствием кивнула Лариса.
— Да, ладно, где наша не пропадала, — и новоиспеченная хозяйка махнула рукой.
В этот момент на кухню заглянули двое молодых людей уже с веселым блеском в глазах.
— Антонина, загибаемся с голодухи, — сказал один из них, которого звали Виктором, — а тут мясом с картошкой пахнет на всю квартиру. А я и вспомнить не могу, когда мясо ел в последний раз…
— Сейчас, сейчас… Всё уже готово, мужики. Вы только раньше времени не напивайтесь, — попросила молодая хозяйка.
Все гости уже слышали новость: долгожданные стол и стулья не привезут. Поэтому приходилось обходиться тем, что было.
Убранство комнаты было следующим. В углу стоял небольшой холодильник. У одной из стен комнаты красовался диван, к которому была приставлена тумбочка. На полу был постелен новый палас. На большом и широком подоконнике, какого уже не встретишь в современных квартирах, находилась посуда: подаренные на новоселье тарелки и чашки, вилки и ложки.
Антонина быстро подсуетилась, попросив у соседки-старушки пару табуреток. Их сдвинули вместе, накрыв вафельным полотенцем. К ним придвинули тумбочку — и импровизированный стол был готов.
Дамы и кое-кто из гостей-мужчин разместились на диване, остальные — сидя «по-турецки» на паласе вокруг «скатерти-самобранки».
— Дорогие гости, приношу извинения за некоторые неудобства, — сказала Антонина. — Надеюсь, они не испортят нашего веселья по случаю новоселья…
— Не испортят, не испортят, — загалдело возбужденное мужское большинство, разливая полученную по талонам московскую «Столичную».
Слово взял комсомольский секретарь Аристарх Рачинский.
