положения) нанимали за деньги, и поскольку их цена быстро росла: от 300 франков в 1800 г. до 6500 франков в 1811-м, а впоследствии и ещё выше, такая замена была доступна лишь меньшинству: ею могли воспользоваться не более десяти процентов новобранцев. Однако для тех, у кого были деньги, существовали и другие возможности, кроме замещения: можно было подкупить чиновников и врачей и добиться предоставления состоятельным и образованным молодым людям постов в гражданской или военной администрации. Кроме того, люди, способные оплачивать мундир и снаряжение, имели право записаться в одну из многочисленных рот церемониальной почётной гвардии (gardes d’honneur)[91], которые формировались по всей империи, и быть совершенно уверенными, что никогда не встретятся с неприятелем. Правда, многочисленные освобождения от службы, особенно зависящие от степени образования, были по карману только власть имущим. К тому же, помимо прочего существовало географическое неравенство. Наполеон считал в интересах политики необходимым относиться к некоторым землям мягче, чем к остальным: в 1801 г. в Верхнем Рейне, пограничной местности, традиционно поставлявшей рекрутов на военную службу, брали в армию одного человека из 860, тогда как в Финистере, где имело место сильное крестьянское сопротивление времён Революции, — только одного из 4930.
В других местах поощрения и тяготы службы тоже совершенно неравные: среди офицеров было столько представителей знати, что напрочь опровергалась поговорка о французском барабанщике, который носит в ранце маршальский жезл. Попасть в офицеры рядовому тем не менее было возможно и случаев подобного рода предостаточно, правда, для этого требовалась большая выслуга, и к славе приходили единицы. Поскольку офицеры всегда являлись любимцами общества, особенно дам, то образование и культура, а также знание этикета им были совершенно необходимы, простолюдин же зачастую не обладал требовавшимся объёмом знаний; вследствие этого из 2248 революционных и наполеоновских генералов только 177 были сыновьями рабочих, домашней прислуги или бедных крестьян, а из 26 маршалов всего лишь 3 начинали карьеру с рядового. Тот, кто хотел серьёзно продвигаться по службе, должен был попасть кадетом в офицерский корпус, обучение же в одной из нескольких военных академий, созданных Наполеоном, служба в почётной гвардии или в одном из кадетских батальонов, прикомандированных в 1804–1806 гг. к Национальной гвардии, требовали хороших денег. Если по какой-то причине отпрыски власть имущих всё же участвовали в войне не в составе офицерского корпуса, бывало и такое, им по крайней мере обещали, что простыми солдатами они не станут и в будущем смогут рассчитывать на приличную должность. Примерно 43 из 306 префектов вышли из военных, так же как и 95 процентов членов Почётного легиона и 59 процентов имперского дворянства: армейским офицерам шло больше половины выплачиваемых каждый год Наполеоном в форме постоянного дохода 30 миллионов франков (тут особенно везло маршалам, которым в качестве награды давали имения, приносившие доход более миллиона франков).
Наполеоновская Франция с полупрофессиональной армией, порождённой отнюдь не эгалитаристскими способами, сберегающая всеми доступными средствами людские и материальные ресурсы метрополии, вряд ли представляет собой «нацию под ружьём». Поэтому, чтобы понять причину триумфа французов, нам придётся отойти от обобщения Клаузевица и заняться детальной оценкой наполеоновской армии. Прежде всего следует иметь в виду, что Наполеон унаследовал ряд ценных качеств революционных армий в плане тактики, организации и личного состава. Французская пехота пользовалась самой гибкой и эффективной тактической системой в континентальной Европе. Тогда как остальные армии в начале войны продолжали делать ставку на неудобную сомкнутую линию, во французской армия в последние годы старого режима после продолжительных дебатов был введён новый тактический устав, согласно которому основным боевым порядком для манёвра становилась батальонная колонна, о многочисленных достоинствах которой в плане гибкости и мобильности уже упоминалось. К тому же, в других армиях сравнительно немного специальных войск выполняли функции стрелков в рассыпном строю, причём это были, как правило, отдельные полки, которые занимались исключительно одним делом; все французские пехотинцы, каким бы ни было их конкретное предназначение, умели сражаться где угодно и как угодно по причине разносторонней подготовки. Вследствие этого любую атаку можно было прикрыть плотным щитом из стрелков, который при необходимости можно было укреплять дальше и дальше, до тех пор пока таким образом не будут развёрнуты все батальоны, после чего защитникам приходилось отвечать только на ружейный огонь. Если стрелков не хватало, — а они, как первыми начали понимать британцы, были единственными, кто мог противостоять такой тактике, — атака, предпринятая врагом, могла стать сокрушительной. Дивизия фон Граверта (von Gravert) была разбита в пух и прах французскими стрелками, укрывшимися у деревни Фирценайлиген (а ведь у прусской армии было 27 батальонов лёгкой пехоты и, кроме того, предполагалось каждую третью шеренгу строевого пехотного батальона использовать в качестве стрелков; неповоротливый ум и недальновидность помешали воспользоваться явным преимуществом собственных сил). Точно так же во второй день сражения при Эспиноза де лос Монтерос (10–11 ноября 1808 г.) астурийская дивизия генерала Асеведо (Acevedo) была разбита наголову, когда её командующий и значительная часть офицеров попали в перестрелку с французским отрядом, прорвавшимся к её позициям в разомкнутом строю, — и всё из-за того, что испанцы вовремя не подготовились и не организовали прикрытие из своих стрелков. Войска, использующие сомкнутый строй, не попали бы в подобное положение, поскольку на стрелков фактически не действовал залповый огонь, тогда как штыковая атака несла им немалую угрозу: при Ватерлоо подразделение Германского Королевского легиона было уничтожено фланговой атакой французской кавалерии при его наступлении на нескольких стрелков близ Ла-Хэ-Сент. Короче говоря, противостоять стрелкам могли только другие стрелки, но в большинстве континентальных армий настолько укоренилось предубеждение против этого рода войск — якобы тактика разомкнутого строя расшатывает дисциплину и на руку дезертирам, — что даже специально обученные отряды редко использовали по назначению. Превосходство в тактике пехоты не было единственным преимуществом французов. Чрезвычайно мобильные, лёгкие и хорошей конструкции французские пушки и гаубицы по манёвренности и мощи огня превосходили такое же оружие почти во всех других армиях, и потом, их было очень много, ими командовали офицеры, для которых необходимость сосредоточения орудий в большие батареи являлась непреложной истиной. Так что французская армия и в атаке и в обороне могла рассчитывать на мощную огневую поддержку.
К тому же, в организационном плане унаследованная Наполеоном армия отличалась тем, что вот уже несколько лет она формировалась из постоянных дивизий (о присущих такой структуре преимуществах уже упоминалось). Вполне вероятно, но это вопрос спорный, подобная постановка дела, кроме того, повысила уровень армейских генералов. Кое в чём,
